Остров живого золота - Анатолий Филиппович Полянский

стороне Силача, и ему мучительно хотелось хоть чем-нибудь помочь своему старому знакомцу.

Холостяка окрылил успех. Он продолжал наседать, нанося все новые и новые удары, ни на секунду не останавливаясь. Инстинктивно молодой самец понимал, что Силач опытнее, сильнее, его можно взять только измором.

Борьба шла долго. Но теперь силы были неравны. Силач начал явно уступать противнику. Под конец дрогнул и попятился. У Каямы сжалось сердце. Еще какое-то время Силач продолжал отражать натиск соперника, но все тяжелее подымались ласты, глаз с разорванным веком ничего не видел, легким не хватало воздуха…

Самец налетел опять, сбил Силача на бок. Тот сумел, однако, подняться, в последний раз бросился на врага, потом зашатался и рухнул.

У Каямы к горлу подступил сухой ком. Он вдруг почувствовал себя старым-старым. И с острой жалостью подумал: «Люди так же, как звери, – раз упав, уже никогда не поднимаются».

Победивший самец громко заревел, оповещая всех о своем триумфе. К нему нерешительно приблизилась самочка, ласково, точно прося разрешения, ткнулась мордочкой в бок. Он снисходительно похлопал ее ластом. Припадая на разорванный бок, решительно пополз к центру гарема. Теперь владыкой здесь был он!

Каяма часто припоминает эту сцену. Он понимает: все правильно, жизнь неотвратимо идет вперед и молодость всегда побеждает, но тем не менее жить и ждать конца грустно.

С северной оконечности острова донеслись громкие крики. Ну вот, началось!.. Пять тысяч зверей уже забито нынешним летом. А ведь только июль. Если будет продолжаться в таком же темпе, он за стабильность стада поручиться не сможет. Пусть фирма не желает заботиться о богатстве земли и сохранении котиков для потомков. Но должны же они хотя бы прогнозировать свои будущие прибыли?..

Отколов часть стада, корейцы погнали его к забойной площадке. Истошно блея, котики неуклюже ползли вдоль скал по проторенной их предками дороге. К воде зверей не подпускали, отпугивая криками и дрыгалками. В море, родной для них стихии, поймать котиков невозможно. Виртуозные пловцы и ныряльщики, они беспомощны лишь на суше…

Внезапно Каяма почувствовал тревогу. Откуда она возникла, сказать он не мог и, теряясь в догадках, мучительно искал причину беспокойства. Так с ним неоднократно случалось, и всякий раз смятение его предвещало большую беду.

Каяма увидел торопливо идущего по берегу Айгинто и обрадовался. Душевно привязавшись к чукче, он доверял ему порой больше, чем себе. Опытнейший забойщик, Айгинто знал и понимал зверя как никто другой. Каяма частенько говорил: «Ты больше профессор по котикам, чем я», – и при этом не очень грешил против истины.

До чего искалеченными и извилистыми бывают иногда людские судьбы. Того, что выпало на долю Айгинто, с избытком хватило бы, наверное, на три таких жизни, как у Каямы. Что он, в сущности, видел? Хоккайдо, где родился и вырос, – об этом сохранились лишь смутные воспоминания. Токио – там пришлось учиться, потом жить и работать. На Южном Сахалине он знает только город Тойохару[26]. И вот уже который год – этот маленький островок, затерянный среди просторов Охотского моря. Все!.. Айгинто же побывал на всех котиковых лежбищах. Мальчонкой работал на Командорах, потом на Прибыловых островах, исколесил Аляску, ездил в Штаты; теперь – уже с десяток лет – здесь, на Кайхэне.

Каяма помахал Айгинто рукой и, когда тот подошел, спросил, как подобает добрым друзьям, о здоровье и настроении.

Морщинистое с раскосыми блекло-голубыми глазами скуластое лицо Айгинто расплылось в улыбке. Чукча был искренне расположен к ученому. Он не так часто встречал уважительное к себе отношение.

– Спасибо, Каяма-сан[27], – ответил с поклоном. – Айгинто хочет тебе пожелать: кушай много, спи сладко. И пусть твои болезни станут моими.

– Благодарю за добрые слова! Тебе тоже желаю иметь много сил, – улыбнулся Каяма, с жалостью глядя на скрюченные ревматизмом руки чукчи.

Айгинто поправил выцветшую зюйдвестку и тихо сказал:

– Правда, Каяма-сан, здоровья душе много надо! – помолчал, шевеля бескровными губами, будто подбирая удобные для произношения слова, и добавил: – День забой, два забой, и опять снова… Зачем так? Шкурка совсем плохой будет.

Что мог ответить Каяма? Мысли их совпадают, но это ничего не меняет. Каяма не распоряжается промыслом. Он обязан давать никому не нужные рекомендации, в крайнем случае способен по личной инициативе заявить решительный протест, но без уверенности, что к нему прислушаются. Всем на острове заправляет Сигетаво Уэхара – полномочный представитель могущественной фирмы «Мицубиси», или, как он себя сам называет, Главное недремлющее око.

Уэхара и раньше пропускал указания Каямы мимо ушей. «Хозяева лучше знают, что делать, – приговаривал он и морщился, выслушивая очередную гневную тираду ученого. – Я выполняю их предписания, Каяма-сэнсэй![28]» Последнее слово Уэхара произносил врастяжку, отчего звучало оно совсем неуважительно; вдобавок презрительно щурился.

Глаза у Сигетаво темно-дымчатые, выпуклые, как у секача, со злой усмешкой в глубине зрачков. Бывший фельдфебель, оказавшийся вне армии по чистому «недоразумению» – ранили в ногу проклятые австралийцы, – Уэхара недолюбливал гражданских, не имеющих истинно самурайского духа, и считал их чуть ли не виновниками всех бед и поражений Японии. Каяма уверен: Уэхара давно бы послал его ко всем чертям, если бы не относил к высшему, чем он сам, разряду. Почтительность к господам воспитана в нем с детства и окончательно вбита в голову армией, где любой унтер-офицер мог заставить солдата вылизывать языком подошвы собственных ботинок. Доктору Такидзину Каяме, по его мнению, было, разумеется, далеко до хозяев, но он все же ученый и потому значительнее, чем управляющий Сигетаво Уэхара.

Айгинто выжидательно смотрел на Каяму. Пауза затянулась. И чукча, уловив замешательство собеседника, застенчиво улыбнулся.

– Табак хороший доставал, – сказал он. – Зачем не куришь? Жалко.

Вытащив короткую пенковую трубку, Айгинто начал медленно набивать ее, не забывая наблюдать из-под лохматых седых бровей гон зверя. Все шло нормально, иначе он бы уже давно вмешался. Если что случится, спросят с него. Много лет он был просто забойщиком, а теперь вот за старшего. Самое последнее дело – быть маленьким начальником… Это Уэхара назначил его, когда явился на остров управляющим. «Непорядок! – сказал он, присмотревшись к работе. – Кто тут командует? Разве положено без руководителя? Ты опытный, все знаешь, – ткнул он пальцем в грудь Айгинто. – Будешь… как я, фельдфебелем среди забойщиков… Старшинкой, по-вашему».

Подгоняемые палками, котики достигли наконец своего последнего пристанища и по наклонным доскам стали взбираться на сортировочный помост. Каяма внимательно следил за действиями загонщиков. Оттуда, где он стоял, можно было хорошо, в деталях, рассмотреть зверей – их размер, окраску. Но чем больше котиков проходило на площадку, тем сильнее недоумевая Каяма.