Загадай меня (СИ) - Левашова Елена

– Прости, Варенька. Я… я была так обижена и зла, я…

– Ты убила его, Лик. Из-за своего эгоизма! И детей его оставила сиротами. Кто знает, куда он после этого мерзкого скрина пошел? Может, ему жить не хотелось…

– Детей?

– У меня двойня. Уходи… Наверное, мне недостаёт мудрости и прощения, чтобы тебя понять. Ты думала, он полюбит тебя после этого? Поблагодарит? Что он тебе ответил? – рявкаю. Личка молчит. Стыдливо опускает глаза и шмыгает носом.

– Что, Лика?

– Спасибо за то, что открыла правду. Так он ответил. Господи, Варя, я и сама себя никогда не прощу… Я чудовище.

– Уходи, Лика. Не хочу видеть тебя.

Она медленно поднимается с места, растягивая прощание на долгую минуту. Собирает ложки, выкладывает на тумбочку посуду и мандарины, цепляется за малейший повод, чтобы остаться подольше. Я отворачиваюсь к стене и душу предательские слезы. Жду, когда скрипнет дверь и стихнут ее шаги. А потом начинаю выть, как раненое животное… Мне кажется, только сейчас я осознаю, что больше никогда его не увижу…

Глава 27

Фёдор

– Вот координаты делянки, – Саныч тычет грязным обветренным пальцем в карту. – На месте вас будет ждать Барсуков Анатолий Иванович, в простонародье Иваныч.

– Все ясно, спасибо, – кивает Венька, бросив на меня грустный взгляд. Его можно понять – до места нам топать метров триста – четыреста, а мороз с каждой минутой крепчает.

– У Иваныча теплый домик, – успокаивающе протягивает Саныч. Кряхтит и откашливается, наполняя зимний воздух запахом крепкого табака. – Сварит вам мяса или супец приготовит. Он это дело любит! Кхе-кхе!

Мы сухо прощаемся, водружаем на плечи рюкзаки с сухим пайком и кое-каким инструментом, спускаемся с крыльца добротного бревенчатого дома – «базы». Мороз царапает обветренные щеки, кусается ледяными зубками, стремясь забраться под одежду. Я столько вещей одновременно никогда не носил! Термобелье, две пары шерстяных носков, толстый свитер, шарф, маска на лице от обморожения… Венька подзывает Илью Михайлова и Валерку Дроздова, важно их инструктирует, проверяет рюкзаки и командует, бросив тоскливый взгляд на домик:

– Все из-за тебя, Горностай. Кто тебя за язык тянул соглашаться идти на самую дальнюю делянку?

– Хватит, Венька, – хмурюсь я. – Зато заплатят больше. К тому же мы три недели работали почти рядом с базой.

– Да уж, все нормальные люди уже смотали удочки и убрались отсюда по домам, один ты готов зарыть себя в этом лесу! И все из-за глупой девчонки! Вахтовиков осталось раз, два и обчелся!

– Пошел ты… – сплевываю сквозь сжатые зубы и устремляюсь вглубь леса.

Слышу, как за спиной хрустит снег: Венька догоняет меня. Ноги вязнут в глубоких сугробах, и ему это, один черт, удается!

– Постой, Федька. Случилось что-то по-настоящему страшное? – его тяжелая ладонь ложится мне на плечо. – Почему ты молчишь столько времени? Мы же вроде друзья. – Он бросает взгляд на застывших Илью и Валеру. Те отворачиваются, позволяя нам закончить разговор, и закуривают.

– Да… как-то интимно это все, что ли. – Отмахиваюсь я. – Обсуждать свои амурные дела. Неудавшиеся. Брось, Венька, не стоит оно того… Зови парней, идем, пока снегопад не начался.

Самохвалов неохотно взмахивает ладонью. Парни отбрасывают окурки и, подув в озябшие руки, следуют за нами. Шаги в окоченевшей тишине кажутся оглушительными, глаза слезятся от крепкого мороза, а молчание повисает вязкой грозовой тучей. Может, все-таки поговорить с Веником?

– Она обсуждала меня с Ликой Беккер. Знаешь, такая… симпатичная блондинка с экономического? – часто дыша, произношу я. Шагать по высоким сугробам и дышать через ткань маски кажется непреодолимой задачей.

– Та-ак, – с торжествующим видом отвечает Веник. Ну конечно, ему же удалось меня разговорить! – Как ты об этом узнал? Что Варька писала?

– Что я ей не нужен… И она меня не любит, и что…

– Не тяни кота за яйца!

– Что я полный ноль в постели.

– Фу, какая пошлость. Я не был с тобой в постели, Горностай, но, почему-то уверен, что это ложь. – Ухмыляется Венька и толкает меня в бок. Мы идем непозволительно медленно – ноги тонут в глубоком снегу, а с неба сыплет мелкий снег. Путь в полкилометра кажется резиновым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Не смешно, – бубню в ответ.

– А с чего ты взял, что Варя именно так и выразилась?

– Лика отправила скрин. Это точно писала Варя – ее фото на заставке.

– Горностай, а с чего это Лика проявляет такую заботу? Ей-то что?

– В общем, она была влюблена в меня…

– Ты дурак?! – Венька останавливается так резко, что мы едва не валимся в сугроб. Отирает глаза с застрявшими в ресницах снежинками. – Девчонке на руку ваша ссора. Она же хочет вернуть тебя, Федька, вот и лезет… куда ее не просят.

– И что с того? Писала Варя! Хорошо, что Личка отправила мне этот чертов скрин! Я… благодарен Беккер за то, что она открыла мне глаза. Вот так, значит, Поленкина ко мне относится? Лучше узнать сейчас, чем…

– Дурак, ты! Почему сам не спросил? Прямо? – взрывается Венька, толкнув сапогом сугроб. – Или она… не писала тебе? Не звонила?

– Писала, – виновато произношу я. – Я не отвечал.

– Гребаный идиот. У меня слов нет.

– Зря я сказал.

– Ничего не зря. Но… спросить девчонку напрямую – поступок, достойный мужчины. Это куда лучше, чем строить из себя обиженку.

– Думаешь, написать?

– Позвони. Блин… здесь же связи нет. Придется идти к трассе или просить Саныча воспользоваться рабочим компом.

– Компом ты называешь виснущее древнее устройство? Попрошу. Напишу Варьке письмо на электронку, пусть попробует оставить меня без ответа! – улыбаюсь через закрытое маской лицо.

От тяжелой ходьбы пот струится между лопаток, а в груди ощутимо колет. В глазах рябит от снежной белизны. Через двадцать минут непрерывной ходьбы замечаю тонкую полоску дыма, струящуюся между деревьями. Судя по карте, домик Барсукова совсем рядом. Сбросить бы поскорее тяжелый рюкзак и приняться за работу! Илья с Валерой облегченно вздыхают, завидев крошечный бревенчатый дом между соснами. Веник не выражает особых эмоций – очевидно, разговор со мной его вымотал.

– Анатолий Иванович, здравствуйте! – Валера опережает нас и первым заходит в домик. – Странно, его нет. И звуков бензопилы не слышно. Парень опасливо оглядывает домик изнутри. – Печка топится, еды нет. В смысле, ее никто и не готовил.

– Говорю же, все вахтовики свалили, – недовольно произносит Веник. Ну опять двадцать пять! – Осталось две бригады – мужики из Кемерово и мы!

– Подожди, Венька, а что это? Кровь? – Илюха отскакивает от багровых капель на снегу, как от заразы.

Илюха и Валера ребята молодые, импульсивные. Второкурсники – и этим все сказано. Но их порывистость и волнение быстро растворяются в спокойной рассудительности Самохвалова.

– Спокуха, парни. Охотиться здесь не запрещено. Возможно, Иваныч отправился убить нам кого-то для супа… Все местные – охотники, это нормально, – нарочито весело произносит он. – Вон и следы от волочения, видите? Очевидно, тащили крупное животное.

Что-то я не разделяю радости Самохвалова. Да и парни выглядят до черта напуганными. Переглянувшись, мы молча идем по кровавому следу. Судя по продавленному снегу и следам обуви, здесь было как минимум три человека. Окурки, едва уловимые запахи машинного масла, свежего мяса, хвойного густого дыма из печки – все свидетельствует о присутствии людей.

– Смотрите, следы от гусениц! – кричит Валера.

– Гусеничный вездеход, – резюмирует Веник. – Здесь были охотники. Помните, Саныч говорил, что они так передвигаются по лесу.

– Давайте поищем Барсукова. Что-то не нравится мне все это. – Предлагаю я.

Парни щурятся от непрерывно падающего снега и дружно кивают. Лямки тяжелых рюкзаков врезаются в плечи, и мы решаем сложить их возле ступенек в охотничий домик и отправиться на поиски налегке.

– Может, разделимся? – предлагает Веник.