Серебряная тоска - М Валигура

- А вы снимите шубку.

Дамочка послушно сняла шубку и села на прежнее место возле Серёжки, разве что придвинув стул чуть поближе к нему.

- А выпила бы я всё равно чего-нибудь покрепче.

- Вуаля! - Неведомо откуда Серёжка извлёк и поставил на стол бутылку коньяка.

- Вы фокусник? - удивилась дамочка.

- Нет, - печально ответил Серёжка, - я простой гробокопатель. Могильщик, что лопатою сырою всю жизнь другим удачно ямы роет, не думает, что срок его придёт, что сам он в эту яму попадёт.

- Так вы ещё и поэт?

- Увы. Не люблю хвастаться тем, чего не сделал. Это стихи моего друга Игоря Матушинского. Слыхали?

- Увы. По-моему, вы просто скромничаете.

- Если б мой друг Игорь Матушинский услышал, что я умею скромничать, он бы помер со смеху.

- А вы бы его зарыли. Так коньяку нальёте?

- Из кружки не побрезгуете?

- А я вообще не брезгливая.

- Тогда - салю!

- Чего?

- Извиняюсь. Люблю щегольнуть французским, потому что толком его не знаю. Ужасно я с вами откровенен что-то. Прозит!

- Чего?

- А уж немецкого и вовсе не знаю. Я всегда откровенен с теми, кто мне понравится. Извините за грубый комплимент. Короче, по-русски - выпьем.

Они чокнулись алюминиевыми кружками и выпили.

- А вы заметили, - сказал Серёжка, ставя пустую кружку на стол и вытирая небритые губы ватником, - что у самой пьющей нации - у нас, русских, - нет ёмкого слова для тоста? Ни французского "салю", ни немецкого "прозит", ни английского "чирз", ни скандинавского "скаль". Не странно ли это, мадам?

- Пожалуйста, не называйте меня "мадам", прошу вас.

- А как вас называть?

- Люда.

- Тогда меня - Серёжа.

- Нет, всё-таки здесь у вас слишком душно... Адски жарко... Если вас не смутит, я сниму эту кофточку... Зачем вы это руку мне на грудь?

- Извините... Она у вас такая круглая... И... мягкая, оказывается... Не сдержался... Извините...

- Извиню, - продышала Люда.

- Неужели вы действительно так любили своего покойного мужа?

- Серёжа. Идите на хуй. Вместе с моим покойным мужем.

Серёжка опешил и покрылся красными пятнами. Невероятное - впервые в жизни его вогнали в краску. Впрочем, он быстро оправился.

- Вместе с ним - то есть, в могилу.

- А вы остры на язычок.

- Хотите проверить?

- Было бы недурно.

- Тогда давайте рассчитаемся, - спокойно сказал Серёжка.

- Вы хотите предложить мне за это деньги? - обомлела Люда.

- Нет, я хочу получить деньги с вас.

- За ЭТО? С МЕНЯ?

- За похороны вашего мужа. За то, чтоб могилка была вырыта сегодня.

Люда резко вскочила со стула, схватила кофточку, натянула её.

- А вы редкостный мерзавец, - сказала она.

- Почему? - искренне удивился Серёжка. - Потому, что не хочу воспользоваться ситуацией и изнасиловать вас?

- Потому... потому что мерзавец! - крикнула Люда.

- Аргумент принят, - кивнул Серёжка, подливая себе в кружку ещё коньяку. - А вотр, мадам!

- А к директору вашему я схожу, не сомневайтесь! Немедленно!

- И что же вы ему скажете? Что я не пожелал вас трахнуть?

- Скажу, что вы... что вы пьянствуете на работе!

Серёжка расхохотался так, что чуть не расплескал коньяк из кружки.

- Ох, хотел бы я присутствовать при этой сцене! Он же вас за душевнобольную примет.

- Он так уверен в вашей святости?

- Нет, с вами и цирка не нужно! Да пьём мы вместе! Мы тут на кладбище все в одной лодке.

Люда устало откинула прядь со лба.

- Я так и думала, - сказала она. - Ладно, сколько вы хотите?

- От это другой разговор, дамочка! - довольно воскликнул Серёжка, сразу переходя с французского на нижегородский. - Ну, чтоб не разорять бедную вдову начальника штаба дивизии, ограничимся стольником.

- Грабёж! - взвизгнула дамочка.

- М-да, - сокрушённо покачал головой Серёжка. - А если б я запросил два стольника, вы бы назвали меня убийцей. Это не грабёж, мадам, это акт милосердия.

Подумайте, у меня взрослая мама, у Корнеича больная печень, у директора кладбища дядя с, пожалуй, парализоваными ногами...

- Причём тут ваш директор?

- А делиться? Бог ведь что велел? Бог, мадам, велел делиться с директором кладбища. Не то, говорит, ребята, не пить вам больше коньяк в уютной сторожке - директор Пётр, говорит, вас живо за борт оформит. Он у вас, говорит, мужчина строгий - брада седая, брови густые, машина "Волга", окраска чёрная.

- Да лучше я своего мужа на помойке зарою!

- Да, - вздохнул Серёжка, - что с нами любовь делает... Любовь к деньгам, я имею в виду. Не выйдет у вас с помойками, мадам - вмешается милиция, вмешается санэпидемстанция - это вам уже не в стольник влетит.

- Мерзавец.

- А вы повторяетесь. Хотите прокрутить весь разговор по-новой?

- Да подавитесь вы! - Дамочка раскрыла сумочку и швырнула оттуда стольник на стол. - Я бы ещё столько же заплатила, лишь бы никогда вас больше не видеть.

- Идёт, - согласился Серёжка и протянул руку.

- Не прикасайтесь ко мне своими грязными руками! И чтоб могила была готова уже сегодня.

- Не волнуйтесь, мадам, у нас как в аптеке: утром деньги - вечером могила; вечером деньги - утром могила.

- Ну, всё, прощайте. - Дамочка направилась к выходу.

- Не прощайте, а до свидания. - Серёжка хитро поднял палец кверху. - Вы ведь стольник за "никогданеувидимся" так и не заплатили.

Дверь хлопнула.

Серёжка с довольным видом подлил себе коньяку и медленно выцедил.

Вошёл Корнеич.

- Ну, как? - робко спросил он.

- Пляши, Корнеич! - Серёжка грохнул о стол пустой кружкой. - Заработал ты свой червонец. Богатеешь, плесень. Скоро твои дети будут пить один коньяк.

- То исть... как? - не понял Корнеич.

- А так - из бутылочки с сосочкой.

- Я в смысле... Как же... всего червонец?

- Скупость, Корнеич, скупость заедает нынче человека.

- Какого человека?

- Меня, например. Да нет, Корнеич, я-то как раз мужчина широкий. Спичку поднести подкурить, друзей на трамвае покатать - на всё готов. А вот клиент нынче такой пошёл - деньгу из него не выжмешь. Да ты садись, Корнеич, коньячку хлебни...

Тебе червонец как - цельной бумажкой выдать или пятачками отсчитать?

- Сергей Василич... Да как же... - Глаза Корнеича наполнились влагой. Ведь всегда ж по двадцать пять...

- Да ты подумай, Корнеич, ведь червонец - это целая бутылка водки или пять кило ирисок!

Корнеич часто заморгал глазами. Потянулся за кружкой с коньяком, выпил залпом и закашлялся. Серёжка участливо похлопал его по спине.

- Что, не в то горло попало? Не бережёшь ты себя, Корнеич. Коньяк-то хорош?

- Хорош, - хрипло сглотнул Корнеич.

- Ну, держи свой червонец.

- Спасибо, Сергей Василич. - Почерневшими от земли, потрескавшимися от мороза пальцами Корнеич потянулся к красненькой. Серёжка неожиданно припечатал червонец ладонью к столу. Корнеич заморгал глазами ещё чаще.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});