Пой вместе с ветром - Мэган Линдхольм

Рука в пушистой меховой рукавице легла на ее плечо:

– Вставай, пока не замерзла. Этим ты все равно никому уже не поможешь. Вода для чая скоро согреется… Ки…

Он не стал спрашивать у нее каких-либо объяснений, не попытался поднять ее на ноги и утешить. Вот проскрипели по снегу, удаляясь, его башмаки: Вандиен вернулся к костру. Ки медленно поднялась, чувствуя себя так, словно глубоко внутри нее что-то укладывалось по местам, только во рту был горький привкус. Она залезла в кабинку и ненадолго затеплила свечу, вытаскивая вяленое мясо и сушеные коренья для супа. Потом открыла ящик с пожитками Свена и разыскала его зимние меховые штаны.

Вандиен уже заварил чай. Он перенял у Ки ее поклажу и сунул ей в руки горячую, дымящуюся кружку. Потом накрошил мясо и коренья – мельче, чем это обычно делала Ки. Она не сводила с него глаз, он почувствовал это и церемонно убрал хозяйственный ножик обратно в ящик для посуды. При этом он усмехнулся, но усмешка – или свет костра был тому виной? – вышла похоронная. Ки не нашла в себе сил улыбнуться в ответ. Она глотала обжигающий чай, и холод постепенно покидал тело, подобно тому как покидает безумие прояснившийся разум. Ки принялась размешивать суп, и это помогло ей не смотреть на Вандиена, натягивавшего меховые штаны. Когда суп сварился, они стали есть, обваривая себе рты.

Горячий бульон прогнал, наконец, вкус мерзкой горечи. Ки перестала дрожать и ощутила, как жаркий огонь согревает ей ноги и сушит кожаные башмаки. Вандиен сложил в кучку остаток дров и постелил сверху платок. Ки благодарно опустилась рядом с ним на жесткое ухабистое сиденье. Глядя на Вандиена, она по-прежнему старалась смотреть только ему в лицо, но никак не на одежду. Это было все так же невыносимо. Вандиен молча сидел подле нее, не слишком далеко и не слишком близко, совершенно по-дружески, и спустя некоторое время Ки заметила, что он потихоньку наблюдает за ней. Взгляд у него был до того замученный и усталый, что Ки сделалось стыдно. Кое-как поднявшись, она принесла из кабинки краюху черствого хлеба и разломила ее надвое – Вандиену и себе. И, неторопливо жуя, стала смотреть в затухающее пламя. Прах бы побрал этого парня! Еще и смотрит на нее мученическими глазами. Чего ему от нее надо?..

– Сестры… – тихо проговорил Вандиен.

– Ах да! Ты же мне обещал сказку на ночь, а я чуть не забыла.

Ки постаралась изобразить легкомыслие, но вышло неудачно. Вандиен не поддержал ее тона.

– Красота редко бывает добра, – сказал он, точно повторяя некогда затверженное, – и чем она совершенней, тем большая жестокость может за нею стоять. Ты сама видела потрясающую красоту Сестер. Создать подобное не по силам ни одной из разумных рас. Такое могла изваять только природа. Чем же тогда объяснить их удивительную симметрию и правильность очертаний? Это при том, что их невозможно даже поцарапать… если вообще допустить, что кому-то придет в голову попытаться. Они стоят прямо над тропой, но довольно высоко, так что летом, когда нет снега, до них невозможно дотянуться. Даже с седла, и даже если встать на него ногами. Однако зимой дорогу заваливает снегом, и, если его достаточно много и наст плотный, можно подойти и коснуться рукой их красоты. Легенды, впрочем, утверждают, будто они не терпят чужих прикосновений – только друг друга…

Взгляд Вандиена сделался далеким, словно бы он мысленно снова шел через перевал. Он смотрел в огонь, и Ки видела его профиль, благо во время еды он откинул капюшон. Профиль этот, по мнению Ки, говорил о большой силе. Да, если он вымоется, побреется и как следует отъестся, он будет далеко не уродом. Он повернулся к Ки, и она увидела, что взгляд его ожил – в нем как будто задержался огонь, в который Вандиен только что смотрел.

Мужчину несколько озадачило ее молчаливое внимание. Он пожал плечами и заговорил снова:

– Сам я никогда к Сестрам не прикасался. Я слышал, как иные хвастались подобным, но все это были не те люди, которым я хотел бы уподобиться. Поцелуй, которым вечно обмениваются Сестры, предназначен только им двоим. Мне вообще кажется, что это довольно ревнивая пара. Зимой перевал небезопасен. Нет, нет, никаких следов насилия, битвы или измены. Просто находят людей, фургоны и животных… раздавленными. Прямо на дороге, как раз в тени целующихся Сестер. Обычно их обнаруживают весной; когда сходят снега, и тела выглядят так, точно их в ступе пестом истолкли. Причем чем глубже снег, тем больше вероятность несчастья. А таких снегов, как нынче, на перевале не было уже много зим…

– Лавины, – сонно буркнула Ки. Монотонный голос Вандиена едва не усыпил ее. – Бедняги! Погибнуть задавленными снегом и льдом… да еще и лежать без погребения до весны. Бр-р! Хотя, с другой стороны, они хоть умирают все вместе…

Вандиен покачал головой:

– Ни на самих Сестрах, ни на крутом склоне над ними никогда не задерживается снег. Не липнет, и все тут. Из года в год та стена стоит голая, точно лезвие ножа. Весь снег, который там выпадает, скапливается внизу… чем, кстати, вовсю пользуются снежные змеи, так что дорога там – не приведи Боги: сплошь ледяные желоба и горбы. Не только люди и дины пользуются перевалом, и мы с тобой там, я думаю, еще попляшем.

– По крайней мере, они умирают все вместе… – повторила Ки. Она смотрела на огонь так, как будто это был выход из нескончаемо длинного темного коридора, по которому она так долго брела. Это сравнение пробуждало смутные, беспокоящие воспоминания.

Морозный воздух по-прежнему холодил ноздри, но всему остальному телу было просто чудесно. Ноги, живот, лицо, пальцы – все отогрелось, все нежилось в блаженном тепле. Вандиен опустил подбородок на грудь, обширный капюшон съехал вперед, закрыв половину лица. Странного лица. Состоящего из одних костей да темных глаз… Странное лицо, странный человек…

Смола на одном из поленьев вздулась пузырем, потом лопнула с громким хлопком. Ки вздрогнула и вскинула голову:

– Вандиен! Проснись!.. Еще не хватало дремать в мороз у гаснущего костра… Пошли-ка спать, утром дальше двигаться надо!

Вандиен медленно выпрямился, потирая руками лицо. Нагнувшись к огню, он подложил в него еще два бревнышка, чтобы костер понемногу тлел до утра.

– Надо будет погрузить в фургон остаток дров и взять с собой… давай сделаем это завтра.

– Завтра так завтра, – согласилась Ки. Поднялась на негнущиеся ноги и убрала на место котелок и посуду.

Дверцу кабинки снова прихватило к желобкам – она жалобно заскрипела, когда Ки откатила ее в сторону. Внутри было тихо и холодно. Ки подождала, пока глаза привыкнут к темноте. Сквозь единственное окошечко смутно пробивались красноватые отсветы костра, но Ки хватило и этого. На соломенном тюфяке лежало оленье меховое одеяло; двумя ткаными Ки закутала лошадей. Ки высунулась наружу. Вандиен сидел на корточках, обустраивая костер. Он был совершенно изможден холодом и длительной голодовкой. Непосильный труд нескольких последних часов тяжело сказался на нем; Ки, только что явившаяся из куда более приветливых краев, перенесла схватку со снегами намного легче.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});