Сильнее времени (Книга 1) - Александр Казанцев

Сверкает отраженным солнцем морской простор. Сияющая синева моря, неба и свежий ветер наполняют Вилену безотчетной радостью. Ее длинная одежда ниспадает крупными складками. На берег с корабля сходит загорелый горбоносый бородач. Рабы несут тюки привезенных товаров. Высятся стены, словно сложенные из скал. У ворот бородатые стражи в огненных шлемах, с огненными копьями. И вот Вилена на базаре, ярком, шумном, пестром... Разноречивый говор напоминает гомон птиц. На камнях у мощеной дороги с выбитой в ней колесницами колеёй сидит купец. Он разложил перед собой браслеты, серьги, кольца. У Вилены (всегда равнодушной к украшениям) дух захватывает теперь от их красоты. Ее сжимают со всех сторон, толкают локтями молодые женщины со множеством косичек, спадающих на плечи. Вилене жаль просыпаться - она хочет снова и снова переживать непосредственность наивной покупательницы.

Золотая пластинка с письменами сверкает в лучах солнца. Нужно распластаться на жертвенном камне, повторяя: "Ила ве ту ла ерасе нак к иавил же урвар те си амеит еле илаквеала се как Астрансес зила ка селе Итала". Утром Вилена ловит себя на том, что повторяет эти странные слова. Юлий Сергеевич педантично записывает их. Профессор тен-Кате предупредил его, что наследственная память у Вилены будет просыпаться постепенно. Нужно обязательно отметить, какой период яснее всего всплывает в ее сознании. Может быть, потребуется еще один сеанс. Профессор Ланской, тщательно ведя дневник снов своей дочери, сокрушался: - Каспарян, тот сразу бы определил, что это за язык. Попробуй перевести хотя бы смысл. К величайшему изумлению Вилены, ей не составило это никакого труда. Она произнесла нечто вроде заклинания:

Сияющему свету ласковому эрасов даю, как принес, ей уготовленное, теми же именами священными поклявшись это дать Астранес могущественной, всюду сущей в Италии...

- В Италии, - задумчиво сказал профессор Ланской. - Во всяком случае, ничего похожего ни на один живой или мертвый язык. И уж, во всяком случае, это не латынь. Астранес? Что это за божество? Может быть, Астарта? И вдруг он понял: - Эрасов, говоришь ты? Но ведь это, очевидно, этрусков! И Вилену свели с этрусковедами. Они показали тексты на знакомых ей золотых пластинках жертвенника и были потрясены. Оказывается, она настолько хорошо знала этрусский язык, что могла исправить переводы, сделанные за последние столетия, на основе корней древних славянских слов. Авеноль, узнав об этом, решительно заявила: - Этруски - русские. Только древние. Всегда так думала. Юлий Сергеевич рассмеялся: - Устами младенца глаголет истина. - Во-первых - не младенца, а потом, что такое уста и что такое глаголет? Несовременно. - Во всяком случае, современные лингвисты допускают, что это действительно так - родство этрусского языка с древним славянским. Вилене нужно было перенести удар. Тен-Кате ошибся. Он пробудил в ней слишком давнюю память, полезную науке, но бесполезную ей. Как это ни было курьезно, но Вилена думала о своей судьбе будущей звездолетчицы на этрусском языке. Правда, не хватало понятий. В голове была мешанина из древних и современных слов. Юлий Сергеевич осторожно посоветовал ей остановиться. Нельзя искушать судьбу, а вернее, науку с ее исканиями. Второй эксперимент может быть менее удачным, если не трагическим. Но Вилена уже уподобилась лыжнику, несущемуся для прыжка с трамплина останавливаться было уже нельзя. И она снова улетела в Голландию. После второго сеанса в клинике тен-Кате Вилена вернулась домой сама не своя. Бабушка и мама причитали. Кошмары начали мучить Вилену еще сильнее, но она не могла уже без них обходиться и с нетерпением ожидала вечера, чтобы забыться тяжелым, беспокойным сном, жить чужой, непонятной жизнью. Бабушка рассказывала, как перепугалась, когда Вилена закричала во сне: - Орудия выкатить! Прямой наводкой по головному танку... Огонь! Вилена металась по кровати, стонала, звала кого-то. Бабушка разбудила ее. - Как хорошо! Мне снилось, что я ранен, - обрадовалась Вилена, вцепившись в бабушкину руку. - Ранена, - поправила та. - Нет, ранен. Второе орудие моей батареи погибло под гусеницами! А какие были ребята! Орлы! Точно. - Что ты, внученька. Танки сейчас разве что в музее можно отыскать. - Ах, бабуля, бабуля! Это ужасно! - твердила Вилена. - Неужели люди жили так? Меня только что понесли в медсанбат. - Ну знаешь ли! Доэкспериментировались на тебе. Если не медсанбат, то врач требуется. Она была права. Врач был нужен, и его пригласили. Он стал неотступно наблюдать за Виленой. Это был профессор Сергей Федорович Лебедев из Института мозга. В отличие от родных Вилены, он не впадал в панику, считал, что причин для беспокойства нет. Но Вилена беспокоилась не о себе, а о том, что происходит в ночной ее жизни, которая была и ее и не ее, а давно погибшего под Берлином человека, и была не менее ярка, чем дневная. Вилена видела себя на больничной койке в госпитале. Нога была изуродована, загипсовала и "изуверски" подвешена на блоке. Лежать можно было лишь недвижно на спине, и все время думалось, думалось, думалось... И думы эти были для нее так ясны, что утром она звала отца и говорила: - Я по ночам все думаю, размышляю... Спи я сейчас, я тебе все это рассказала бы на математическом языке... Но сейчас мне легче показать на пальцах, ты уж прости: во сне я математик, а просыпаюсь... не то! - О чем же ты размышляешь по ночам? - О строении вещества. - Вот как? А знаешь ли ты, что в нашей фамильной хронике есть упоминание: этими вопросами занимался дальний твой предок по матери физик Ильин еще в двадцатом веке. Вилена пересказала последний сон: - Над головой у меня висела под потолком люстра. На внешнем ободе было четыре электрических лампочки, на внутреннем - три. - Люстра? - Она представлялась мне моделью микрочастицы. - Какой же? Микрочастиц сейчас известны сотни. - Нет. Я хорошо помню, что их насчитывалось шесть. - Так и есть. Середина двадцатого века. - Но мне все они представлялись различными состояниями одной и той же микрочастицы. Электрические заряды-лампочки вращались в ней с различными скоростями, близкими к скорости света. - Извини, в этом случае твоя микролюстра должна была бы излучать энергию. И скоро "сгорела" бы. - Нет. Внешние лампочки были белые, а внутренние синие. Это как бы разные по знаку электрические заряды. И они взаимно компенсировали излучение каждого "обода" с лампочками. - Но ты сказала, что их разное число. Как они могли компенсироваться? - Внутренние лампочки вращались быстрее. Главное свойство вещества, как я была уверена, - устойчивость и энергетическая уравновешенность. Отец с интересом прислушивался к ее "формулировкам", раньше столь ей неприсущим, и подталкивал ее к развитию мысли: - Если лампочек на внешней орбите на одну больше, чем на внутренней, то этим определяется заряд частички? - Верно! - обрадовалась Вилена. - Если число белых и синих лампочек одинаково, то это нейтрон. - Если белых больше на одну, то протон? - подсказал отец. - А если синих больше, то электрон. - Значит, частичка одна, состояния ее разные? Но раз нет излучения энергии во внешнюю среду, частичка не расходуется? Так? - заключал он. - Во всяком случае, здесь есть о чем подумать. И профессор Ланской отправился в Институт истории физики и откопал в архивах давнюю работу Ильина, в свое время отвергнутую, а потом забытую. Она была основана не только на наглядном представлении о строении микрочастиц, но и на новаторских математических приемах. Начиная с двадцатого века физика развивалась другим путем. Математический аппарат, крайне сложный, но доступный математическим машинам, позволял не пользоваться наглядными картинами, находя математические ответы на возникающие у физиков вопросы. Однако в том же двадцатом веке видный физик того времени Нильс Бор, как раскопал Ланской, высказал мысль о кризисах знания в физике. Они возникали из-за переизбытка знаний. Зачастую до конца непознанное явление все же объяснялось и даже предсказывалось. Но достаточно было появиться какой-нибудь загадке (вроде опыта Майкельсона о независимости скорости света от скорости движения наблюдателя), чтобы предшествующие этому и такие удобные представления рушились, уступая место новым. В опыте Майкельсона было доказано, что скорость света не зависит от скорости движения Земли. Получалось, что скорость света нельзя было складывать с какой-либо другой скоростью. Понадобилась "безумная", как выразился Нильс Бор, идея Эйнштейна, чтобы объяснить все. Былая механика Ньютона оказалась действительной лишь в определенных пределах малых скоростей. Поддерживая Эйнштейна - его почти никто не понимал, - Макс Планк и шутливо подбадривал ученого, говоря, что "новые теории никогда не принимаются. Они или опровергаются, или вымирают их противники". - Не знаю, насколько "безумны" припомнившиеся тебе мысли Ильина, - сказал Ланской дочери, вернувшись из Института истории физики. - Но, во всяком случае, стоит вспомнить слова Ленина о неисчерпаемости электрона... Анна Андреевна сердилась на мужа. Ей казалось, что он нарушает семейный сговор и помогает дочери попасть на звездолет. А Юлий Сергеевич вовсе не пытался помочь дочери улететь. Он просто, как ученый, увлекся давними забытыми идеями. Оказалось, что "грубые" представления о "микролюстре" из снов Вилены позволяли с помощью сложного математического аппарата вывести формулы для всех параметров любой из микрочастиц, как бы коротко они ни жили, и объяснить, что они не могут долго жить из-за неустойчивости. В своем Кибернетическом центре профессор Ланской попытался сделать то, что в свое время не успел сделать забытый Ильин: подсчитать параметры различных элементарных частичек. Он пришел к дочери с загадочным лицом. - Не знаю, как все сотни микрочастиц, - встречая его, сказала Вилена, - но известные мне шесть первых частиц... все получается точно, как в экспериментах. Как раз сегодня ночью я уточняла (или уточнял, не знаю, как сказать!) эти цифры. - Любопытно, - заинтересовался отец. - Во всяком случае, давай сверим, если ты запомнила. - Конечно, запомнила. Я ведь теперь уже другая, не та, что побаивалась математических задач, от которых отвыкла, играя на рояле. - Я записываю. Говори. - Пожалуйста. Вилена, легко оперируя такими "заумными" понятиями, как "спин" (характеристика "микроволчка"), магнитный момент, масса и электрический заряд каждой частицы, назвала значения для всех "старых" шести частиц, полученные из формул и опытов. - Совпадения поразительны, - заключил Ланской. - Но самое удивительное, что такое же совпадение я обнаружил и для всех остальных неизвестных прежде Ильину частиц. Отец и дочь составили каталог микрочастиц. В нем, как в менделеевской таблице элементов, разместились все известные частицы, а также и те, которые еще предстояло открыть. Профессор Ланской, осторожный ученый, чего-то еще ожидая от дочери, медлил с публикацией получившего вторую жизнь открытия. И Вилена сообщила ему, что микрочастиц две, а не одна, как она вначале говорила. Они отличаются знаками зарядов на внешней и внутренней орбитах. Зеркальное их сочетание дают в природе протон + электрон, антипротон + позитрон. Это и есть состояние вещества и антивещества. Межзвездный вакуум представлялся теперь пространством, имеющим материальную структуру, образованную слипшимися зеркальными микрочастицами. Когда-то произошла аннигиляция (кажущееся взаимоуничтожение с выделением энергии), частицы слиплись, но не перестали существовать. В природе ничто не исчезает. Частицы попарно составили полностью компенсированные системы. На внешней и на внутренней орбитах "микролюстр" оказалось вперемежку по одинаковому числу белых и синих лампочек. Нельзя ощутить их электрический заряд или магнитное поле, так же как и гравитацию. Даже масса их неощутима. Но материя продолжает наполнять пространство, проявляя себя прежде всего в передаче колебаний (свет, радиоволны). Вот чем определяются "сказочные свойства" эфира, которые ставили когда-то физиков в тупик: полное отсутствие плотности и одновременно упругость сверхтвердого тела. - Ты это тоже видела во сне? - спросил профессор Ланской, выслушав дочь. - Нет, - призналась она. - Мне просто стало ясно, что это так. Более того: если разъединить пару слипшихся частиц, из бесконечного множества которых состоит кажущаяся пустота, то есть вакуум, а иначе космическое пространство, то можно получить частички вещества и антивещества. - Ты хочешь с ними что-то делать? - Конечно! - Во всяком случае, Вилена, мне кажется, ты получила не только комплекс памяти предка, но и комплекс его одаренности. Вилена привычно сощурилась. Ей было и радостно, и немного жутко. Она чувствовала себя словно сказочным Ильёй Муромцем, тридцать три года проспавшим на печи и вдруг ощутившим в себе богатырскую силу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});