Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма. - Роберт Скотт

После стольких невзгод счастье подарило нас улыбкой: целые сутки стоял штиль при ярком солнце. Такая погода в этой местности подходит ближе к моему идеалу, чем любое другое испытанное мною состояние. Тепло от солнца вместе с живительным холодом воздуха дает мне невыразимое ощущение силы и здоровья, тогда как золотой свет, проливаемый на это дивное сочетание гор и льдов, создает великолепие, которое вполне удовлетворяет мое чувство красоты. Никакими словами не передать того впечатления, которое производит открывшаяся перед нашими глазами чудесная панорама. Понтинг в восторге и изливает его в таких выражениях, которые у другого и о другом предмете могли бы показаться чересчур напыщенными.

Лейтенант Эванс в «вороньем гнезде»

Выгрузка. Рабочая неделя

Пока мы были на берегу, Кэмпбел принимал первые меры к выгрузке припасов. Выгрузили двое моторных саней и живо распаковали их. Тут нам опять повезло. Сани и все принадлежности к ним, несмотря на непогоду и на всю пролившуюся на них в пути морскую воду, вышли из ящиков такими чистыми и свежими, точно накануне были упакованы. Спасибо офицерам, позаботившимся о том, чтобы сани были укрыты брезентами и накрепко привязаны. После саней очередь дошла до лошадей. Некоторых из них нелегко было поставить в ящик. На большинство Отс действовал уговорами, а нескольких матросы просто вынесли. Хотя лошади все исхудали и некоторые оказались донельзя истощенными, я был приятно удивлен проявленным ими оживлением; некоторые даже расшалились. Не могу сказать, как я был рад, когда все 17 лошадей были привязаны к воткнутым в лед кольям. С той минуты как они почувствовали под ногами снег, они, видимо, ожили, и я не сомневаюсь в том, что они быстро совсем поправятся. Мы благополучно доставили их на место, и это можно считать за истинное торжество. Для них, бедняжек, каким должно быть наслаждением впервые после столь долгого заточения покататься по снегу, и как они должны были обрадоваться возможности почесаться! Все они, очевидно, страдали от накожного раздражения. Каково же им было терпеть такую пытку в течение нескольких недель без этой возможности. Я замечаю, что теперь, когда лошади привязаны вместе, они оказывают друг другу эту услугу и самым дружеским образом грызут бока одна у другой.

Выгрузка лошадей

Мирз рано вышел с собаками и почти целый день заставлял их возить небольшие тяжести. Много хлопот наделало нелепое поведение пингвинов, беспрестанно группами наскакивающих на нашу льдину. С той минуты как ноги пингвинов касались льдин, они всеми своими замашками выражали неистовое любопытство с полнейшим тупоумным пренебрежением к могущей грозить им опасности. Подходят они переваливаясь, обычным глупым манером тыкают клювом то в одну, то в другую стороны, не обращая внимания на свору собак, рычащих и рвущихся к ним, точно говорящих: «Чего вам надо? Что за возня?» Пингвины приближаются еще на несколько шагов. Собаки рвутся, кидаются, насколько позволяет привязь или сбруя. Пингвины нимало не смущаются, только ерошат перья на шее и сердито что‑то кудахчут, точно ругают непрошеных гостей. Все их приемы и ужимки можно бы, кажется, перевести словами: «О, вот вы какие! Ну, не к таким попали: мы не позволим запугать себя и командовать нами». Еще один последний, роковой шаг, и они уже в пределах досягаемости. Прыжок, сдавленный крик, красная лужица на снегу — инцидент исчерпан. Ничем не удержать этих глупых птиц. Как ни стараются наши люди отпугнуть, в ответ получается только характерное ныряние головой и гортанное кряхтение: «Вам, дескать, какое дело? Чего суетесь, глупые? Отстаньте».

При виде первой пролитой крови налетают большие поморники, и начинается пир. Замечательно, что присутствие их, по‑видимому, не возбуждает собак. Поморники просто садятся в нескольких шагах от них и выжидают своей очереди, ругаясь и ссорясь между собой по мере того, как прибывает добыча. Такие случаи беспрестанно повторялись и сильно расстраивали собак, отвлекая их от дела. Мирз то и дело выходил из терпения.

После полудня моторные сани уже работали до конца дня: Дэй на одних, а Нельсон на других. Несмотря на небольшие неудачи, они перевезли на берег изрядные тяжести. О больших успехах говорить рано, но, без сомнения, ожидать их можно.

Следующая очередь была за домом. Большое количество леса в течение дня было выгружено, так что вечернее солнце сегодня освещает совсем уже не такое положение, какое было даже сутки назад.

Я сейчас вернулся с берега.

Место для дома выровнено, и строители, получив провизию на восемь дней, поселились на берегу в большой зеленой палатке. Лошади привязаны на удобном снежном склоне, так чтобы им нельзя было есть песок. Отс и Антон [Омельченко] ночуют на берегу, чтобы присматривать за лошадьми. Собаки привязаны к длинной цепи, протянутой на песке: они лежат, свернувшись, после долгого дня и уже глядят бодрее. Мирз и Дмитрий Геров ночуют в зеленой палатке, чтобы не терять собак из виду. Запасы пищи для лошадей и собак, так же как и для людей, уже выгружены. Двое моторных саней благополучно доставлены на берег.

Для первого дня недурно. В 6 ч утра завтра опять начнется работа.

Отрадно видеть, наконец, результаты многомесячной подготовки. В то время как я пишу эти строки (в 2 ч пополуночи), вокруг храпят люди, утомленные целым днем тяжелой работы и готовящиеся к другому такому же дню. Надо и мне поспать, так как я провел 48 часов без сна. Но теперь по крайней мере могу надеяться на приятные сновидения.

Четверг, 5 января. Сегодня в 5 ч утра все были на ногах и в 6 ч уже за работой. Никакими словами не выразить усердия, с которым трудится каждый, как постепенно хорошо налаживается работа.

Я сегодня немного опоздал и потому был свидетелем необыкновенного происшествия. Штук шесть‑семь косаток, старых и молодых, плавали вдоль ледяного поля впереди судна. Они казались чем‑то взволнованными и быстро ныряли, почти касаясь льда. Мы следили за их движениями, как вдруг они появились за кормой, высовывая рыла из воды. Я слыхал странные истории об этих животных, но никогда не думал, что они могут быть так опасны. У самого края льдин лежал проволочный кормовой швартов, [43] к которому были привязаны две эскимосские собаки. Мне не приходило в голову сочетать движения косаток с этим обстоятельством, и, увидя их так близко, я позвал Понтинга, стоявшего на льду рядом с судном. Он схватил камеру и побежал к краю льда, чтобы снять косаток с близкого расстояния, но они мгновенно исчезли. Вдруг вся льдина колыхнулась под ним и под собаками, поднялась и раскололась на несколько кусков. Каждый раз как косатки одна за другой поднимались подо льдом и задевали о него спинами, льдина сильно раскачивалась и слышался глухой стук. Понтинг, к счастью, не свалился с ног и смог избегнуть опасности. Благодаря счастливейшей случайности трещины образовались не под собаками, так что ни та, ни другая не упали в воду. Видно было, что косатки удивились не меньше нас. Их огромные безобразные головы высовывались из воды футов на 6–8, и можно было различить бурые отметины на головах, их маленькие блестящие глаза и страшные зубы. Нет ни малейшего сомнения, что они старались увидеть, что сталось с Понтингом и собаками.