Мифы инков и майя - Льюис Спенс

Этот Нецауальпилли, преемник Нецауалькойотля, был монархом с научными интересами и, по утверждению Торквемады, приказал построить в своем дворце примитивную обсерваторию.

Золотой век Тецкоко

Период, охватывающий годы жизни этого монарха и его предшественника, можно считать золотым веком Тецкоко. Дворец Нецауалькойотля, по рассказу Иштлильшочитля, простирался с запада на восток на 1234 ярда (1128 м), а с севера на юг — на 978 ярдов (894 м). В нем, окруженном высокой стеной, было два больших двора, один из которых использовался как городская рыночная площадь, а второй был окружен административными помещениями. Большой зал был специально отведен для поэтов и других талантливых людей, которые проводили под его крышей дружеские встречи или вступали в полемику в прилежащих к нему коридорах. Хронисты царства также помещались в этой части дворца. Личные апартаменты монарха соседствовали с этой школой бардов. Они были великолепны. Редкие камни и лепные украшения чудесных оттенков сочетались с прекрасными драпировками из перьев изумительной работы, являя собой прелестные и эффектные украшения. Сады, которые окружали это чудесное сооружение, были восхитительным местом для уединения, где над искрящимися фонтанами и роскошными купальнями нависали величественные кедры и кипарисы. В прудах мелькали рыбки, а в вольерах распевали птицы с прекрасным оперением.

Сказочный особняк

По словам Иштлильшочитля, загородный дом царя в Тецкоцинко был особняком, который по красоте не имел себе равных даже в волшебных арабских сказках, которые в детстве мы принимаем за правду, а позже с сожалением признаем, что их можно познать вновь, лишь плывя по морю Поэзии или проникая в скрытый в тумане континент Мечты. Описание, данное словоохотливым полукровкой, напоминает нам о роскошных увеселительных домах, воздвигнутых по приказу Хубилай-хана на священных берегах бурной Алфы. На конической возвышенности были заложены висячие сады, к которым вела изящная лестница из пятисот двадцати мраморных ступеней. За гигантскими стенами находилось огромное водохранилище, и в его середине стояла, как остров, большая скала, изрезанная иероглифами, которые описывали главные события в годы правления Нецауалькойотля. В каждом из трех других бассейнов стояло по мраморной статуе женщин, символизировавших одну из трех провинций Тецкоко. Эти огромные водоемы снабжали расположенные внизу сады нескончаемым потоком воды, который то низвергался каскадами по искусственным каменным горкам, то с освежающим журчанием извивался среди мшистых укромных уголков, питая корни благоухающих кустарников и цветов и петляя в тени кипарисовых рощ. Там и сям виднелись мраморные павильоны над порфировыми купальнями, чьи отполированные до блеска камни отражали тела купальщиков. Сам особняк стоял среди диких величественных кедров, которые защищали его от палящего зноя мексиканского солнца. Архитектура этого прелестного здания была легкой и воздушной, а окружающие его сады заполняли просторные комнаты восхитительными ароматами природы. В этом раю монарх Тецкоко в окружении своих жен искал отдыха от бремени власти и проводил полные неги часы в веселых играх и танцах. Окрестные леса давали ему возможность поохотиться, а искусство и природа, объединившись, делали его загородный уединенный уголок центром приятных развлечений, отдыха и восстановления сил.

Разочарование

Было бы глупо отрицать, что такой дворец существовал в этом месте, так как его огромные колонны и развалины и по сей день видны на террасах Тецкоцинко. Но — увы! — мы не должны слушать болтовню недостойного доверия Иштлильшочитля, который утверждает, что видел это место. Будет лучше обратиться к более современному авторитету, который побывал на этом месте семьдесят пять лет назад и лучше всех описал его:

«Осколки керамики, обломки обсидиановых ножей и стрел, кусочки лепнины, осыпавшиеся террасы и старые стены были густо рассеяны по всей его поверхности. Вскоре мы обнаружили, что дальнейшее продвижение вперед верхом невозможно, и, привязав наших терпеливых коней в зарослях мексиканских кактусов, мы последовали за нашим проводником-индейцем пешком, карабкаясь вверх по скале через спутанный кустарник. Добравшись до узкого гребня горы, который соединяет конической формы холм с другим холмом позади него, мы нашли остатки стены и мощеную дорогу, а немного выше мы достигли расселины, где у подножия небольшого обрыва за завесой индийской смоковницы и травы скала была вручную превращена в плоскую террасу больших размеров. На этой вертикальной скальной стене раньше был вырезан календарь тольтеков, но индейцы, заметив, что сюда время от времени наведываются чужаки из столицы, забрали себе в голову, что там должна проходить серебряная жила, и тут же принялись ее искать. При этом они целиком уничтожили резные изображения и провели штольню на несколько ярдов в глубь скалы. Через несколько минут мы из этой расселины вылезли на вершину холма. Солнце уже собиралось садиться за горы по другую сторону долины, и под нашими ногами расстилался восхитительный вид. Перед нами простиралось все озеро Тецкоко с близлежащими окрестностями и горами по обеим его сторонам.

Но, как бы нам ни хотелось, мы не осмелились остановиться надолго, чтобы посмотреть и полюбоваться, а, спустившись сбоку, вскоре пришли к так называемой купальне. Это были два одиночных бассейна, наверное, двух с половиной футов в диаметре, вырезанные в похожей на бастион крепкой скале, выступавшей вперед из общих контуров холма, окруженные гладкими вырезанными сиденьями и углублениями, как нам показалось, так как, признаться, весь вид этой местности был для меня совершенно необъяснимым. У меня есть подозрение, что многие из этих горизонтальных плоскостей и углублений были приспособлениями, призванными содействовать их астрономическим наблюдениям. Я уже упоминал, что одно из таких приспособлений было обнаружено де Гамой в Чапультепеке.

Что касается Купальни Монтесумы, то это вполне могла быть, если хотите, его ванна для ног, но ни одному монарху размерами больше Оберона было бы просто невозможно окунуться в ней.

На этой горе до самой вершины имеются следы приложения человеческого труда, многие порфировые глыбы превращены в гладкие горизонтальные поверхности. В настоящее время уже невозможно сказать, какая часть поверхности является искусственной, а какая нет, и такую путаницу можно наблюдать здесь повсюду.

Чрезвычайно трудно сказать, при помощи чего народы, незнакомые с использованием железа, добивались столь гладкой полированной поверхности, работая с камнем такой твердости. Многие полагают, что применялись инструменты, сделанные из сплава олова и меди, другие — что одним из главных средств, к которым они прибегали, было длительное трение. Каким бы ни было истинное назначение этих необъяснимых развалин и к какому бы времени они ни относились, не может быть никаких сомнений в том, что вся эта гора — а она, я думаю, поднимается над равниной на пять или шесть сотен футов — была покрыта искусственными сооружениями того или иного рода. Без сомнения, они скорее тольтекского, нежели ацтекского происхождения, и, наверное, с еще большей вероятностью их можно приписать народу еще более далекой эпохи».

Благородный тлашкаланец

Рассматривая общество, в котором человеческие жертвоприношения были обыденностью, можно предположить, что существовало много рассказов о тех, кому была уготована эта ужасная судьба. Наверное, самым поразительным из них был рассказ о благородном тлашкаланском воине Тлалуиколе, взятом в плен в сражении войсками Монтесумы. Менее чем за год до появления в Мексике испанцев между жителями Уэшоцинко и Тлашкалы разразилась война; для первых ацтеки выступали в роли союзников. На поле боя ими хитростью был захвачен в плен очень храбрый тлашкаланский вождь по имени Тлалуиколе, который был настолько известен своей доблестью, что простого упоминания его имени было обычно достаточно, чтобы удержать любого мексиканского воина от попытки взять его в плен. Его привезли в Мехико в клетке и подарили императору Монтесуме, который, узнав имя, дал ему свободу и осыпал почестями. Затем он даровал ему разрешение вернуться к себе на родину, что было благодеянием, которым до этого не одаривали еще ни одного пленника. Но Тлалуиколе отказался от свободы и ответил, что он предпочитает быть принесенным в жертву богам, согласно заведенному обычаю. Монтесума, который был о нем самого высокого мнения и оценивал его жизнь выше любой жертвы, не мог на это согласиться. В этот момент между Мехико и тарасканцами началась война, и Монтесума объявил, что назначает Тлалуиколе командующим экспедиционными войсками. Тот принял командование, выступил против тарасканцев и, полностью разгромив их, возвратился в Мехико, нагруженный огромной добычей и захватив толпы рабов. Город ликовал от его триумфа. Император просил его стать жителем Мехико, но тот ответил, что ни за что не станет предателем своей страны. Тогда Монтесума еще раз предложил ему свободу, но он решительно отказался возвратиться в Тлашкалу, перенеся позор поражения и плена. Он стал просить Монтесуму положить конец его несчастному существованию, принеся в жертву богам, и таким образом покончить с позором жизни после пережитого поражения, и в то же самое время выполнить его самое сильное желание — умереть смертью воина на камне поединков. Монтесума, который сам являл собой благороднейший образец рыцарства ацтеков, был тронут его просьбой и не мог не согласиться, что он выбрал себе судьбу, наиболее подходящую для героя. Он приказал посадить его на цепь у камня поединков, у облитого кровью камня temalacatl. Самые известные ацтекские воины были выставлены против него, и император почтил своим присутствием этот кровопролитный турнир. Тлалуиколе вел себя в бою как лев, убил восемь славных воинов и ранил более двадцати. Но в конце концов он упал, покрытый ранами, и ликующие жрецы оттащили его на алтарь ужасного бога войны Уицилопочтли, которому принесли в жертву его сердце.