Сказки Африки - Н Егорова

На этом сказка кончается.

ПТИЦА, ЖИВУЩАЯ У ВОДОПАДА

Почему больше никто не относит крокодилов в воду

Перевод с французского О. Каменевой

Бама, крокодил-кайман, сказал:

— Хочу есть.

Он вылез из воды вместе со своими малышами-крокодилятами и отправился на поиски чего- нибудь съедобного.

Но вода внезапно спала и оказалась далеко позади них.

Лёжа на песке и широко открыв пасти, старый Бама и его малыши зевали от голода.

— Крак! Крок! — щёлкали они челюстями.

Мимо проходил охотник.

Он сказал:

— Бама, зачем ты вылез из воды?

Крокодил сказал:

— Я просто пошёл прогуляться, прогуляться со своими малышами. И вдруг вода спала и осталась далеко позади нас. Крак! Крок! Есть хочу!

Охотник говорит:

— Если бы ты не был таким неблагодарным зверем, я, пожалуй, отнёс бы тебя и твоих малышей обратно к воде.

— О! Конечно, — говорит Бама, — отнеси нас скорее к воде, меня и моих малышей.

Тогда охотник сплёл верёвку из волокнистой коры какого-то дерева и связал крокодила, чтобы было легче нести его на голове. Потом он привязал к его хвосту крокодилят, чтобы всех вместе отнести на берег реки.

Подойдя к воде, охотник спросил:

— Бама, опустить тебя здесь?

Крокодил ответил:

— Пройди ещё немножко.

Охотник сделал по воде три шага и сказал:

— Бама, опустить тебя здесь?

Крокодил ответил:

— Пройди ещё немножко.

Охотник сделал ещё три шага. Вода была ему уже по колено. Он сказал:

— Крокодил-крокодил, опустить тебя здесь?

Бама сказал:

— Пройди ещё немножко.

Охотник сделал ещё три шага. Вода теперь доходила ему до бёдер.

Он крикнул:

— Крокодил-крокодил, опустить тебя здесь?

Бама сказал:

— Давай, опускай.

Охотник опустил его в воду и развязал верёвку.

И в ту же минуту крокодил схватил охотника за ногу:

— Всё, теперь не уйдёшь. Какой лакомый кусочек! Я голоден. Вот тебя-то я и съем.

— Отпусти меня! — кричал охотник.

— Нет, я тебя не отпущу, — сказал ему Бама. — Сейчас я тобой славно пообедаю.

— Отпусти меня! — кричал, охотник, вырываясь.

Но Бама и его малыши держали его крепко.

Тогда охотник сказал:

— Значит, Бама, ты всё-таки неблагодарный зверь! — и притих. Он был уже по пояс в воде. А больше он ничего не говорил и уже не шевелился.

Мимо пробегал заяц.

Он сказал:

— Охотник, ты чего тут торчишь?

Охотник ответил:

— Меня схватил Бама.

Заяц опять спросил:

— Зачем он тебя схватил?

Тогда охотник проговорил очень быстро, так как уже успел испугаться:

— Я шёл к берегу реки. Вода в ней спала, и река отступила. Крокодил и его малыши оказались на мели. Им было очень плохо. Я им сказал: «Не будь ты неблагодарным, Бама, я бы отнёс вас всех к воде». Старый Бама просил меня отнести их. Я ответил: «Не понесу я вас, вы меня потом съедите». Старый Бама сказал мне: «Мы тебя не тронем». Тогда я взвалил их всех на себя и отнёс в воду, а старый Бама схватил меня за ногу, и дети его тоже в меня вцепились. И теперь я им кричу: «Отпустите меня! Да отпустите же!» А они мне отвечают: «Нет уж, мы тебя не выпустим!» Что ты на это скажешь? Разве это честно?

Заяц сказал:

— Неужели ты смог нести такого тяжелого крокодила на голове?

Охотник ответил:

— Смог.

— Со всеми его крокодилятами?

— Со всеми его крокодилятами.

— Ты смог донести их до реки?

— Смог.

— Не верю, — сказал заяц и закричал: — Бама, правда то, что он говорит?

Крокодил ответил:

— Правда.

Заяц сказал охотнику:

— Знаешь, никогда я не поверю в это, если ты мне прямо сейчас этого не покажешь, — и закричал крокодилу:

— Бама, не хочешь ли ты, чтобы он ещё разок пронёс тебя на голове?

Крокодил ответил:

— Что ж, я не против.

Тогда охотник опять связал огромного крокодила верёвкой, собрал крокодилят и привязал их к хвосту крокодила, чтобы всех их вместе отнести на берег, туда, где он впервые с ними встретился.

Выйдя на сушу, он уже собирался их развязать, чтобы положить на прежнее место. Но заяц сказал ему:

— Убей их теперь, простофиля, и съешь!

Охотник убил Баму и всех его крокодильчиков. Их туши он отнёс домой, где и рассказал обо всём, что с ним приключилось.

С тех пор никто больше не относит крокодилов в воду.

Они неблагодарные звери.

Скверный судья

Перевод с французского О. Каменевой

Рассказывают, что однажды случилась такая история.

Мышь погрызла сшитое портным платье. Портной пошёл к судье, которым в ту пору был бабуин, спящий без просыпу. Портной его разбудил и начал жаловаться:

— Бабуин, протри глаза! Посмотри, вот почему я пришёл и разбудил тебя: повсюду дырки. Платье, которое я сшил, прогрызла мышь, правда, она не признаётся и во всём обвиняет кошку. Кошка же настаивает на своей невиновности и уверяет, что это, должно быть, работа пса. Пёс, всё отрицая, утверждает только, что это сделала палка. Палка сваливает вину на огонь и твердит: «Это огонь, это огонь виноват!» А огонь ничего не желает понимать, знай только повторяет: «Нет, нет, нет, это не я, это вода!»

Вода притворяется, что первый раз слышит эту историю, но склонна думать, что виновен слон. Слон злится и кивает на муравья. Муравей весь покраснел и носится повсюду, болтая без умолку. Тут все переполошились, стали между собой ссориться и подняли такой гвалт, что я уже совершенно, ну, просто абсолютно не в состоянии понять, кто же всё-таки испортил моё платье! И я теряю время, бегаю туда-сюда, жду, терплю, спорю и в конце концов, видно, останусь с носом. О бабуин, протри глаза и взгляни! Здесь одни дыры! Что со мной теперь будет! Я разорён! — стонал портной.

Однако на самом деле терять портному было особенно нечего. Дома у этого бедняка были больная жена, куча маленьких ребятишек и злая старуха, которая всегда стояла у порога, но то была не бабушка и не мать жены, нет, и не какая-нибудь странница, а старая злая ведьма, которая всех их держала в кулаке и терзала вдоволь, и были у неё длиннющие зубы и в спине — лезвие ножа вместо позвоночника, а звалась она Нуждой. Нужда всегда была тут как тут, и чем больше портной работал, тем больше отнимала у него Нужда: входила без спроса, опустошала все горшки и горшочки, сделанные из бутылочной тыквы, колотила детишек, бранилась с женой, пререкалась с самим портным. И доводила она его до того, что бедный портной уже не знал, куда ему деваться. А теперь вот ещё и мышь взяла да изгрызла все платья заказчиков так, что остались одни дырки!

Вот уж действительно не повезло бедняге портному, и совсем он расстроился: тогда-то он и решил пойти разбудить судью, которым в ту пору был бабуин, спящий без просыпу.

— О бабуин, протри глаза и взгляни. Здесь одни дыры!

Бабуин держался прямо, был большой, толстый, пышущий здоровьем. Слушал он портного, поглаживая шерсть. Его неодолимо клонило в сон, однако он собрал присяжных, так как ему хотелось поскорее со всем этим разделаться и опять заснуть.

Мышь обвинила кошку, кошка свалила всё на пса, пёс облаял палку, палка обрушилась на огонь, огонь горячился из-за воды, вода кипятилась при виде слона, слон изливал гнев на голову муравья, а муравей (ведь пришёл и муравей) — муравей, весь красный от ярости, злой на язык, — только разжигал страсти. Он бегал туда-сюда, отчаянно жестикулируя, разносил сплетни и пересуды, настраивал одних против других, винил всех подряд, не забывая, впрочем, выгораживать себя самого.

Ну и каша заварилась! Все кричали одновременно, началась такая суматоха, что у бабуина от этого всего закружилась голова. Он собрался уже вытолкать всех за дверь и наконец-то снова спокойно заснуть в своей хижине, когда портной воззвал к его долгу судьи, закричав ещё громче, чем все остальные:

— О бабуин, протри глаза и погляди: здесь одни сплошные дырки!

Бабуин был очень озадачен. Ну что ему с этим делать? И что за запутанное дело! И потом, ему так хотелось спать, так ужасно хотелось спать. Вся эта компания могла бы оставить его в покое, могла бы и сама всё уладить. Он сидел прямо, был большой, толстый, пышущий здоровьем. Он смотрел на всех, поглаживая шерсть. Он думал только об одном: как бы ещё вздремнуть.

Тогда он сказал:

— Я, бабуин, высший судья всех зверей и людей, приказываю: накажите друг друга сами!

Кошка, укуси мышь!Пёс, укуси кошку!Палка, ударь пса!Огонь, обожги палку!Вода, погаси огонь!Слон, выпей воду!Муравей, укуси слона!

Ступайте! Я всё сказал.

Звери вышли, а бабуин лёг спать. И с этих-то самых пор звери разучились жить в мире. Теперь они думают только о том, как бы досадить друг другу.