Кто смеется последним - Юрий Львович Слёзкин

Дальше следовал точный диалог Лагиша с Панлевесом. Тонкий искусник так умело расставил сети; что министр тотчас же был пойман. Лагиш дал ему слово ограничиться лишь туманными намеками на колонии, обещая назначить комиссию для выработки положений, а в ближайшее же время руководствоваться прежней программой — во имя экономического возрождения страны. Панлевес указал министру на угрожающие симптомы забастовки в связи со слухами об автономии, на обесценение наиболее значительных правительственных концессий, на трудное положение, в какое может попасть частный капитал. За отказ от решительных мер Панлевес обещал новому кабинету поддержку центра — большинство в Палате. В противном случае… Здесь следовал ряд угроз, исполнение которых было очевидно и неизбежно. Лагиш спустил флаг. Лагиш пошел на капитуляцию. Лагиш не мог не сделать этого, если хотел бороться парламентарным оружием, если хотел спасти себя, свою партию и кабинет. Лагиш не мог выйти бороться на улицу. Лагиш был культурным политическим деятелем. Идея парламентаризма торжествовала — «рабочее» правительство было спасено.

Подлинность диалога свидетельствовалась подписью Панлевеса. Товарищи могли убедиться в этом, если желали. Подлинник документа хранится в редакции газеты «Рабочий». Товарищам предлагается…

* * *

В пять часов утра Ванбиккер с дочерью возвращались с вечера m-me Колибри. Эсфирь дремала, откинув голову на серый бархат каретки, старик глядел бодро — он твердо держал новый курс. У редакции «Блага народа» он приказал шоферу остановиться. Сотни газетчиков длинной цепью тянулись вдоль тротуара. На грузовики кидали пачки только что отпечатанной газеты.

Ванбиккер крикнул, чтобы ему дали номер. Развернув его и пробежав глазами первую страницу, он внезапно сорвался с места и кинулся вверх, в помещение редакции.

— Батард, — кричал он. — Где Батард? Немедленно вызвать его ко мне!

Некасе, зеленый от усталости, застучал деревяшкой в кабинет редактора.

— Он здесь, господин директор, — бормотал сержант, — m-r Батард еще не ложились.

Ванбиккер ворвался вслед за сторожем, как снаряд из двенадцатидюймового орудия.

— Вы! вы! — кричал он, ничего перед собою не видя. — Кто вам позволил печатать эту идиотскую заметку?

Батард поднял от стола свое усталое, помятое лицо. Пенснэ его запотело. В голове бродили сонные мухи.

— Господин директор, — начал он, приподымаясь.

— Да, да, господин директор! — перебил его Ванбиккер.

— Я — директор! А вы, позвольте узнать, кто такой?

— Я…

— Вы редактор? Вы не редактор, а осел…

— Что?

— Осел, милостивый государь, который ничего не видит дальше своего носа. Как смели вы печатать заметку о Лагише? О каком-то его благоразумии. Как смели, я вас спрашиваю?

— Но у меня есть неопровержимые доказательства, — начал было Батард, придя в себя.

— Доказательства?

Ванбиккер грузно повалился в редакторское кресло. Ноги его дрожали от бешенства. Батард стоял перед ним, как низверженный Саваоф, в ореоле своих седых волос.

— Я полагал бы, господин директор, что раньше, чем говорить со мной в таком тоне, вам следовало бы…

— Мне следовало бы взять вас за шиворот и выкинуть вон — вот что! — отрезал Ванбиккер.

Он не хотел стесняться, не находил это нужным. Батард мог обижаться, сколько ему угодно. Плевать ему на то, что у Батарда какое-то имя.

— Вы погубили наше дело, милостивый государь! Из-за своей дурацкой политики вы забыли интересы фирмы. Фирмы! Слышите вы! которые важнее в тысячу раз всякой политики. Нам нужен был срок до декларации. Понимаете? Франк должен был падать до декларации! Кто просил вас предупреждать события?..

Батард молчал. Пенсне прыгало на его львином носу. Ноги его приклеились к полу, в голове клокотал горячий вихрь. Он поднял было руку… Нет, сама рука, отяжелев, внезапно потянулась к лицу Ванбиккера. Редактор отвел ее с трудом назад.

— Я не позволю, — прохрипел он, едва открывая склеенные губы.

Но Ванбиккер уже встал, повернулся спиной и кричал в трубку.

— Да, да… Начальник полиции? Да! Говорит Ванбиккер! Прошу вас немедленно дать распоряжение конфисковать номера «Блага народа».

* * *

— Ну да, мою газету! Мою! Поняли?

И по другому телефону:

— Типография? Задержать отправку. Пустить в машину срочно добавление. Составить… Что? Да, запишите… Опровержение… Что?.. Не будут? Как не будут?.. Отказываются набирать?.. Что?.. Забастовка?..

ТРЕТЬИ СУТКИ

СЦЕНАРИЙ ФАРСА

ГЛАВА ПЕРВАЯ — КАК РЕАГИРУЮТ ЖЕНЩИНЫ

Папа Леру бежал по бульвару Себастополь с такой быстротой, какую он только мог развить при том обстоятельстве, что одна нога у него была короче другой. Папа Леру бежал вприпрыжку, он точно ловил пространство, которое ускользало от него вверх. Под левой рукой он держал толстую пачку листовок, в правой тащил ведерце с клеем. Изредка он останавливался, шлепал кистью по стене, ладонью припечатывал к ней афишку и мчался дальше. Он успел побывать в большинстве типографий крупных газет, а теперь обежал часть торговых помещений, всюду оставляя свой след, — четвертушки красной бумаги, на которой стояло жирно:

СОЦИАЛИСТ-ПРЕДАТЕЛЬ.

Папа Леру с наслаждением отдавался своей работе, Чаще всего ему приходилось висеть где-нибудь между небом и землей, быть сторонним наблюдателем мимотекущей жизни. Теперь он сам направлял ее течение. Правда, улицы были еще малолюдны — автоматические часы показывали шесть утра. К центральному рынку ползли тяжелые телеги, нагруженные овощами, плодами и мясными тушами. Торговки, зябко кутаясь в вязаные косынки, выезжали со своими лотками. Кухарки лениво выползали на очередную охоту. Несколько запоздавших пьяниц вспомнили о том, что их ждет постель. Осенний туман оседал на асфальт чмокающей жижей.

Папа Леру бежал все дальше. Вокруг него неизменно царила тишина. Изредка старик издавал победные крики, нечто вроде трубных призывов, которых сам не слышал. Туман, колеблясь, поглощал глухонемого — красные отпечатки его ладони отмечали его путь:

СОЦИАЛИСТ-ПРЕДАТЕЛЬ.

Кухарки проходили мимо, не читая. Крестьяне,