Санитар каменных джунглей - Виктор Меньшов

- А я никак не назвал, - вздохнул, сразу как-то весь погаснув, Афанасий Гермогенович. - С именем Афанасий и таким ростом завести семью практически невозможно. Но мой брат Евлогий Гермогенович имеет двух сыновей и зовут их одного Анкундин, а другого - Афанасий. Так что будет ещё ходить по земле Афанасьевич, даст Бог. А чего вы к соседу моему? Его же арестовали, как же вы - сыщики и не знали.

- Так уж получилось, Афанасий Гермогенович, - развёл руками Капранов.

- И что вы хотели от моего соседа?

- Вы нам расскажите про него, что знаете, - попросил я.

- А чего про него знать? Дрянь человек, все это про него знали. И про дела его гнусные тоже.

Мы переглянулись.

- А почему же не сообщали? - спросил я осторожно.

- Как это так - не сообщали?! - возмутился человечек. - Ещё как сообщали! Сколько раз почти что всем домом писали, я сам ходил, подписи собирал, и в прокуратуру, и в милицию относил собственноручно, а нам не верили. Всё доказательств требовали.

- Погодите, погодите, какие жалобы и на что вы писали, - вмешался Капранов.

- Как на что? - удивился Карпов. - На соседа нашего, на что же ещё? Наркоман он, притон развёл, наркотиками торговал, молодёжь с пути сбивал. А на него всё сквозь пальцы смотрели. Вот и досмотрелись.

- А что случилось?

- Что должно было случиться, то и случилось, - развёл руками Афанасий Гермогенович. - Убили у него на квартире в драке двух ребятишек, что-то не поделили между собой. И он в драке участвовал. Как потом оказалось они для него наркотики продавали, ну и вот...

- А мать у него давно умерла?

- Она разве умерла? - искренне удивился Карпов.

- Она жива? - оживился подполковник. - А где она живёт, не знаете?

- Наверное, где-то в Узбекистане, - удивлённо ответил он. - И почему она должна умереть? Он же совсем молодой паренть, и мать у него не должна быть старой.

- Как молодой?! - спросили мы хором.

- Очень просто молодой, ему вряд ли тридцать лет есть, а почему вас это удивляет? Вы что, другого человека искали?

- Мы искали прописанного по этому адресу Николая Викентьевича Силина.

- Эва! - протянул Карпов. - Вспомнили! Силин уже в земле давно лежит. Помер.

Он посмотрел на наши вытянутые лица и сказал:

- Пошли-ка, господа хорошие, ко мне в комнату, чайку выпьем, и вам отдохнуть надо, вы видать с дороги, и мне поговорить хоть с кем будет.

Мы направились за ним по коридору.

- А как вы догадались, что мы с дороги? - спросил я. - По чемоданам?

- Да нет, почему? - удивился он. - По запаху догадался.

- По какому запаху? - не понял я.

- От вас дорогой пахнет, - ответил, не оборачиваясь, Карпов, гостеприимно распахивая двери комнаты.

Я осторожно наклонил голову к плечу и втянул в себя воздух. Запах был какой-то чужой, казённый. Не домашний запах. Пахло чем-то таким... Дорогой пахло.

Глава девятнадцатая

Мы сидели за небольшим круглым столом и пили чай с душистым мёдом, баночку которого купил Капранов у старушки на вокзале в Вологде, перед самым нашим отъездом.

- Так как же умер сосед ваш, Афанасий Гермогенович? И когда это случилось? Он же вроде не старый человек был, ему лет сорок, сорок пять самое большее.

- Да, где-то так ему должно было быть сейчас. Хороший был человек. Только горемычный очень. Под конец жизни своей совсем извёлся.

- Это почему же так?

- Да так сложилось, что тут ещё сказать? Вы же сами знаете, как бывает. Один живёт - всё ему трын-трава, а на другого все шишки валятся. Вот так и Николай. Мать у него была женщина трудолюбивая, красавица, добрая, а вот папаша - пузырь надутый. Снаружи вроде блестит, а внутри пусто. Бросил он их, но деньги у него водились, и надо ему отдать должное, жадным он не был. Бабник - это да, но не жадина. Он в те времена организацией концертов занимался, всякие турне организовывал, и получал хорошо.

Сам хвалился, что левые деньги там прямо сыпались. Так что квартиру он жене и сыну купил, и в дальнейшем помощь им оказывал, но недолго. Посадили его. Не в те времена он этими делами занимался. Где-то в лагере и сгинул. Как, я не знаю, не спрашивал. И мать Николая вскоре заболела. Приезжал её бывший муж, откуда-то с севера...

- Из Вологодской области, - подсказал подполковник.

- Ну вот видите, вы про него знаете, - обрадовался Афанасий Гермогенович. - Он оставил ему наследство, уговорил усыновить его, обещал, что если что с ней случится, заберёт парня к себе, поможет ему. Душевный человек, славный. Казалось бы, что ему нужно? Ведь обидела его она когда-то, уехала от него с другим, да и сын не его, а вот надо же. А с виду такой мужик звероватый. Только не повезло и тут Николаю. Мать его умерла, а усыновивший отчим сгорел в избе, говорили, что по пьянке. Оставил он после себя хотя бы денег Коле. Он в институте смог учёбу продолжить.

- Где же он учился?

- Я сейчас уже и не вспомню, в каком-то техническом институте, а вот в каком - не помню. Давно это было. Да и не доучился он в институте.

- Почему же так?

- Да вот так получилось, я же говорю, что как пошла жизнь наперекосяк, так и пошла. Пришла беда - отворяй ворота.

Когда ещё он за наследством своим поехал, ему участковый местный по секрету сказал, что его отчима убили, а не сам он по себе сгорел, и расследовать правильно не желают. Приехал Коля и стал всюду жалобы писать, требовал разобраться. Ездил в область, там ничего не добился, стал здесь по инстанциям пороги обивать. Ему говорили люди добрые, зря, мол, ходишь, зря только ноги бьёшь, а он упрямый, всё своё.

Я и то ему как-то говорил, что же ты, мол, на неприятности нарываешься? Как власти порешили, так оно и будет. Это же система такая у нас, куда ты лезешь? Тебе учиться надо, испортишь себе жизнь. А он мне отвечает: - Что же ты, дядя Афанасий, говоришь такое? Я знаю, что моего отчима убили, и даже знаю, кто это сделал, они в Москве живут, почти ровесники мне, как я могу каждый день вставать и помнить, что буду опять ходить по тем же самым улицам, по которым ходят убийцы моего названного отца? Хоть сам иди и убивай их.

- Так и сказал?! - вскинулся я.

- Точно так, - подтвердил Афанасий Гермогенович. - Я тоже тогда в ужас пришёл. Не вздумай, ему говорю, себя погубишь, и людей невинных погубить можешь.

- А как вы думаете, мог он сделать это? - я хамялся, не зная как сформулировать.

- Убить, что ли? - пришёл мне на помощь наш собеседник. - Тут я затрудняюсь ответить. Хотелось бы верить, что нет, но очень он много горя намыкался с бедой этой.

- И что же с ним случилось что он институт не закончил? - вспомнил я.

- Да что должно было в то время случиться, то и случилось, - вздохнул горестно Карпов. - Вызвали его в госбезопасность, предупредили, что своими действиями он порочит государственные устои, что-то там ещё подрывает. Предложили прекратить жалобы. Он отказался. Тогда его спроворили в психушку.

- Как это так?

- Да очень даже запросто, приехали утром и отвезли вместо института. Вышел он через шесть месяцев, из института его отчислили, диагноз какой-то там ему в больнице поставили, что он учиться не смог, и по работе куча ограничений. Группа у него была маленькая, а ограничения большие. Так что помыкался он будь здоров. Кем только не работал и чем только не занимался. Пока ещё советская власть была, кое-как перебивался, а как новые времена пришли, совсем круто ему стало.

И вот года два назад встретил я его, он какому-то узбеку квартиру свою показывал. Тот ушёл, я Колю и спросил, чего это он квартиру показывал, жильца что ли пустить хочет? А он смеётся, говорит, что продаёт квартиру. Я так и ахнул. Куда же ты, говорю, денешься? Где жить будешь? Он смеётся, говорит, хотя бы напоследок поживу по-человечески. Как же, как же, говорю ему, под забором, или на помойке. Ты хотя бы ко мне тогда переезжай. А он мне грустно улыбнулся и сказал:

- Ничего, дядя Афанасий, спасибо тебе за заботу, я куплю себе поменьше, по размеру подходящее, а на остальное поживу ещё хотя бы, как люди живут, устал я что-то. Мне очень стыдно, что мне каждый день жрать хочется.

Ну а потом, через две недели почти, нашли на берегу Москва реки одёжку его и записку, я наизусть её помню: "Мне стыдно, что каждый день я хочу жрать, я что-то устал. Пожалуй, я нашёл квартиру своего размера". Вот и всё.

- А тело его нашли? - с тайной надеждой спросил его подполковник.

- Нашли, только уже весной, где-то внизу по течению выловили. Он зимой утопился-то, в проруби.

- А кто опознавал тело, вы не знаете?

- Соседи ездили, родственников-то не осталось никого. Меня тоже приглашали на опознание, да только я наотрез отказался. Я покойников страх как боюсь.

Капранов огляделся в комнате. Вдоль стен тянулись огромные, от пола до высокого потолка, стеллажи, снизу доверху забитые бесчисленными рядами папок, тщательно пронумерованных по корешкам. Вставленные выступами куски картона с надписями разбивали всё это по разделам. Капранов встал и пошёл вдоль стеллажей, оглядывая их и читая картонки. Я присоединился к нему, чувствуя, что молчание затягивается, а уходить просто так Капранов не хочет, сейчас он просто обдумывает, за что зацепиться, что бы не упустить, чтобы зря не беспокоить потом человека.