Арминэ - Виктория Вартан

— Смотри, Грантик, я тебе принес ранний виноград, — сказал я и опустил тяжелые грозди на стоявший рядом с тахтой табурет.

— Мне нельзя, — пролепетал Грантик и слабо улыбнулся пересохшими губами.

— Нельзя зеленый, а этот посмотри, какой спелый, — сказал я. — Правда, спелый, Тутуш?

— Ага.

Я был уверен, что брат заболел от недосмотра. Разве Мец-майрик не говорила об этом?

— Вы стойте на веранде, — велел я лопоухому Тутушу и Вагану, — и, как только увидите, что нани возвращается, стукнете в окно, ладно?

— Хорошо. — Ребята вышли на веранду.

— Ешь, Грантик, ешь. Ты попробуй, какой сладкий — ну прямо как сахар! — Я оторвал прозрачную ягоду и положил себе в рот.

Грантик протянул худую руку, взял большую тугую кисть и принялся есть. Я заметил, что по мере того, как он ел виноград, аппетит возвращался к нему. Покончив с одной кистью, он принялся за вторую, а потом за третью.

Когда раздался предупреждающий стук в оконное стекло, он уже заканчивал третью кисть винограда!

— Нани идет, — в панике сказал я, — дай сюда — я спрячу под тахтой.

Но я не успел.

— Вот, Грантик-джан, — сказала вошедшая нани, подозрительно оглядев меня и брата, — я принесла тебе свежего мацуна. — Вдруг она увидела пустые кисти винограда на полу. — А это что? Кто принес виноград?

— Никто, — ответил Грантик.

— Как никто? Кисти съедены… Это ты съел, Грантик? Вай, тебе же нельзя! Сколько съел? Много? Скажи: сколько съел?

При виде панического страха нани — а ведь ее трудно было чем-либо испугать — встревожился и я.

— Три большие кисти, — виновато сказал я. — Но, нани, нани, виноград был очень спелый! — в отчаянии добавил я.

— Вай, чтобы тебя змея укусила! Дохтур сказал, что если Грантик притронется к сырым фруктам, то ему конец.

— Нани, виноград был спелый, честное слово, спелый, — тупо повторял я.

— Вай, дом мой обрушился! Вай, что мне теперь делать! — запричитала она, хлопая себя по тощим бокам.

Грантик и я испуганно смотрели на нее и молчали. Потом я вышел на веранду.

— Ругала? — сочувственно спросили Тутуш и Ваган, опустившись подле меня на ступеньку.

Я не успел ответить, потому что нани выбежала из комнаты и сказала:

— Беги за дохтуром.

— Ему… плохо?

— Он еще спрашивает! Сейчас же беги за ним.

— Ему… нехорошо?

— Не знаю. Он закрыл глаза и не открывает. Беги!

Через десять минут, а может быть, и больше я прибежал с сельским врачом. Я остался на веранде, не смея войти в дом.

Спустя какое-то время из комнаты вышел врач, а вслед за ним — нани.

— Сейчас ничего определенного сказать нельзя. Мальчик не то в глубоком сне, не то в забытьи. И температура еще высокая. Говорите, съел много? И не мытый? М-да…

Тут врач укоризненно посмотрел в мою сторону. Я опустил голову.

— Подождем до завтрашнего утра. Ничего, кроме кипяченой воды, не давать, а утром рано я зайду, — добавил он и ушел.

После его ухода нани вошла в дом. Я по-прежнему оставался сидеть на ступеньке. Ваган и лопоухий Тутуш пошли к себе домой, потому что было уже поздно и их дома ждали к ужину.

Наступили сумерки.

Я обхватил колени и сидел, уставившись в наступившую темноту. Тяжесть одиночества легла мне на сердце. «Я, я один виноват во всем. Это по моей вине Грантику сейчас плохо», — думал я.

Спустя некоторое время нани, что-то буркнув себе под нос, вышла и направилась к соседке, а я тихо, на цыпочках вошел в комнату. Постоял-постоял у постели неподвижно лежащего Грантика, потом медленно побрел обратно на веранду.

Вернулась от соседки нани, что-то неся в руках, и принялась разводить огонь в очаге на веранде, а я все сидел на ступеньке. Сидел до самого наступления ночи. И незаметно для себя уснул, уронив голову на руки…

* * *

Проснулся я от громких голосов: это разговаривали сельский врач и нани.

— Ну как дохтур? — спрашивала нани.

При бледном свете раннего утра морщинистое лицо ее было серым и утомленным.

— Температура нормальная, и опасность миновала. Случай удивительный в моей практике, — говорил в недоумении врач. — Ваш внук почти выздоровел. Во всяком случае, не тревожьте его, пусть спит. Ничего не понимаю, — как бы про себя пробормотал врач и, пожав плечом, направился к калитке.

— Да буду я твоей жертвой, здоровья тебе, дохтур-джан! — крикнула вслед врачу нани, обычно скупившаяся на ласковые слова.

Я встал со ступенек, с трудом размял онемевшие руки и ноги и помчался домой, к Мец-майрик.

— Мец-майрик! — заорал я, как только влетел в открытую калитку. — Мец-майрик, Грантик выздоровел!

— Слава тебе господи! — сказала бабушка, бросив из рук ивовую метлу, которой подметала двор. — Слава тебе господи, — повторила она, воздев руки.

— При чем тут господь? — спросил я. — Это из-за меня Грантик выздоровел, из-за того, что я принес ему виноград!

Грантик проспал весь день и всю ночь, а на следующее утро, проспав тридцать шесть часов кряду, вскочил и первым делом попросил есть. Съев все припасы в доме, он как ни в чем не бывало помчался играть с мальчишками.

Западня

Я, Грантик и несколько дзорагетских мальчишек играли недалеко от гомов — это такие очень старые заброшенные жилища, в которых уже давным-давно никто не живет. Их в Армении еще немало осталось. Задняя стена у них вырублена в горе, а на потолке сделано отверстие-эртик, которое служит одновременно и окном и дымоходом.

Мы ловили кузнечиков и потом, держа их друг против друга, заставляли между собой драться. Они забавно отпихивались друг от дружки лапками и шевелили тоненькими усиками.

Вдруг до нас донесся отчаянный вопль Грантика. Мы быстро оглянулись, и хотя крик раздался где-то рядом, Грантика самого не было видно.

— Да он, верно, свалился в гом! — догадался кто-то из мальчишек.

Тут снова раздался испуганный крик Грантика где-то совсем рядом. Вне всякого сомнения, он кричал из гома. Мы бросились туда, на крышу жилища. Заглянули в отверстие и увидели, что Грантик, крепко схватившись обеими руками за единственную толстую палку, укрепленную посередине отверстия, висит на ней, как на турнике. Я растерянно уставился на повисшего брата.

— Вай, Грантик, как ты туда свалился? — крикнул ему Гришка, один из мальчишек.

— Грантик, держись крепко за палку, не то сорвешься вниз, — сказал, низко наклонившись над отверстием, лопоухий Тутуш.

— Да, да, держись, Грантик, держись! Слышишь, ни за что не отпускай перекладину, — опомнившись, сказал и я.

«Интересно, высоко ли от земли?» — мелькнуло у меня в голове. При мысли, что Грантик может грохнуться с высоты о земляной пол гома, если сорвется, у меня похолодело внутри.

— Гриша, — торопливо сказал я одному из ребят, — беги скорей за помощью. А ты, — повернулся я к Тутушу, — сбегай вниз и посмотри, открыта ли дверь в гом.

— Кого позвать на помощь? — спросил Гришка.

— Не знаю. Кого хочешь: Мец-майрик, нани — всех, кого встретишь. Да беги же скорей!

И Гришка помчался по крутому спуску вниз.

— Грантик, ты только не отпускай палку, слышишь? Ни за что не отпускай. Сейчас придут и вытащат тебя, — сказал я брату, лежа на животе и свесив к нему голову.

— Я уже не могу… рукам больно…

— Ты о руках не думай. Думай о чем-нибудь другом. И не смотри вниз. — И после минутного молчания снова: — Грантик, Грантик, знаешь что?

— Что?..

— Хочешь, я подарю тебе свое железное колесо?

Колесо это я нашел на пустыре. Оно было предметом моей гордости и зависти многих мальчишек, и, конечно же, в глубине души я не хотел с ним расставаться. Придерживая и направляя его загнутой на конце проволокой, я любил часами катить его по пыльной дороге.

— Ага.

— Колесо я подарю тебе вместе с железным прутиком, слышишь, Грантик, вместе с прутиком.

— Ага, хорошо. Скоро придут люди, Геворг? — Он поднял ко мне сильно побледневшее лицо. — А то я уже не могу…

— Скоро, очень скоро, ты только не разжимай пальцы, хорошо?

— Геворг, дверь гома заперта на замок, — сказал вернувшийся Тутуш.

Я посмотрел на побелевшие от натуги пальцы Грантика.

— Ты сегодня же сможешь катить колесо, Грантик. Вот как вытащат тебя из эртика, сразу же пойдем домой и я тебе отдам колесо вместе с железным прутиком.

А сам вглядываюсь в темноту гома, стараясь разобрать, что там находится. Но мешает слепящий свет и царящий внутри гома полумрак. Ведь единственное окно — эртик — заслонено повисшим в воздухе Грантиком.

В это время я услышал, как мальчишки крикнули:

— Идут, идут уже сюда!

Я поднял голову. Сюда, в гору, спешили Мец-майрик, какая-то женщина и несколько мужчин. Одного из них я узнал: это был колхозный чабан. Он бежал впереди всех, что-то крича и размахивая руками. Но тут раздался треск ломающегося дерева и следом — отчаянный вопль Грантика. Я быстро посмотрел вниз: в эртике торчали лишь обломки перекладины…