Поместье с привидениями - Людмила Мартова

пока я проводила свои изыскания, все в доме легли спать. Если бы невесть откуда снова зазвучала скрипка, то кого-нибудь бы удар хватил, так что я ретировалась сюда. Мой папа ходил перед сном в баню, так что я знала, что дверь открыта.

– Может быть, тот, кто исполнял «Реквием по мечте», пока мы ужинали, тоже играл на этой самой скрипке?

– Не думаю. Она совсем по-другому звучит. Там все-таки была запись. А здесь звук совершенно уникальный. Я никогда такого не встречала. Вот, послушай.

Она забрала у Глафиры скрипку, приложила ее к подбородку, вскинула голову, особенным, ни на что не похожим, очень женственным жестом подняла руку со смычком. По комнате полился звук, от которого по спине у Глафиры побежали мурашки. Таисия была права, никогда до этого она не слышала ничего подобного. Звуки музыки накрывали с головой, как мягкое, легкое, невесомое одеяло, ласкающее кожу. Возможно, Таисии Ермолаевой не хватало мастерства, она не была знаменитым скрипачом, которому рукоплещут огромные концертные залы, но волшебная скрипка все делала за нее. Вместо нее.

Глафира слушала, затаив дыхание. Таисия перестала играть, опустила скрипку, посмотрела на нее яркими, подозрительно блестящими глазами, в которых, кажется, стояли слезы.

– Понимаешь разницу, да?

– Понимаю, – кивнула Глафира. – Это действительно какое-то волшебство.

– Ладно, пойдем спать, ночь уже совсем, – Таисия начала бережно укладывать скрипку в лежащий на столе футляр. – Ума не приложу, как ночевать в одной комнате с тремя с половиной миллионами долларов. Правда, до сего момента они точно так же преспокойно жили здесь же, в усадьбе, и никто на них не посягал, так что есть надежда, что и эта ночь пройдет спокойно, а утром я первым делом верну «Хаммер» владелице, хотя с удовольствием вечером еще раз на ней сыграю.

Вдвоем они вышли из бани. При этом Таисия выключила свет, и теперь только луна освещала выложенную камнем дорожку, по которой они шли обратно к дому. В усадьбе было тихо-тихо. Ветра совсем не было, поэтому тишина казалась абсолютной, от нее даже немного закладывало уши.

Глафире внезапно показалось, что за ней кто-то наблюдает. Она просто физически ощущала чей-то внимательный взгляд, падающий откуда-то сверху. С неба? Нет, она точно сошла с ума за этот злосчастный год. Она помотала головой, чтобы отогнать невесть откуда взявшееся наваждение. Ее новая приятельница уже подошла к дверям дома, потянула за ручку, шагнула за порог. Глафира сзади немного замешкалась оттого, что маленький камешек попал внутрь ее туфли-балетки и теперь кололся, мешая сделать шаг.

Она остановилась, чтобы вытряхнуть его из туфли, и это простое действие, кажется, спасло ей жизнь. Чугунный шар, входящий в купольную готическую конструкцию, со свистом рассекая воздух, свалился с крыши и, пролетев в пятидесяти сантиметрах от ее головы, с грохотом упал на каменную дорожку, отколов от нее острые кусочки, разлетевшиеся в разные стороны. Один из них довольно больно впился Глафире в ногу. От неожиданности она плюхнулась попой на дорожку.

– Глаша! – Таисия, выскочившая обратно на улицу, была рядом, не забывая бережно прижимать к себе чехол со скрипкой. – Ты цела? Тебя не задело?

– Да, все в порядке, – Глафира немного дрожала, потому что действительно испугалась. – Я только не поняла, что это было.

– Тая, что случилось? – из дома выскочил Глеб Ермолаев, босой, с голым торсом, в одних лишь джинсах, причем не застегнутых, а оттого сползающих на бедра.

Спереди виднелась белая полоска трикотажных трусов, а над ней резинка с надписью «Кельвин Кляйн». От этой картины все еще сидящая на земле Глафира вдруг зарделась, как юная девица.

– С крыши свалился металлический шар и чуть не убил Глафиру.

– Глафиру? А ты? Ты в порядке?

То, что он беспокоится о дочери, было совершенно естественно, но Глафиру подобное пренебрежение почему-то обидело почти до слез.

– Я в порядке, пап, я почти успела в дом зайти.

– А вы, значится, шли следом? И как вас угораздило увернуться?

Теперь Ермолаев обращался к Глафире. От обиды, боли в ноге и испуга она не могла говорить, только таращилась на него снизу вверх, молча глотая слезы. Он подошел, присел рядом, поднял с земли злополучный шар, покачал его на ладони, словно взвешивая.

– Эй, вы в обмороке или просто онемели от шока? У вас по ноге кровь течет. Вас все-таки задело, что ли?

– Я не в обмороке и не онемела, – злобно проговорила Глафира. – А кровь оттого, что мне в ногу впилась каменная крошка. Надо ее достать. Но тут для этого слишком темно.

– Дайте я посмотрю.

Он достал из кармана джинсов телефон, включил на нем фонарик, направил его луч на Глафирину ногу. Она послушно проследила взглядом за лучом, увидела острый осколок камня, торчащий из небольшого пореза на верхней части стопы, и даже не успела ничего сказать, как Ермолаев резким движением выдернул этот осколок из ее ноги.

– Ай!

– Все-все. Теперь ранку нужно обработать перекисью водорода или хлоргексидином, а лучше и тем и другим. Если у вас нет, то я вам дам, потому что всегда вожу эти средства с собой.

– У меня есть, – заверила его Глафира. – Я не менее предусмотрительная, чем вы.

– В обморок точно падать не собираетесь?

– Не собираюсь. Помогите мне встать, пожалуйста.

Ермолаев поднялся на ноги, ее взгляд на мгновение снова оказался прикован к его расстегнутой молнии. Да что ж такое-то. Тут он протянул Глафире руку и рывком привел в вертикальное положение. Наклонился и снова поднял с земли чугунный шар, чудом ее не убивший.

– Интересно, почему он вдруг упал?

– Может быть, потому, что его кто-то сбросил? – спросила Таисия. – А что вы оба так на меня смотрите. Ремонт на крыше давно закончен, идут отделочные работы внутри одного крыла. Грозы нет. Даже минимального ветра нет. Так что единственное логическое объяснение – чья-то злая воля. Пап, ты когда по лестнице спускался, кого-нибудь видел?

– Никого я не видел, – буркнул Ермолаев. – В доме все спят. Час ночи почти. Это вам отчего-то не спится, молодые леди.

– А вам? – спросила Глафира проницательно. – С чего вдруг вы выскочили на улицу? Полюбоваться произведенным эффектом?

– Вы что? С ума сошли? – довольно грубо спросил он. – Вы обвиняете меня в том, что я намеревался убить собственную дочь?

– С учетом того, что я вижу вас первый раз в жизни, я понятия не имею об отношениях внутри вашей семьи, – разумеется, Глафира вовсе не считала, что этот человек хочет убить Тасю, но отчего-то ей нравилось смотреть, как он злится. – Кроме того, эта штуковина полетела вниз после того, как Тася зашла внутрь. Поэтому не вижу причин, почему бы вам не ответить, как вы оказались на улице.

– Услышал через открытое окно Тайкин голос, – неохотно сказал Ермолаев. – Окно моей спальни выходит на эту сторону, поэтому я встал посмотреть, с кем это она полуночничает. Увидел, что с вами, потом открылась входная дверь, ее из окна не видно, если не высовываться, а потом что-то пролетело, раздался удар, вскрик, разумеется, я помчался проверять. Думал, что-то с Тайкой.

– Хорошо хоть штаны надел, – сообщила его дочь. – Правда, не застегнул.

Он охнул и схватился за распахнутый зиппер. Даже в темноте Глафира увидела, как краска стремительно заливает его крепкую шею, и злорадно хихикнула. Почему-то он ее не раздражал, нет, а цеплял за живое. Это было странно, потому что большинство людей оставляли ее равнодушной. Не было ей до них никакого дела.

– Простите. Было не до политеса.

– То есть вы точно никого не видели? И не слышали? Ваша комната находится как раз под тем местом, откуда упал шар.

– Есть еще мансарда, а над ней чердак, – Ермолаев пожал плечами.

Они у него были крепкие и рельефные. Видимо, этот человек немало времени проводил в спортзале. Глафира прикинула, сколько ему может быть лет, получалось сорок пять. Ненамного моложе Валеры, а фигура, несомненно, лучше. Тьфу ты, черт, и куда ее, спрашивается, понесло.

– Я никого не видел, ничего подозрительного не слышал, и в то, что кто-то сбросил эту штуковину специально,