Измена. (не) Любимая жена - Лада Зорина

стола и побрёл в кабинет.

Он не собирался к ней прикасаться, он вообще не думал об этом. Он вышел на кухню, устроив себе перерыв, пока пересматривал добытые людьми Ильмина полные записи с камер видеонаблюдения. Он всего-то хотел добыть себе стакан воды.

Но Лиля оказалась на кухне.

И этот простой факт неожиданно выбил его из колеи.

Вот она, деловито роется в холодильнике в поисках позднего ужина. Их огромный дом замер в дремоте, свет везде потушен, кругом уютная тишина.

Всё как всегда. Ничего не случилось.

И как бы ему, чёрт возьми, хотелось в это поверить.

Выключить голову, выбросить оттуда все мысли, просто забыть.

На мгновение ему показалось, он готов. Он правда готов всё забыть.

Забыть. Даже если она… даже если что-нибудь на том корпоративе и произошло.

Герман вошёл в кабинет, закрыл за собой дверь, рухнул в рабочее кресло.

Перед ним стоял ноутбук с поставленным на паузу видео.

И воды не попил.

И тело продолжало вибрировать от пережитого.

Он какой-то, мать твою, извращенец. Одна половина башки вроде бы ещё функционирует, вторая… вторая отключена и продуцирует исключительно образы. Яркие, жаркие, совершенно сейчас неуместные.

Он хотел её.

Он так сильно хотел её… как никогда не хотел.

Потому что чувствовал, что она от него ускользает?..

Страх придавал его желанию какай-то странный, новый оттенок. Глубину и силу, которую может породить только отчаяние.

И как погасить в себе всё это, он понятия не имел.

Герман провёл ладонью по лицу и медленно выдохнул. Проверил таймер на видео и отжал кнопку паузы.

Он всё же был прав — как такового монтажа не было и в помине. Вырезанные фрагменты — сплошь пустое видео, пустой коридор.

Просмотр по сути не дал ему ничего. Лишь позволил убить время, которое он провёл бы, проворочавшись с боку на бок в своей холодной постели.

Но свет на произошедшее не проливал.

Зато под утро позвонил его начбез. Невзирая на исключительно ранний час, звучал так, будто и не ложился:

— Герман Александрович, не разбудил?

— Нет, — он откинулся на спинку кресла и потёр саднившие веки. — Я же сказал, можешь звонить мне в любое время суток.

Ильмин угукнул и кашлянул — непривычное для него выражение неуверенности:

— Кгм… я понимаю, что вы ждёте новую информацию. Но дело в том, что мне вас порадовать нечем.

Герман постарался не обращать внимания на то, как уже привычно затянуло под рёбрами.

— Нечем, потому что есть только плохие новости или?..

— Нет, не в этом дело, — поспешил возразить Ильмин. — Просто нет по сути никаких новостей. Ничего нового мы не нарыли. Лиля Сергеевна… чистая она. Ни с кем и нигде, помимо работы, в последнее время не встречалась. Подругу из этого списка я исключил, как вы и просили. С ней она регулярно на перерыве в кафе ходила или по магазинам. Не знаю, откуда черпали информацию ваши сторонние источники, но по моей линии всё тихо.

— Услышал, — он боролся с желанием шумно выдохнуть, чтобы выпустить из себя скопившееся внутри напряжение. — Продолжайте работу.

— Понял. И вот ещё что. Сотрудники из фирмы безопасности магазина к диалогу открыты. На случай если решите лично их опросить. Если вам понадобиться задать какие-то личные вопросы…

— Перешли мне их контакты.

Ильмин пообещал выйти на связь, как только появится что-нибудь стоящее внимания.

Через пару минут на экране ноута высветилось уведомление — пришло письмо с контактами сотрудников фирмы.

Герман открыл почтовую папку «Входящие».

Кажется, он уже знал, как пройдёт его сегодняшний день.

Пройдёт он вдали от офиса и любых рабочих вопросов.

Глава 36

Дорогу к себе в спальню я почти не помнила. Сознание включилось не раньше, чем за моей спиной захлопнулась дверь.

Я кое-как доковыляла до постели, рухнула в неё и свернулась калачиком.

Меня до сих пор ощутимо трусило. По телу прокатывались волны жара, природу которого я не хотела сейчас анализировать.

Нет, нет, только не сейчас.

Тогда пришлось бы честно признать, что я и себе самой не могу доверять. А что же мне тогда остаётся?

На смену бесконтрольно вспыхнувшему желанию, которое мало-помалу всё-таки отступало, приходила злость на себя за эту непростительную слабость.

Герману сложно сопротивляться. Очень. Очень сложно.

Мне удавалось это делать только вначале нашего с ним знакомства и ровно до нашей первой ночи.

Потом любое сопротивление казалось безумием. Моё тело жаждало его с пугавшей меня силой. И почему-то я был уверенна, что наш страшный разлад, конечно же, сведёт на нет даже мысль о новой близости.

Как же страшно я ошибалась…

Я закрыла лицо ладонями и тихонько застонала.

Да разве же это укладывается хоть в какие-то рамки разумного?

Мы почти на пороге развода, между нами — пропасть и хаос. А стоит только коснуться друг друга…

Но я всё-таки должна быть ему благодарна за сказанное. Его слова помогли мне вернуться в себя и сбежать, пока не случилось то, что ещё больше запутало бы нашу и без того непростую и странную ситуацию.

И вот тут злость во мне наконец-то победила желание. Я села в постели и растёрла выкатившиеся из глаз слезинки.

Он вот, значит, как рассудил. Он готов меня простить.

Простить за тот тяжкий грех, которого я не совершала!

Как будто не слышал ни слова из того, что я ему говорила!

Истосковался, видите ли. Готов уступить. Готов забыть и простить.

Промучившись всю ночь без сна, наутро я кое-как сползла с постели — с гудящей головой и потяжелевшими веками.

Порадовало только одно — когда спустилась в столовую, выяснилось, что муж давно уехал.

— Герман Александрович куда-то ни свет ни заря отправился, — доложили мне за завтраком.

Я задумчиво отпила свой крепкий кофе и почувствовала, что задышалось чуточку легче.

И куда нелёгкая его понесла в такую рань? Может, что-то на работе стряслось?

Впрочем, меня не должно это интересовать. Не должно — и точка.

У меня полно своих дел, помимо работы.

Вот только с ними не особенно-то задалось.

Вечно крутившийся в магазине Алексеев не появился ни до обеда, ни после. Какое-то время я ещё кусала губы, не решаясь заговорить о нём с начальством, но отчаяние поджимало.

Я должна была как можно скорее узнать, кому и зачем он отдал ту проклятую видеозапись. И он просто обязан мне рассказать, почему так долго не выходил из подсобки. Что он там, чёрт возьми делал, когда я отключилась?

За десять минут до окончания обеденного перерыва я прямо