Самолет без нее - Мишель Бюсси

Включу счета в расходы, только-то и делов.

Разве мог я тогда догадаться, что падаю в бездонный колодец? Что свет, манивший меня к себе, мерцал из пропасти небытия?

Из черной дыры.

Из страшной пустоты.

17

2 октября 1998 г., 11.13.

Улица Жан-Мари-Жего на последних пятидесяти метрах круто поднималась вверх. За ней начиналась уютная улица Бют-о-Кай, словно сошедшая с красивой открытки, а дальше открывался вид на площадь с церковью и зданием мэрии, баром и утопающим в тени платанов полем для игры в петанк. Деревенский пейзаж в самом сердце Парижа! Марк где-то слышал, что Бют-о-Кай — один из последних подлинно «парижских» кварталов. Однажды он был здесь на вечеринке, по приглашению знакомого студента, принадлежащего к ненавидимой им категории папенькиных сынков, и тот объяснил ему, что в расположенном на холме квартале запрещено любое многоэтажное строительство, потому что он стоит на известковых карьерах. Марк плохо помнил детали, но твердо уяснил, что скромный домик в этом районе стоит целое состояние.

Он преодолел двадцать ступенек последней лестницы и оказался на вершине холма. Не отрываясь от перил, достал мобильник и отправил Лили еще одну эсэмэску.

С тем же текстом. Он сохранил его в памяти аппарата: «Лили! Позвони мне, черт тебя дери. Марк».

На всякий случай проверил свой автоответчик. Мог бы этого не делать. Ни одного нового сообщения не поступало.

На улице Бют-о-Кай царило спокойствие. Некоторое оживление наблюдалось только у дверей булочной, судя по всему, единственной в квартале торговой точке. В ресторанах в этот час было пусто — слишком рано. Марк пошел вперед, оглядывая фасады домов, пока не добрался до номера 21. Его взору предстал одноэтажный домик в окружении крошечного, квадратов в двадцать, палисадника. В любой французской деревне подобный домишко смотрелся бы скромным до убогости, но здесь, в сердце Парижа, он выглядел непозволительной роскошью. «Личный дом. Одноэтажный. Да еще с садом! Спрашивается, на какие шиши Гран-Дюк его приобрел? Ста тысяч франков, ежегодно выплачиваемых ему Матильдой де Карвиль, на это явно не хватило бы!»

Марк продолжил осмотр дома. Светло-зеленые ставни были заперты. Он все же нажал на кнопку звонка, обнаруженную между желтым почтовым ящиком и слегка облупившейся калиткой.

Тишина.

Он выждал минуту и позвонил еще раз. С тем же результатом. В задумчивости он запустил руку в волосы. Гран-Дюка нет дома. Ничего удивительного. Он внимательнее оглядел дом и палисадник. Надо что-то придумать… Марк снова двинулся по улице.

Решение пришло внезапно.

С правой стороны дома было окно, в одной створке которого не хватало стекла. Если просунуть в дыру руку, можно попробовать откинуть шпингалет. Открыть окно и забраться в дом. Марк огляделся: на улице никого. Отбросив сомнения, он перемахнул через белую каменную ограду и бросился к окну. Но не успел прикоснуться к оконной створке, как та распахнулась. Окно было не заперто!

Марк на миг изумился столь странному стечению благоприятных обстоятельств. «Чтобы частный сыщик, уходя, оставил открытым окно? Уму непостижимо». Но уже в следующую секунду он выбросил эти мысли из головы и влез в жилище Гран-Дюка.

«Ублюдок в доме Гран-Дюка», — подумала Мальвина. В зеркало заднего вида она отлично видела, как Марк Витраль шел по улице, как перепрыгивал через каменную ограду. «Влип, голубчик!» За спиной у него болтался рюкзак. Наверняка тетрадь Гран-Дюка в этом рюкзаке. Пока что все складывалось как нельзя лучше. Мальвина поерзала на полу, пытаясь устроиться поудобнее. Затылок, тесно прижатый к рулю, ныл тупой болью, но она не обращала на это внимания. Если понадобится, она готова просидеть так долгие часы, пусть даже потом придется ходить с гипсовым воротником на шее. Лишь бы не упустить Витраля, когда он выйдет из дома, добраться до проклятой тетради и выдрать из нее пропитанные ложью листы, как палач вырывает у жертвы ногти, чтобы развязать ему язык. Палец за пальцем. Она возьмет Витраля на мушку, и он у нее заговорит. Как именно будет действовать, она пока не знала, но не стала ломать себе над этим голову. Что-нибудь придумает. Главное, начать игру, а садистские правила она сочинит на ходу.

В нос Марку ударил запах гари. Можно подумать, в доме несколько дней топили камин, ни разу не проветрив помещение. Марк закашлялся. Он стоял в небольшой комнате, похожей на кладовку. На полках высились банки с консервами, лежали садовые и другие инструменты. Марк толкнул дверь, поднялся на три бетонные ступеньки и очутился перед еще одной дверью. За ней располагалась комната, очевидно, служившая Гран-Дюку гостиной.

Здесь гарью пахло еще сильней. Марк снова закашлялся. Его взгляд упал на большой камин. «Вот откуда эта вонь!» Судя по всему, здесь сожгли груды бумаги. Марк заметил пустые картонные коробки на полу. «Значит, Гран-Дюк совсем недавно наводил здесь порядок!»

Прежде чем Марк успел сообразить что к чему, его слуха коснулся странный звук, от которого у него по спине побежали мурашки. Звук раздался сзади, чуть справа, похожий на сухое потрескивание заевшей механической игрушки. Марк обернулся и с изумлением уставился на огромный виварий, на влажном дне которого лежали бездыханные тела самых разнообразных стрекоз. Он подошел поближе. Лишь одна стрекоза, самая крупная, с золотисто-красной грудкой, еще пыталась взлететь, но уже из последних сил. Словно догадавшись, что в комнате появился кто-то, способный прийти ей на помощь, стрекоза, едва шевеля крыльями, стала биться о стеклянную стенку вивария. Марк несколько секунд стоял замерев, зачарованный открывшейся его взору фантастической картиной. «Стрекоза! Пленница! Полумертвая…» И рядом — трупики десятков насекомых. Не раздумывая, Марк подскочил к виварию и обеими руками схватился за его стеклянную крышку. Крышка была тяжелой, но, к счастью, ничем не прикрепленной. Марк поднял ее и приставил к ближайшей стене. В виварий хлынул поток воздуха. Стрекоза ожила и взлетела. Марк проследил за ней глазами. Поначалу беспорядочные, ее движения становились все более уверенными. Стрекоза облетела комнату и уселась на люстру.

У Марка колотилось сердце.

Его охватила бешеная, необъяснимая, почти детская радость: «Он спас красную стрекозу!

Он спас Стрекозку».

Он даже не догадывался, что Кредюль Гран-Дюк коллекционирует стрекоз. И не понимал, почему он оставил их умирать.

Марк подошел к письменному столу и внимательно осмотрел его. Здесь царил образцовый порядок. В стакане стояли остро заточенные карандаши, рядом лежал блокнот для записей. Немного нарушали гармонию маленькая бутылка из-под вина — пустая — и бокал. Обстановка дома производила странное впечатление. По всему выходило, что Гран-Дюк решил поставить крест на расследовании, которому посвятил годы жизни, и тщательно уничтожил все, что было с ним связано. Сжег архив. Принес в жертву стрекоз. Написал завещание… Сейчас это завещание в виде тетради со светло-зеленой обложкой находилось у Марка в рюкзаке. Гран-Дюк сделал в ней последнюю запись в ночь восемнадцатилетия Лили. И передал ей тетрадь.

Так поступают перед уходом из жизни. Зачищают за собой все концы.

Что же тут все-таки произошло? И куда девался Гран-Дюк?

Марка не покидало ощущение, что хозяин дома покинул его в страшной спешке. Например, этот оставшийся неубранным бокал… Разбитое стекло, незапертое окно… И запах… Теперь он понял, что в доме пахнет не только гарью. Воняло чем-то еще.

Что-то тут не сходилось.

Вдруг лицо Марка просветлело. Он сел за стол Гран-Дюка и достал из рюкзака тетрадь. Быстро пролистал страницы, пока не добрался до последней, заполненной мелким четким почерком Гран-Дюка.

«Чего проще! Надо просто прочитать заключительную часть дневника и узнать, к каким выводам пришел его автор. Так читатель детектива с затянутым сюжетом, устав следить за его перипетиями, преодолевает собственное чувство неловкости и открывает последнюю страницу».

Марк собрался с духом. На последней странице было всего строк двадцать. Тот же мелкий четкий почерк.

«Ну вот и все. Я все сказал.

Сейчас 29 сентября 1998 года, без двадцати двенадцать вечера. Все кончено. Через несколько минут Лили исполнится 18 лет. Я верну ручку в стоящий передо мной стакан. Сяду за стол, разверну номер „Эст репюбликен“ от 23 декабря 1980 года (проклятая дата!) и спокойно пущу пулю себе в лоб. Мои мозги запачкают пожелтевшие страницы газеты. Я потерпел неудачу…

Оставляю этот дневник в качестве своего завещания. Для Лили. Для кого угодно.

Я собрал в этой тетради все улики, все следы, все версии. Восемнадцать лет расследований. Все здесь, на этой сотне страниц. Если вы читали их внимательно, то сейчас знаете столько же, сколько известно мне. Возможно, вы окажетесь проницательней? Возможно, поймаете нить, которую я упустил? Найдете ключ к разгадке? Если он вообще существует… Возможно, возможно…