От Кяхты до Кульджи. Путешествие в Центральную Азию и Китай - Владимир Обручев

На шестой день мы подошли к подножию хр. Рихтгофена, первой цепи Наньшаня, и по ущелью, сухому в это время года, начали подниматься на перевал. Эта цепь, которая тянется непрерывно от Желтой реки и еще на меридиане Сучжоу представляет вечноснеговые вершины, здесь уже понизилась до 3000 м и распалась на скалистые группы пустынного характера; нет ни леса, ни проточной воды, ни населения, хотя мы видели несколько угольных копей и маленький горшечный завод, вероятно, действующий только в те месяцы, когда нет полевых работ. За этой цепью мы вышли в широкую котловину, орошенную р. Сулейхэ, которая несет воду ледников высшей части среднего Наньшаня, а входит в эту котловину и выходит из нее по непроходимым ущельям, промытым ею в горах. К удивлению, в этой пустынной котловине оказался небольшой оазис с пашнями и фанзами земледельцев, которые построили утлый мост через реку. Без этого моста река была бы непроходима; она мчится мутным бешеным потоком в 20–25 м ширины в каньоне, глубиной в 15 м, промытом в грубых галечниках ее собственных древних наносов. Оазис орошен не ее водой, а ее левым притоком, р. Сихэ, вверх по которому мы направились дальше. Вторая цепь Наньшаня, хр. Толайшань, западнее ущелья р. Сулейхэ кончается, превратившись в низкие горы.

Обогнув эти горы по р. Сихэ, мы очутились в широкой долине между второй и третьей цепями; последняя предстала перед нами, покрытая сверху донизу свежим снегом, выпавшим ночью. Судя по ее высоте, она должна иметь вечноснеговые вершины, иначе было бы непонятно ее китайское название Дасюэшань, т. е. большой снеговой хребет. Эту цепь мы должны были перевалить, но только западнее, где она понижается, и потому шли три дня на югозапад, приближаясь к ее подножию и вдоль него, оставляя вправо обширную степь, ограниченную на севере плоскими горами конца хр. Рихтгофена. На этой степи, хорошо орошенной речками из снеговых гор, не видно было китайской оседлости; о том, что она прежде была населена, говорят развалины городка у подножия северных гор, через которые проходит дорога в г. Аньси. В этой стороне далеко на горизонте, благодаря чистому воздуху после дождя, можно было различить высоты первых гор Бейшаня, т. е. Хамийской пустыни.

Первый переход вглубь Дасюэшаня оказался неудачным: проводник забыл дорогу и повел нас не по тому ущелью, по которому идет путь к перевалу. На второй день мы попали в теснину, дно которой было завалено крупными глыбами и залито водой речки, доходившей до брюха лошади. Проход между глыбами был так узок, что верблюды с вьюками не могли пройти; пришлось их развьючивать и переносить вещи на руках. Немного далее видна была вторая, еще худшая теснина. Проводник сознался в своей ошибке, и мы повернули назад, потеряв два дня, но зато познакомившись на деле с непроходимостью цепей Наньшаня вне определенных путей.

Рис. 61. Долина реки диких лошадей (Емачуань) и хр. Дасюшань с юга

Через день мы прошли через Дасюэшань далее к западу по вполне удобному перевалу, достигавшему почти 4000 м абс. высоты и позволившему оценить, что хребет в этой уже пониженной части достигает еще 4200–4300 м, а восточнее, в вечноснеговой, не ниже 5000 м.

После оазиса на р. Сулейхэ мы уже не встречали людей, хотя долины и горы представляли не мало привлекательного для кочевников. Зато в изобилии попадались следы и помет крупных диких животных: яков, куланов, аргали (горных баранов) и кукуяманов (горных козлов). В ущелье мы видели даже небольшой табун куланов, спустившийся, к речке на водопой, но обратившийся в поспешное бегство при виде нас.

За хребтом Дасюэшань мы попали в долину р. Емахэ, т. е. реки диких лошадей, как китайцы называют куланов (рис. 61). Действительно, за бродом через эту реку мы увидели большой табун этих животных, не менее сотни голов, и моя берданка, остававшаяся без дела несколько месяцев со времени охоты на антилоп на окраине Ордоса, помогла уложить одного кулана: это было очень кстати, так как мы уже недели две не имели мясной пищи. Куланы были довольно пугливы и близко к себе не подпускали. Они быстро мчались по степи вокруг нас, описывая большой круг, и пришлось стрелять в бегущих на расстоянии около 500 шагов.

Кулан — красивое животное светлобурой масти, ростом с небольшую лошадь; брюхо белое, а вдоль спины идет черная полоса; грива короткая, уши длиннее, чем у лошадей, но гораздо короче, чем у осла; хвост зато жиденький, почти как у осла; таким образом это животное соединяет признаки осла и лошади и, в общем, всего более похоже на домашнего мула. Куланы великолепно бегают и не боятся высоких гор, хотя больше держатся в долинах. Их небольшие крутые копыта имеют снизу толстый ободок, напоминающий подкову, и не боятся ни гальки равнин, ни щебня осыпей. В Наньшане куланы живут большими табунами (рис. 62).

Сообщу кстати, что в этой же части Наньшаня, в северной цепи, мы видели представителей другого рода однокопытных — джигитаев, но только мельком, так как они быстро скрылись. Они серой масти, и уши у них длиннее, чем у куланов. Их можно считать дикими ослами, тогда как куланы ближе к лошадям.

Рис. 62. Кулан

Рис. 63. Хр. Гумбольдта из долины р. Шарагольдин, с севера

На следующий день мы перевалили через хр. Емашань, четвертую цепь Наньшаня; горы эти довольно плоские, хотя перевал имел 4100 м. С них мы спустились в долину р. Шарагольджин, ограниченную с юга пятой цепью — хр. Гумбольдта, открытым и наименованным Пржевальским; эта цепь с рядом снеговых вершин видна была уже издали, с перевала в Дасюэшане, так как плоский Емашань не закрывал ее.

В долине Шарагольджин нам нужно было найти монголов и взять нового проводника, так как ведший нас из Сучжоу дороги дальше не знал. Монголов мы нашли, но провести нас на р. Бухаингол и к оз. Кукунор они отказались. Они уверяли, что вся долина р. Бухаингол и берега Кукунора населены тангутами, которые нападают на всех проезжих и грабят их. Из описания четвертого путешествия Пржевальского я знал, что тангуты вытесняют монголов и становятся хозяевами на Кукуноре, но этот путешественник, три раза бывший на Кукуноре и в низовьях Бухаингола, здесь не имел столкновений с тангутами, а имел их с ними дальше, в Тибете. Приходилось думать, что тангуты, ставши хозяевами на Кукуноре, решили не пропускать никого в свои владения. Монголы предлагали провести нас к ставке князя Курлыкбейсе в Цайдаме, который мог уже дать проводника на Кукунор. Это опять удлиняло маршрут и удорожало путешествие, но пришлось согласиться, так как итти без проводника в высокогорную местность, совсем не показанную на картах, было слишком рискованно, не говоря уже о том, что, попав к тангутам без проводника и переводчика, мы могли очутиться в безвыходном положении. У Пржевальского был хорошо вооруженный военный конвой, внушавший уважение, а наш караван из 5 человек с одной берданкой и одним охотничьим ружьем мог сделаться легкой добычей тангутов. Монгольский дзангин не соглашался дать проводника даже по прямой дороге к Курлыкбейсе, которая пересекает земли тангутов, а предложил вести нас по кружной дороге и за очень высокую поденную плату.

Простояв три дня на Шарагольджине изза поисков проводника и его приготовлений к дороге, мы отправились дальше. Два дня заняло пересечение хр. Гумбольдта (рис. 63), вечноснеговая часть которого осталась восточнее нашего маршрута. Перевал имел 4400 м высоты и, судя по растительности, состоящей только из мхов, был немногим ниже границы вечного снега. У южного подножия мы потеряли почти целый день: ночью исчезли все наши лошади, и утром пришлось разослать всех людей на поиски, а самому остаться караулить палатки. Потеря средств передвижения, которую можно было объяснить кражей, поставила бы нас в тяжелое положение, заставив возвращаться пешком в Сучжоу, так как денег на покупку новых лошадей у монголов Шарагольджина у меня с собой не было. Скудость экспедиционных средств, отпущенных на первый год Географическим обществом, вообще отразилась на успехе работ этого года, как увидим дальше. Лошадей нашли только после полудня в одном из ущелий южного склона хребта, куда они сбежали в поисках лучшего корма. Поэтому мы в этот день прошли только 5 верст до р. Халтынгол, где корм был лучше, чем на прошлом ночлеге.

Эта долина обнаружила, что Пржевальский ошибся, считая, что хребты Гумбольдта и Риттера соединяются друг с другом восточнее его маршрута. Долина Халтынгола уходила далеко на восток, и хр. Гумбольдта оставался к северу от нее, а хр. Риттера, на котором видны были огромные ледники, тянулся южнее этой долины. Это открытие было весьма важно, так как опровергало имевшиеся сведения об этой части Наньшаня — о положении двух вечноснеговых цепей.

Ошибка Пржевальского объяснялась тем, что он пересек долину р. Халтынгол значительно западнее, чем я. В этой долине, вблизи моего пути, от хр. Риттера отделяется скалистый отрог, доходящий до самой реки, и издали, с запада, этот отрог мог показаться частью хр. Риттера, которая доходит до хр. Гумбольдта и соединяется с последним. С моего пути видно было ясно, что оба хребта разделены широкой долиной и являются совершенно отдельными цепями Наньшаня. Это подтвердили Роборовский и Козлов, посетившие Наньшань годом позже, а также англичанин Литтльдэль, прошедший вверх по р. Халтынгол.