Рихард Штраус. Последний романтик - Джордж Марек

Часть, озаглавленная «Выздоравливающий», написана в форме изумительного скерцо — веселого, легкого, ослепительного. Но последующая «Танцевальная песня» — довольно тривиальный венский вальс, отдающий деревенским смальцем.

«Песнь ночного странника» — кульминация умиротворенности. Созвучия становятся более мягкими, музыка выливается в красивый «Эпилог», завершающий сочинение мирным кадансом. (Что противоречит выводам Ницше.)

Вот что представляет собой это произведение, полное непоследовательностей, противоречащее самому себе. Оно поражает красочностью, утомляет бесцветностью. Возвышает своей вдохновенностью и угнетает менторским тоном. Фантастическое и фальшивое сочинение. В нем есть яркая романтика и тупой педантизм. В нем отразились и самые лучшие, и самые худшие черты композитора. Благодаря достоинствам и недостаткам, в равной степени впечатляющим, произведение можно было бы назвать «Так говорит Рихард Штраус».

Два прославленных испанских дона, Жуан и Кихот, — граждане мира. Они кочуют по странам, народам и временам. «Дон Кихот» — богатейший вклад Испании в сокровищницу мировой литературы. Роман Сервантеса, нанеся смертельный удар по средневековому образу мышления, с улыбкой развенчав испанское рыцарство, зажег искру, как выразился Байрон, в воображении самых разных людей. Влияние Сервантеса можно обнаружить в «Томе Джоунсе» Филдинга, в «Тристраме Шенди» Лоренса Стерна, в «Идиоте» Достоевского, в «Дяде Ване» Чехова. В изобразительном искусстве «Дон Кихот» вдохновлял Домье, который много раз возвращался к этой теме, Доре, Гойю — в тот период, когда его одолевали колдуны и демоны, — Дали и Пикассо. В музыке «Дон Кихот» послужил Перселлу в Англии, целому ряду оперных композиторов в Италии (включая Доницетти), Мендельсону в Германии, Массне во Франции, Рубинштейну в России, де Фалье в Испании. Интерпретации образов Дон Кихота и Улисса могут продолжаться до бесконечности.[127] Симфоническая поэма Штрауса — удивительно удачная интерпретация. Она образна, но понятна. Достаточно одного названия поэмы, чтобы представить себе Дон Кихота и Санчо Пансу, и не требуется никакого комментария или детального описания эпизодов. В музыке есть все необходимое, чтобы перед нами, как живой, предстал этот дон: ирония и насмешка, искреннее расположение и симпатия. Это последнее чувство — важный элемент, поскольку хорошая сатира делает правдоподобным то, что высмеивает.

Чувствуется, что Штраус работал с удовольствием. Он не стремился к эффектам, которые не под силу музыке, не создавал искусственной глубины. Сложный, оригинальный и блестящий по технике, «Дон Кихот» тем не менее кажется естественным и простым. Как и в «Тиле Уленшпигеле», это доброжелательная музыка. Она менее веселая, чем в «Тиле», соотношение грустного и задорного в ней приблизительно три к одному. Такое же, как и у Сервантеса, если посчитать.

Не знаю, почему это прекрасное произведение не пользуется еще большей популярностью. По числу исполнений оно отстает от четырех других. «Дон Кихот» труден для исполнения, требует виолончелиста, который умеет весело играть на невеселом инструменте, и дирижера, который может отдать должное остроумию и теплоте этого произведения. (Я часто слушал «Дон Кихота», но только раз услышал совершенное исполнение. Дирижером был Тосканини.)

«Дон Кихот» — симфоническая поэма, хотя Штраус назвал ее «фантастическими вариациями на тему рыцарского характера», а технически ее можно было бы назвать концертом для виолончели и альта. Не все вариации одинаковы по качеству. Нельзя сказать, что поэма безупречна. Но соотношение таланта и ремесла перевешивает в пользу таланта.

Моя любимая вариация — третья, которая начинается забавным разговором Рыцаря с Санчо Пансой. Вторая часть этой вариации — изображение рыцарского мира, каким видит его в своем воображении Дон Кихот, мира великанов, драконов и дев, которым угрожает опасность. Весь оркестр поет тонкую, нежную мелодию. Мы узнаем в ней Штрауса как автора прекрасных песен. И понимаем Рыцаря и всех заблудших рыцарей, готовых на любой подвиг.

«Трудно сказать, был ли он глупцом или мудрым человеком, но совершенно ясно, что его приняло Небо», — говорит в конце книги о своем герое Сервантес. И Штраус воздал ему должное.

Подведем краткий итог, как были приняты эти три симфонические поэмы. Все они имели успех. «Тиль Уленшпигель» впервые был исполнен 5 ноября 1895 года в Кельне под управлением Франца Вюльнера, дирижера, который уже проявил благожелательный интерес к творчеству Штрауса. Поэма почти сразу стала очень популярной. Премьера «Заратустры» состоялась в следующем году: 27 ноября 1896 года, во Франкфурте, под управлением самого Штрауса. Поэма подверглась небольшой критике, но публика осталась довольна. Немедленно стали появляться публикации, которые установили связь музыки Штрауса с текстом Ницше. Но вместо того, чтобы просвещать публику, они скорее приводили ее в трепет. Однако вряд ли можно было найти хоть один крупный оркестр, который не включил бы в свою программу это сочинение.[128]

Ханслик, разумеется, осудил новую симфоническую поэму, как ранее «Дон Жуана» и «Смерть и просветление». О «Тиле» он написал, что это «настоящая вселенская ярмарка звуковых эффектов».[129] О «Заратустре» отозвался так: «О, Заратустра, не щелкай кнутом так зловеще! Разве тебе не ведомо, что шум убивает мысль?»[130]

«Дон Кихот» тоже был исполнен под управлением Франца Вюльнера в Кельне 8 марта 1898 года. Один из критиков назвал его «полным отрицанием всего, чем, как я понимаю, является музыка».[131] Но в действительности это ничего не значило. Ибо на одного критика, осуждавшего непокорную дерзость Штрауса, приходилось два других, признававших значимость этих симфонических поэм. На каждого непонятливого слушателя находились два восторженных и двадцать заинтересованных. Аплодисменты сопровождали поэму от Москвы до Парижа и вскоре донеслись из Лондона и Нью-Йорка. Приведу лишь один случай. Два года спустя после премьеры «Заратустры» Штраус, по его признанию, «пережил величайший триумф за всю свою карьеру музыканта» в степенном и флегматичном Амстердаме.[132] Оркестр под управлением Вильема Менгельберга не только оказал ему честь, исполнив его концерт, но и выгравировал его имя большими золотыми буквами на стене концертного зала рядом с именами Вагнера и Листа. (Чтобы освободить для этого место, было стерто имя бедного старого Гуно.) После исполнения «Смерти и просветления» весь зал «как один человек» поднялся, чествуя композитора. И тогда Штраус сам продирижировал «Заратустрой». Его вызывали аплодисментами «бесчисленное количество раз». Вот что он об этом писал: «Это было самое прекрасное исполнение «Заратустры», которое мне довелось слышать. Репетиции продолжались три недели и проводились по частям. Это было великолепно! Добавь к этому гостеприимство голландцев — шампанское и устрицы трижды в день. Но несмотря на такое трогательное внимание ко мне, я рад, что я снова дома и на столе у меня жареная телятина и простое пиво».[133]

Позже Штраус посвятил Менгельбергу партитуру «Жизни героя».

Глава 7

В столице

XIX век скончался, испустив не тихий всхлип, а торжествующий клич. Он гордо шел к концу и мог поднять бокал шампанского в честь наступающего столетия. Отлетающая душа имела все основания быть собой довольной. Она успела сделать немало: с развитием промышленности большая часть рабочего класса стала жить лучше, был проведен ряд реформ, многие представители среднего класса стали зажиточными людьми, а некоторые — и очень богатыми; технические изобретения сделали жизнь более комфортной. И хотя заводы выбрасывали в воздух сажу, а железные дороги грохотали, люди не роптали. Они охотно расставались со свежим воздухом, переезжая в хорошо отапливаемые, хотя и душные дома, заменяли керосиновые лампы и свечи яркими вельзбаховскими газовыми светильниками. Появившиеся на пороге нового столетия новые сверкающие и непонятные машины сулили новые заработки на новых товарах. Все, что блестело, было золотом.

Достижения ушедшего века в области искусства были огромными. Романтизм обновил искусство и вновь сделал его востребованным. Искренними слезами и смехом оно все больше привлекало к себе простых людей. Музыка, литература и живопись переместились из дворцов в салоны и даже в простые комнаты. Возможно, от этого перемещения искусство утратило частично утонченность, зато приобрело живость и непосредственность.

Большая часть живой музыки, которой мы до сих пор наслаждаемся, родилась в XIX столетии. С уходом века ушли и некоторые выдающиеся музыканты, которые ее создавали: Чайковский, Брамс, Сезар Франк и Иоганн Штраус умерли в последнее десятилетие уходящего столетия, Верди — в 1901 году.

Германия шагнула в новый век с особым оптимизмом. Она была в отличной форме: жизнь в ней кипела, страна работала, упорно рвалась вперед. Сплоченная Бисмарком, Германия оставалась единой и с каждым годом становилась все самоувереннее и горделивее. Бисмарк умер в 1898 году. Перед смертью он помирился с Вильгельмом. Его призыв к «крови и железу» был услышан. Он получил этот сплав, подмешав к нему собственные амбиции. «Однако, помимо амбиций, он обладал и ловкостью. Вот этого его преемники так и не поняли. Политика Германии после его смерти отличалась только одними амбициями».[134] Амбиции росли прямо пропорционально усилению военной мощи Германии. Все, кроме кучки людей, верили, что наращивание вооружений предотвратит войну.