Вызываем огонь на себя - Овидий Горчаков

— А Сеща стала совсем похожа на римские развалины под нашим Висбаденом! Эх, застряли мы тут, видать, надолго.

Так появилось в сещинской подпольной организации три группы — советская, польская и чешская. Так зародилась подпольная интернациональная организация. Так тайно объединились на немецко-фашистской авиабазе русские, поляки и чехи.

Как было не вспомнить им, борясь против немецких фашистов, о блестящей странице в истории их трех народов — о славной Грюнвальдской битве, в которой польские рыцари, войско чешское и моравское да смоленские и рославльские богатыри из Великой Руси наголову разбили немецких завоевателей.

Да, спустя века вновь служила боевым паролем немеркнущая слава Грюнвальда!…

— Славно мы наклали тогда пруссакам! — посмеивался Ян Маленький в тот июньский вечер, когда он и Венделин провожали Аню в лес к партизанам. — А в этой войне еще ярче будет наша победа. Вы знаете, я предлагаю назвать сергеевскую операцию операцией «Маленький Грюнвальд».

— Здорово! — тихо произнес Венделин. — Асы гибнут на земле!…

Именно поляк Ян Маленький, съездивший в Сергеевку по поручению Ани, и чех Венделин составили донесение о том, что свободный от полетов летный состав частей и соединений люфтваффе, базирующихся на Сещинском аэродроме, выезжает из авиагородка в специально для них оборудованный в селе Сергеевка «ночной санаторий». А понесла это донесение в лес русская девушка Аня Морозова…

— Будь здрава, Анюто!

— До видзения, панна Аня!

— До свидания, Вендо! До свидания, Янек!

Долго смотрели вслед Ане Ян Маленький и Венделин. Она шла кошеным лугом за багровым закатным солнцем, и стога сена и Анина фигурка отбрасывали по лугу длинные тени. Но стога стояли неподвижно, а темная фигурка на фоне пламенеющего заката уходила все дальше и дальше.

АСЫ ГИБНУТ НА ЗЕМЛЕ

Числа десятого июня Аня Морозова принесла Данченкову разведсводку, составленную Венделином и Яном Маленьким. В который уже раз рисковала Аня жизнью, пробираясь из запретной зоны Сещинского аэродрома в партизанский край. Гитлеровцы по одному подозрению расстреливали местных жителей, схваченных на подступах к Клетнянским лесам.

В сводке, изложенной Верным и д'Артаньяном на ломаном русском языке, указывалось, что из-за усилившихся советских бомбежек летный персонал, свободный от полетов — около трехсот человек, а в нелетные ночи и того больше, цвет люфтваффе, лучшие асы рейха, — ежедневно выезжает с аэродрома на тридцати — сорока легковых машинах и автобусах за десяток километров, в Сергеевку. В Сеще остаются только экипажи дежурных самолетов, ночных истребителей и бомбардировщиков да наземная охрана аэродрома. Это сообщал Верный, а д'Артаньян побывал в Сергеевке для малярных работ и увидел там много интересного. В селе — в парке, в помещениях бывшей больницы, аптеки и школы-десятилетки — для офицеров-летчиков устроено нечто вроде ночного санатория. Летчики в Сергеевке вооружены лишь «вальтерами» да парабеллумами, охрана слабая — четыре поста по четыре солдата с пятью-шестью ручными пулеметами «МГ-34» и автоматами «Шмайссер-18». К сводке была приложена подробная карта д'Артаньяна с указанием расположения немецких постов. Верный сообщал ночной пароль («Байонет — Берлин») и предупреждал, что полковник Дюда под давлением Вернера только что издал приказ: усилить охрану в Сергеевке, подбросить тяжелого оружия, окружить дома немцев цепью дотов.

— Тряхнем санаторий, Кузьмич, — спросил Федор Данченков своего комиссара, — пока полковник Дюда не взялся за ум? Ночи-то сейчас темные…

Данченков и Гайдуков понимающе переглянулись — тряхнуть летчиков, конечно, надо, но отряд сформирован недавно, еще не обстрелян, не спаян. Но упускать такой случай нельзя…

— Обязательно тряхнем! — ответил комиссар отряда Илья Кузьмич Гайдуков. — Ведь пилота или штурмана за месяц не подготовишь, а? Кстати, Федор Семенович, нам надо лучше информировать подпольщиков Сещи о положении на фронтах. И особенно о борьбе польского и чехословацкого народов за свое освобождение, о работе славянского антифашистского комитета. Когда будешь отправлять разведчиков на связь, пусть заходят ко мне — подкину литературку.

— Добро! — ответил Данченков. — Как дела в Сеще, Анюта?

— Немцы и наши люди, — едва отдышавшись, рассказывала Аня, — все по ночам уходят в деревни. Остаются только дежурные подразделения, охрана в блиндажах да мы ночуем в противовоздушных щелях. Такая ночью жуть — пусто кругом, одни кошки бегают, без хозяев мяукают, а потом слышишь— летят наши, и такое начинается!… Наши сверху лупят, а немцы с земли! Зениток у них сейчас семьдесят пять осталось, но ждут пополнения…

Аня подробно рассказала партизанам о гитлеровских летчиках. Как ненавистны они ей! Почти все — члены нацистской партии или Гитлерюгенда. Держатся эти индюки с моноклями надменно — видимо, сынки богатеев и юнкеров. Все на них с иголочки — кожаные пальто, сшитые у лучших берлинских портных, щегольские мундиры. Эти увешанные Железными крестами асы, господствовавшие в небе Европы, считают себя высшей кастой, крылатым корпусом рейха! Они бахвалятся победами в небе Польши и Франции, Англии и Балкан. До сих пор расписывают они свои победы над английскими «спитфайерами» и «мустангами», «харрикейнами» и «тандерболтами». Они хвастают, что только в первые два дня войны с Россией уничтожили на земле и в воздухе несколько тысяч советских самолетов, почти всю русскую авиацию, что они разбомбили Москву, камня на камне не оставили от Кремля, тем самым чуть было не решив исход войны, — это, мол, пехота застряла в болотах и в снегах под Москвой! Геринг упорно и всемерно воспитывает в своих «небесных рыцарях», «ангелах смерти» чувство исключительности, чувство превосходства над воинами других родов оружия. На вшивых фронтовиков-пехотинцев они смотрят с нескрываемым презрением, а русских и за людей не считают. Снабжают летчиков щедро — французскими винами, шоколадом, португальскими сардинами.

— А что им известно о нас, о партизанах? — поинтересовался Данченков.

По словам Ани, летчиков в Сеще и Сергеевке мало беспокоили слухи о партизанах. Под охраной сильного гарнизона Сещи они чувствовали себя спокойно. К лету сорок второго года партизаны ни разу не показывались в безлесной зоне авиабазы. Летчики танцуют, поют, пьют, гуляют, похваливают свой «ночной санаторий»: «Прямо берлинский отель "Адлон"! Спасибо полковнику Дюде!»

Это было в ночь с семнадцатого на восемнадцатое июня… Ночь выдалась темной, хоть глаз выколи, моросил мелкий дождик. Данчата скрытно проделали пятнадцатикилометровый марш. Им удалось бесшумно, без единого выстрела, перерезать телефонные провода и занять окопы в парке, покинутые в ту ночь беспечной охраной. Эти окопы были выдвинуты метров на триста от «санатория». Три с половиной сотни партизан Данченкова, разбившись на три группы, под шорох дождя окружили дома немцев. Только кое-где в окнах горел свет в щелях маскировочных штор — это режутся картежники. На часах — 2.30. Дождь перестал. В ночной тишине раздался хлопок выстрела — шипя, взлетела зеленая ракета. Первый же снаряд одной из двух партизанских пушек-«сорокапяток» зажег бензобак автобуса перед главным двухэтажным корпусом. Группой тяжелого оружия руководил комиссар отряда Гайдуков. По фасаду деревянных зданий с пятидесяти метров ударили две пушки, восемь минометов, шесть станкачей, тридцать восемь ручных пулеметов. Длинные пулеметные очереди вдребезги разнесли стекла окон, решетили маскировочные шторы, крошили бутылки в баре. Сопротивление постов было почти сразу подавлено шквалом огня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});