Горький пепел победы - Валерий Иващенко

- Если через четверть часа мне на подносе принесут головы короля Ранзевилла и барона Поупа, я не стану разбивать этот шар о землю или давить в ладони, - лаконично ответил чёрный маг. - Ветер дует от меня в сторону Имменора. Он, равно как и заклинание в моей ладони, вызван с помощью тщательно выверенного обряда чёрной магии - против этого вся мощь других волшебников бессильна.

Даже против ветра слышно было, как чертыхнулся сквозь зубы растрёпанный на ветру Эндариэль. На миг он потерял концентрацию, и по магическому щиту заплясали ослепительно белые молнии. Но волшебник тут же исправил свою промашку, а затем, сплюнув от омерзения, свёл ладони. Лишённая его поддержки, магическа защита мягко заиграла мерцанием, и тут же схлопнулась.

- Это называется - шах и мат, - невесело объявил эльф. - Все наши трепыхания против чёрного ни к чему не приведут. Город обречён.

Тем временем Валлентайн, по-прежнему держа в ладони своё изделие, носком сапога перевернул стоящие у его ноги песочные часы, на которые доселе никто внимания не обращал.

- Время пошло. Но должен признать, дамы и господа, что рука у меня начинает затекать. А при одной только мысли о последствиях даже мне, чернокнижнику и убийце по определению, становится не по себе. К тому же, дрянное стекло из Фалинора… если неумехи-стеклодувы его случайно перекалили - бывает, что и само лопается…

- Нет, ну каков же мерзавец! Даже если я испепелю его огненным шаром, этой чёрной заразе ничуть не повредит, и она разлетится на весь город, - Кизим поднял ладонь, словно примерялся, однако лишь сокрушённо потряс бритой головой.

- Триста тысяч населения, это даже если мор не накроет пригороды и деревни - и на другой чаше весов всего-то две головы. Невесёлая арифметика, - признал король. Некоторое время он с кислым выражением на холёном лице, которое уже тронуло неумолимое время и следы губительных страстей, что-то раздумывал. А затем его властный голос взлетел над головами подданных. - Палача сюда, и барона Поупа.

А затем он повернулся к одинокому чёрному магу, и от его взгляда Валлентайну стало как-то не по себе.

- Мы бы дали голову на отсечение, что никогда не видали вас, молодой лорд… хотя голова наша и так скоро отлетит. Быть может, вы развеете наши сомнения - возможно, вы просто пробуете свои силы, и каким-либо образом нам удастся прийти к соглашению?

- Это личная месть, ваше величество - и платить по счетам придётся вам и барону Поупу, - Валлентайн с таким отвращением выплюнул последнее слово, что у всех, со вполне понятным вниманием наблюдающих за этой сценой, отпали всякие сомнения.

- Нелепость какая-то, - король пожал плечами. - Тогда просветите нас - где и когда мы и наш лучший друг барон Поуп перебежали вам дорогу?

Голос Валлентайна дрогнул. Он почти наяву, уже в который раз увидел тот памятный вечер. Тогда в двери их дома без стука вошёл закрывающий лицо краем плаща человек, которого даже впотьмах и спьяну невозможно было бы принять за простолюдина. Мать как раз затеяла пирожки, и её осыпанные мукой руки всплеснули в удивлении, когда столь бесцеремонно вломившийся стал требовать у ведьмы приворотное зелье. А ведь потомственная ведьма в своё время отказалась принять Силу. Она стала всего лишь простой травницей, хотя слава о её талантах и разошлась далеко за пределы графства…

- Даже если бы она захотела, то не сумела бы сделать такое. И уж тем более навести на деревню мор, в котором её после обвинили. Матушка никогда не могла сотворить даже самого простого заклинания. А потом… потом я стоял в толпе на площади Имменора, когда по личному приказу короля там жгли ведьму. И тогда я поклялся отомстить… - от волнения голос волшебника прервался, и он на миг опустил голову. - Пять минут прошло, а рука у меня уже почти занемела.

Король слушал эти слова опустив голову. Затем он повёл по сторонам безумным взором.

- Прокурор, помните ли вы тот случай?

Из жидкой толпы сановников выступил высохший от ежедневных забот и бумажной пыли человек. Одного только взгляда на его жёлтое костлявое лицо доставало, чтобы признать в нём самую ненавистную породу из всех чиновников - судейского крючкотвора. Больше ненавидели разве только сборщиков податей, но те всё-таки люди подневольные.

- Точно так, ваше величество, помню. Доказательств в том деле не удалось раздобыть никаких, несмотря на следствие и все усилия палачей в допросных, а потому закон оказывался бессилен. Но, по представлению барона Поупа вы распорядились о казни личным указом. Воля монарха превыше закона…

Раздосадованный король отмахнулся в полном отчаянии.

- Да, точно, было что-то такое… Нам и самим не удалось тогда догадаться, как это наш друг ловко вдруг женился на маркизе дю Эжен. Что скажешь, дружище?

Последние слова его относились к полуодетому барону, мясистую тушу которого уже бесцеремонно притащила пара гвардейцев.

- Ложь, всё ложь и наветы, - только и повторял бледный до неприличия и потный дворянин.

Однако в это время неожиданно для всех негромким голосом отозвался эльфийский целитель, который завернувшись в свой примечательный зелёный плащ стоял чуть в сторонке и угрюмо прислушивался да присматривался к этой сцене.

- Нет. Должен заметить, что эльфийскому двору давно было известно о том происшествии. Из неких соображений высокой политики было решено не ставить в известность короля хомо, и пока только следить за развитием ситуации. Чернокнижник действительно мстит за невинно осуждённую мать. Мы почти с самого рождения иногда посматриваем за ним, потому и…

Стоит признать, что известие поразило большинство присутствующих словно громом - но быстрее всех опомнился именно его величество Ранзевилл. Губы его искривились в горькой усмешке. Он подал знак палачу и величественно указал рукой.

- Вот на том валуне, прямо сейчас отрубить голову барону Фернандо дю Поупу, урождённому шевалье Поупу, кавалеру каких-то там звёзд, знаков отличий - и нашему бывшему другу.

Гвардейцы повели хрипло рычащего и упирающегося барона к месту лобной казни. Стоит признать, что столь высокородный дворянин не нашёл в себе сил идти достойно - ещё паре солдат пришлось подхватить того за ноги и вчетвером тащить его извивающуюся тело.

- Осталось пять минут, - объявил было Валлентайн, сердце которого уже не просто билось учащённо - оно просто неслось вскачь.

Однако из-за цепочки солдат выскользнула девичья фигурка, кое-как закутанная в нелепую цветастую шаль поверх ночной рубашки, и бросилась к чернокнижнику. Девчонка того возраста, когда уже почти пора, спотыкаясь на бегу, летела к мучителю в своей последней надежде.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});