Могильный червь (ЛП) - Каррэн Тим

Любовная ссора.

Вот и все.

И ему нельзя вмешиваться в это. Ни сейчас, ни когда-либо еще. То, что между ними было, осталось историей, желтеющей с каждым днем. Поэтому он уехал, двигаясь быстрее, отчаянно желая убраться подальше от дома Тары и чувств, разворачивающихся внутри него.

30

- Ты готова играть в эту игру, Тара?

Она почувствовала, как что-то втянулось в нее... затем наступило спокойствие. Спокойствие, которое было холодным и отстраненным. Она представила себе реку, забитую весенними ледяными глыбами, бьющимися в море. Это была она. Ее вены были наполнены фреоном.

- Да, - ответила она.

И, возможно, именно так она это и сказала, потому что Бугимен на мгновение замолчал, словно его застали врасплох.

- Ты сегодня не эмоциональна, Тара. Почему?

- Потому что мы должны играть в эту игру. У нас есть дело. И мне нужно сохранить голову. Я хочу, чтобы моя сестра вернулась.

- Делай, что тебе говорят, и она вернется.

- Да, я так и сделаю. Я выполню свою часть сделки, - сказала она, - а тебе лучше выполнить свою.

- Ты мне угрожаешь?

- Просто помни, что я сказала, мистер Бугимен. Если с ней что-то случится, тебе негде будет спрятаться.

С минуту он молчал, тяжело дыша.

- Не смей, - сказал он, - говорить мне, что делать.

Не вопрос, а прямой приказ.

Снова молчание, затем низкий злой голос, как у растлителя малолетних:

- Я рад, что мы смотрим на вещи одинаково, Тара. Мне это нравится. Потому что мне не нравится вся эта крикливая чушь. Крик заставляет меня чувствовать себя странно внутри. Твоя экономка... как там звали эту сучку?

- Маргарет.

- Маргарет?

- Да, Маргарет, - cтранно, но теперь с этим именем ничего не ассоциировалось, кроме пустой вакансии. Ничего больше. - Маргарет.

- Да, Маргарет! - крикнул он Таре. - Она не хотела останавливаться, и мне пришлось остановить ее. Ты понимаешь, что я имею в виду?

- Да.

- Так ты все понимаешь?

- Конечно. Она не хотела закрывать рот, поэтому ты закрыл его за нее.

Тара чувствовала, что Бугимену не понравилось ее внезапное спокойное безразличие. Это отняло все удовольствие от его садистских игр. Как один из тех монстров в кино, которые сильны только тогда, когда их боишься. Когда ты не боишься... ну, тогда это было просто что-то мягкое и скользкое, на что можно было наступить.

Что-то вроде Бугимена.

- Да, она не хотела заткнуться, поэтому я заткнул ее, - сказал он.

Тут было что-то еще, но он не сказал, что именно. Как будто он нервничал, вдаваясь в подробности. Но это было нормально, потому что были вещи, о которых Таре не нужно было знать. Например, как он привел Лизу, связанную и с кляпом во рту, как собаку. Как Маргарет сначала ужаснулась, а потом рассердилась на унижение Лизы, и как она схватила тот топор и осмелилась подойти к ней с топором. И Червь, конечно, тоже. Маргарет почти хладнокровно взмахнула над Червем одним хорошим взмахом, как будто пыталась выбить игровой мяч с поля в нижней части девятого... но он остановил ее, этот взмах. Она схватилась за грудь и опустилась на одно колено, а потом Червь прыгнула на нее, как кошка, размахивая топором, словно она собиралась свалить дерево. Топор вонзился ей в горло, разбрызгав по стене кровавый узор, и голова Маргарет чуть не оторвалась. Червь сняла ее, танцуя с ней по комнате, прежде чем насадить на сушилку в раковине.

При виде этого Лиза похолодела.

Неважно, потому что Бугимен уже знал все, что ему нужно было знать. Он узнал это во время поездки на машине. Пожалуйста, о Боже, пожалуйста... моя сестра сделает все, что угодно, она заплатит все, что угодно. Мы живем вдвоем? Да. Нет отца? Нет брата? Никакой гребаной матери? Нет, нет... никого, кроме нас. Только мы. Только мы вдвоем. И когда Бугимен услышал это, он понял, что влез в одну сладкую ловушку.

Таре не было бы никакой пользы узнать правду об этом ужасном деле. Потому что яд внутри нее уже распространился достаточно глубоко.

- Скажи мне, что делать, - попросила Тара.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Ты торопишься, девочка?

- Мы оба. Мне нужна моя сестра. И ты не можешь позволить себе так долго разговаривать по телефону.

После этого дыхание Бугимена снова участилось.

- О'кей. Слушай.

- Я слушаю.

- Лайман-Парк.

- На берегу озера.

- Да. Там есть телефонная будка...

- Одна у филармонии, другая у пляжного домика.

- Совершенно верно, Тара. В девять тридцать ты будешь в той, что у дома на пляже. Я позвоню тебе туда. Ты ответишь. А потом я расскажу тебе, что делать.

- Ладно.

- Помни, Тара. Никаких полицейских. Никого. Это наше дело. Только между нами, - затем он несколько секунд тяжело дышал в трубку для пущего эффекта. - Не допускай никого в игру.

Затем он повесил трубку, и Тара сделала то же самое; что-то бурлило внутри нее. И вот так она оказалась втянутой в паутину Бугимена... или он – в ее паутину.

31

Тара ждала 21:30.

Вот тогда-то игра и начнется снова.

К этому моменту она уже не была настолько наивной, чтобы даже на мгновение поверить, что Бугимен просто отпустит Лизу и покончит с этим. Нет, это абсурд. Он заставит Тару делать вещи, ужасные вещи. Теперь все это ее не волновало, и было удивительно, к чему можно привыкнуть, когда у тебя нет выбора. Но ей было интересно, чего он хочет и как далеко она зайдет.

Потому что в этом-то все и дело.

Контроль.

Она была у него на крючке. Он воспользуется этим.

У нее на крючке его не было. Ее будут использовать.

И никогда еще мысль о том, что ею так прекрасно пользуются или манипулируют, не казалась такой желанной. Он был чудовищем с хитрым, злым, чудовищным мышлением. Он заставит ее делать немыслимые вещи, прежде чем все закончится, но в конце концов это приведет ее к Лизе, и это все, что ее действительно волновало. Часть ее приняла это и не заботилась о том, насколько кровавым или варварским будет путь. Теперь она была послушным орудием в руках Бугимена.

Он будет играть с ней.

Он будет использовать ее.

И в процессе будет выжимать из нее человечность капля за каплей. Но это приблизит ее к нему. И к Лизе. И в конце концов он точно узнает, кто с кем играет.

Тара встала.

Она подошла к задней двери и вышла во внутренний дворик.

Темная ночь, луна скрыта облаками.

Холодные осенние ночи заставили замолчать сверчков и жужжание ночных тварей. Единственным звуком был скрип ветвей деревьев, листья летели вниз по улицам и кувыркались на дорожках. То, что жило в ней сейчас, впитывало прохладный воздух, воодушевлялось им, возбуждалось предстоящей игрой.

Ведь в такую ночь может случиться все что угодно.

И, вероятно, так оно и будет.

32

Пора было ложиться спать.

Вчера вечером Генри оставил их внизу, вместо того чтобы запереть в комнатах, как обычно. Не очень хорошая идея. Но иногда он что-то забывал. Слава Богу, Элиза была рядом, чтобы напомнить ему об этом. Он не знал, что бы делал без нее.

Он вошел в столовую, и они тут же замолчали.

Конечно, это было частью игры. Им нравилось болтать без умолку, пока он не появлялся, и тогда они замолкали. Они делали это, чтобы досадить ему, и он это знал. Он стоял в дверях, наблюдая за ними.

Особенно он следил за матерью.

Мама Роуз, хранительница семейных тайн и острая на язык матриарх, смотрела на него такими же желтыми глазами, как и ее кожа. Слезящимися глазами, бесцветными камнями в сухом растворе. Но не в неведении. Она даже не улыбнулась. Она не испытывала никаких эмоций. Ее лицо было жестким, как кожа, безликим, как белый холст, ожидающий кисти, чтобы нарисовать нa нем жизнь. Только эти глаза, наблюдающие и наблюдающие, их пристальный взгляд сужался и обострялся, пока они не увидели Генри и только Генри, пронзая его, как извивающееся насекомое на булавке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})