«По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров» - Сергей Константинов

Местность, на которой расположен Каменец, «неудобная». Холмы, две речки с обрывистыми берегами, да еще в придачу одна из них, Смотрич, образует внутри города петли. Все переправы заминированы и прикрываются артиллерийским огнем – об этом нам объявили перед штурмом. Наша задача – перерезать веер дорог, ведущих к городу, закрыть «входы и выходы», как выразился Фомичев.

В шестнадцать пятьдесят нервно загавкали минометы, к ним присоединился грохот орудий. Через десять минут взметнулась вверх красная ракета, и штурм города начался одновременно с севера, юга и запада.

Дальше звуки слились в одну сплошную какофонию. Гулкий кашель пушек, тявканье минометов, звуки гаубичной батареи… К этим звукам добавился еще один – противный скрежет, как будто кто-то вдруг решил воспользоваться старым, много лет заброшенным колодцем, и, поворачивая ручку, наматывает поржавевшую скрипящую цепь на такой же поржавевший барабан… Нет, пожалуй, сравнение не сильно удачное. Это ж какого размера колодец должен быть, чтобы барабан скрежетал и выл с такой громкостью? Да нет, вообще сравнение неудачное. Бешеный осел, которому под хвост перца сунули – вот кто может такой звук издавать.

Игорек вздрагивает.

– Это – химический миномет, – пояснила я. – «Небельверфер». Или по-другому – «Стонущий Микки».

– «Ишак», – несколько удивленно добавляет Семеныч, а я прикусываю язык. Откуда, спрашивается, советскому танкисту знать союзническое название миномета? Ляпни я такое где-нибудь при особисте или просто при начальстве – так ведь и до трибунала могла бы дойти. Как английский шпион. И то, что англичане – наши союзники, меня бы никоим образом не спасло. Хорошо еще, мои своего командира не выдадут. Семеныч – уж точно. А Игорек – этот может и сболтнуть по глупости. Ведь сболтнула же по глупости я сама!

– Знаю я этого красавца, – продолжает Семеныч. – Шесть стволов вместе сцеплены. Сволочи, пытались с нашей «катюши» содрать, да даже этого сделать не смогли.

На самом деле это не так – «Небельверфер» начали разрабатывать еще году в двадцать восьмом, но кому сейчас нужна такая информация? Уж точно – не Игорьку и не Семенычу, и я молчу.

И «ишак», или как там его, тоже должен замолчать.

– Воет, как грешники в аду, – со знанием дела говорит Семеныч.

Осколки свистят разноголосо, словно пытаются помешать сосредоточиться. А вот дудки!

Так, расстояние до цели примерно определила… Совмещаю по дистанционной шкале горизонтальный штрих дистанции и вертикальную нить перекрестия с целью. Есть!

«Небельверфер» замолчал. Этот «Небельверфер». Но он, понятное дело, был не одинок.

Немецкие минометы гавкали, словно собаки. Звук раздавался то слева, то справа. Осколки, сперва редкие, теперь то и дело клевали броню нашего танка. Пахло землей – такой запах обычно бывает после дождя. Вдруг машину встряхнуло на месте, как будто мы уперлись лбом в невидимую стену. Грохот больно ударил по ушам. Попали? Пыль, дым – на несколько секунд становится нечем дышать…

Танк сбавил скорость, почти остановился, покачиваясь из стороны в сторону. Потом с силой зашипел сжатый воздух, заскрежетала передача, и мы снова стронулись с места. Позже поглядим, что случилось, если, конечно, еще будет такая возможность.

Мотор ревел, пытаясь заглушить шум боя, но даже сквозь броню проникало ревущее «ура» атакующей пехоты.

Навстречу поднялся светловолосый немецкий солдат – без каски, в подранной форме. Нелепо махнул рукой, как будто пытался бросить связку гранат. Но, по-моему, в руках у него ничего не было. Может, просто сдаться хотел, но не успел – упал, скошенный пулеметной очередь. Нашей ли, чьей-то чужой – какая сейчас, на фиг, разница?

В этот момент еще один взрыв ударил в броню, танк подпрыгнул и встал. Все, приехали. А как же бой?! Неужели сейчас от меня опять ничего не зависит?!

– Ничё, командир. Сейчас разберемся и догоним своих, – попытался утешить Семеныч.

Как – разберемся?! Он что, ремонтировать танк собрался? Прямо сейчас, во время боя?! Что, вот прямо сейчас взять и вылезти из танка? Под огнем минометов, пулеметов и еще хрен знает чего?!

С другой стороны, неподвижный танк – очень хорошая мишень. А у «Валентайна» и броня не очень…

Но Семеныч возится сам, не вылезая со своего места; какие-то гайки подтягивает, какие-то – ослабляет, не прекращая бормотать себе под нос. Молится он снова, что ли? Но, прислушавшись, я понимаю: он проговаривает пункты «инструкции по эксплуатации». Память моего реципиента – память настоящего танкиста Константина Приходько, – играет злую шутку: я ни фига не понимаю, что было с нашим «валиком», и что делает Семеныч, чтобы устранить неполадку. Зато – совершенно несвоевременно! – ко мне возвращается мысль, которую я безуспешно пыталась поймать за хвост незадолго до начала штурма. Ту мысль, которая пришла во сне и понять которую мне не дал Соседов. Ведь на самом деле никакой лейтенант Константин Приходько в тех событиях не участвовал! Нет, может, к взятию Каменца-Подольского он и имел какое-нибудь отношение, но в истории с уничтожением «тигров» уж точно отметились совсем другие действующие лица!

Эта мысль настолько выбивает меня из равновесия, что, когда через несколько минут мотор снова начинает работать, до меня не сразу доходит, что мы опять вступили в бой.

Солнце начало клониться к закату. Нам предстояло форсировать Смотрич близ карвасарской церкви. Река неглубокая, но отличающаяся быстрым течением и достаточно большим наклоном, и времени наводить переправу нет. Один из танкистов – я его не знала, – разделся до пояса и прошел почти до середины реки, словно не обращая внимания на обжигающий холод воды. И в самом деле, неглубоко. Пройдем. Должны пройти.

Боец вернулся, ему на плечи набросили телогрейку и сунули в руки стакан со спиртом.

– Местный парень, – сообщил Семеныч; он знал о бойцах соседних подразделений куда больше, чем я. – Могли б и на слово поверить, парень не из тех, кто любит приврать.

Приказ о форсировании передали по связи через несколько минут.

Переправа сверху не просматривалась, немцы вели огонь наугад – то по одному участку реки, то по другому. Река кипела и бурлила, но, на наше счастье, не там, где мы переправлялись.

Танки один за другим перебирались на другой берег. Вдруг столб воды взметнулся прямо перед носом головной машины. Танк дернулся и встал, развернувшись боком. Гусеница оказалась сорвана. Путь прегражден. Объезжать? Ждать приказа? А чего ждать-то? Вытянуть машину нечем, да и не до того сейчас

Негромко ругнулся Семеныч, приналег на рычаги.

– Пока ждать будем, потопят нас тут всех, как котят, – сказал, словно отвечая на не заданный мною вопрос. Я не возражала. Память «реципиента», конечно, штука хорошая, да только Семенычу я сейчас доверяла больше, чем ей.

Виляя задом, словно дешевая проститутка, наш «валик» все-таки добрался до противоположного берега и ринулся вперед.

Потом за нами переправится пехота, но пока… Пока все зависит от нас, и только от нас. Так что – полный вперед!

Мы вырываемся на открытое пространство.

Слева бьют «панцербрюксэ», непонятно за каким лешим причисленные к противотанковым ружьям, а не к пушкам. Броню «валентина» они пробивают на раз, а если использовать специальные пули, то и броню «тридцатьчетверки» тоже.

– Дави! – ору я сквозь грохот снарядов и вой мин, сливающийся в один общий звук. А может, и не ору, потому что и самой мне себя не слышно. Зато Семенычу слышно, а может, он просто думает о том же, о чем и я, и мы на ходу давим огневую точку.

Эфир заполнен командами на немецком языке – похоже, у фрицев истерика, они не ожидали такого быстрого прорыва. Зато связаться с командиром не получилось. И это притом, что связь в «валентине» работает практически всегда!

Впереди – немецкая пехота. Один из солдат поднимается вдруг в полный рост и начинает стрелять по танкам из автомата. Спятил от перенапряжения. Бывает.

Кто-то из соседей дает выстрел из дымового гранатомета – на нашем «валентинчике» такого нет, да до сих пор я и не понимала, зачем он нужен.

Фашисты не выдерживают – бегут.

Игорек строчит из пулемета. У нас «браунинг», а не «Беза», и это хорошо. Как минимум потому, что через ствольную коробку последнего в боевое отделение попадает много газов. Я едва успеваю подумать об этом, как пулемет вдруг замолкает. Игорек? Нет, с пареньком все в порядке, только бледный очень.

– Сейчас, сейчас, – шепчет он. Быстро и уверенно меняет пружину «ползуна» – у него все под рукой, и только когда стрельба возобновляется, я замечаю, что у мальчишки трясутся руки.

Ближе к городу – батарея «флаков». Лупит и лупит, не прекращая. Такое ощущение, что запас боеприпасов у них просто бесконечный.

Снаряды рвутся вокруг, комья земли барабанят по броне.