Преобразователь - Ольга Голосова

Подъем занял время до полудня, а когда Билэт и Кловин увидели нависшую над ними скалу, с обоих уже градом лил пот, и они изрядно запыхались.

Угольщик предупредил, что в пещеру заходить нельзя. Нужно остановиться внизу и дернуть за колокол, что висит над тропой.

Так они и сделали. Зеленоватый от времени и влаги колокол печально застонал, и стайка птиц с шумом слетела с бузинного куста, росшего поблизости на камнях.

Билэт, одетый на удивление буднично, как бюргер, путешествующий по делам, вытащил из-за пояса серебряную флягу и отхлебнул из нее.

– Тебе не предлагаю, – обронил он. – Судя по журчанию воды, неподалеку отсюда источник, если хочешь, попей из него.

Кловин промолчала. Ее мучила жажда, но пить вино ей действительно было ни к чему.

Она по запаху прошла по тропинке за выступ скалы и обнаружила воду. На краю выложенной камнями впадинки, наполняющейся водой из ключа, бившего прямо из камней, лежал глиняный ковшик. Она попила. Вода была ледяной и чистой.

Ополоснув лицо и руки, женщина оправила платье, пригладила волосы, выбившиеся из-под чепца, и вернулась обратно.

Билэт по-прежнему сидел на поросшем мхом камне, внимательно оглядывая окрестности.

– А разбойники тут есть? – поинтересовался он.

– А что им тут делать тут, вдалеке от торговых путей?

– Может, у святого отца есть чем поживиться?

– Ага, прогнал демонов и теперь сторожит их сокровища.

– Ты до отвращения разумна, Кловин. Ни капли поэзии.

– Зато ты беспечен, как жонглер.

За этой невинной перепалкой они не заметили отшельника.

– Какая нужда привела вас ко мне? – услышали они голос позади и вздрогнули.

У спуска, откуда они пришли, стоял высокий мужчина в монашеском наплечье и рясе. Капюшон с вышитым крестом скрывал его лицо до подбородка, поросшего небольшой седой бородой. Одной рукой он опирался на посох, в другой держал длинные четки.

Билэт вскочил и показал ему нечто зажатое в ладони.

Отшельник помедлил, а потом сделал приглашающий жест четками.

– Что ж, будем надеяться, что вы не зря проделали этот путь, подмастерье и… королева.

Кловин угрюмо глянула на монаха.

Но тот уже повернулся к ним спиной и направился в лес.

Как ни мучило Билэта любопытство, как ни пытался он разглядеть пещеру, но делать было нечего: их туда не звали и ему пришлось покорно следовать за всеми, то и дело оборачиваясь и спотыкаясь о корни.

Когда все трое вышли на поляну, то отшельник прошел под навес из ветвей и позвал туда Билэта. Кловин опустилась на бревно неподалеку.

Билэт откровенно разглядывал монаха, пытаясь заглянуть ему под куколь. Монах привык к подобной дерзости и, казалось, просто не замечал ее. Он опустился на пень и принялся перебирать четки. Губы его едва заметно шевелились, повторяя по латыни: «Ave, Maria, gratia plena 33…» – правило святого розария, дарованное людям Пресвятой Девой через святого Доминика, пса Господня, как он сам себя называл.

Поняв, что отшельник может так сидеть хоть до скончания века, Билэт первым нарушил молчание:

– Святой отец, вы правильно назвали меня подмастерьем. Но может быть, вы догадались и о цели, с которой я прибыл к вам?

Святой отец неопределенно покачал головой.

– Мне стало известно, что Верховный Магистр Гильдии Крысоловов перед смертью принял монашество и передал вам на хранение одну реликвию, принадлежащую Гильдии. Он поступил против правил, так как не имел полномочий передавать в посторонние руки собственность и святыню Гильдии. Но он мертв, и не наше дело судить его. Последствия его необдуманного поступка таковы, что уже два года в Гильдии царит междоусобица и никто не может принять на себя почетное звание, ибо нет реликвии и не на чем присягать. К тому же некоторые мастера, желая захватить власть, пытаются убедить Верховный совет в том, что для спасения Гильдии необходимо избрать Магистра без реликвии, а когда-де она объявиться, тогда и принять от него присягу. Другие же грозятся любой ценой отыскать эту вещь, дабы прекратить раздоры и сумятицу, грозящую перерасти в великую смуту. Я явился к вам для того, чтобы смиренно попросить вас, святой отец, вернуть Гильдии этот воистину бесценный для нас символ и водворить мир между нами.

Билэт замолчал, пытаясь оценить, какое впечатление произвела его речь на монаха.

Кругом щебетали птицы, журчал ручей, солнце изрядно припекало. Кловин, сидящая на солнцепеке, встала и отошла подальше, в лес.

Монах поднял голову и проводил ее взглядом.

– Сын мой, дозволь мне называть тебя так, как положено мне нынче не по достоинствам моим, а по святости носимого мною сана. Сын мой, ответь мне прежде, отчего ты все еще подмастерье?

Бледные щеки юноши порозовели.

– Какое это имеет значение, святой отец?

– Ответь мне, или я не смогу продолжить с тобой беседу.

– Потому что я… – Билэт замолчал, подбирая слова и с ненавистью глядя в вышитый крест капюшона. – Потому что я не сдал экзамен.

– Ты говоришь неправду, сын мой.

Странные чувства мелькнули в интонациях монаха, Билэт вскинул голову, как собака, и насторожился.

– Да, святой отец, я солгал. Но что, если я не хочу говорить правду?

– Но тогда и я не смогу тебе ответить.

– Мы торгуемся?

– Да, сын мой, ибо богатством неправедным покупается Царство Небесное сынами века сего 34.

– Что ж… – Билэт прищурился. – Я сдал экзамен на мастера, и мне по уставу и обычаю гильдии дали один год и один день, чтобы я утвердился в степени и мог стать свободным мастером и брать учеников. Мне остался один день, и я нашел новую жертву, лучше прежней, и мог претендовать на звание смотрителя и кандидата в Магистры, но… Один человек… один мастер-смотритель предложил мне сыграть на нее в карты. Он ставил на кон жизнь крысы и флейту смотрителя, а я – свою джамбию, оружие мастера.

Я проиграл нож. На следующий день меня понизили из мастеров в подмастерья и изгнали из Гильдии на три года. Теперь чтобы обрести потерянное, я должен убить новую крысу-оборотня, сдать экзамен и вернуть свой нож. Дело за малым… Что, ты доволен моим рассказом?

– Доволен, – ответил отшельник и откинул капюшон.

Билэт вскрикнул и отшатнулся, едва не упав.

Перед ним был Верховный Магистр Гильдии Крысоловов, великий Дудочник и его учитель.

– Видишь, сын мой, я должен был услышать от тебя правду. Тот мастер-смотритель… он ведь твой брат… Рэндальф?

Пытаясь совладать с собой, Билэт кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

– Я унес реликвию с собой, потому что не видел достойного среди вас. Не вижу и теперь. Я не могу отдать тебе медальон, Билэт, потому что только мастер может прикасаться к нему… или простец, чьи руки не запятнаны убийством.

Верховный Магистр надел капюшон и вернулся на бревно.

– Для всех я умер. Много лет я вел двойную жизнь, пытаясь уйти от мира, пока наконец два года назад не получил из Рима вместе с отпущением грехов и благословением на отшельничество долгожданное посвящение в сан. Десять лет я не спал ночей, вымаливая прощение у Бога за все то, что сделало меня Магистром Гильдии. Я всегда любил тебя, Билэт, как сына, ведь Бог не дал мне детей, и сердцем чуял, что неспроста ты лишился ножа. Небеса благословили тебя чудным даром увлекать людей словом и волшебной красотой, но и великая гордыня снедает тебя. Подумай, Билэт, какой выкуп дашь за душу свою 35, когда восторжествуют твои надежды? Я не дам тебе медальона, но приходи через год, когда твои инструменты снова будут у тебя, и мы поговорим. И помни, – голос отшельника дрогнул, – грех лежит у порога, сын мой. Он влечет тебя к себе, но ты властвуй над ним 36. – Отшельник перекрестился и умолк, вновь принявшись за свои четки.

– Не бойся, – прервал он молчание некоторое время спустя, – если я умру, ты найдешь реликвию в моей пещере. Иди с миром, сын мой, да хранят тебя Господь и Пресвятая Богородица, – монах с любовью благословил юношу и коротко вздохнул: – Позови ее, – кивнул он в сторону Кловин.

Билэт отошел, кусая губы от досады, но когда он приблизился к женщине, на лице его царила любезная безмятежность.

Подойдя к отшельнику, Кловин присела в изящном реверансе.

– Подойди ближе, дочь моя, – глухо произнес старец.

– Мой народ не исповедует Сына Божия, и я не могу благословиться у вас, отец.

– Всякая тварь Божия благословлена Им в дни творения, и мне не гоже гнушаться тем, что вышло из рук Божиих.

– В народе нас зовут чадами гнева и детьми дьявола.

– Мало ли что болтают злые языки. Но твой народ грешит не больше нашего, а может, и меньше, если и вправду Господь лишил вас разумной души и свободы выбора. Дочь моя, я знаю, что не по своей воле ты прибыла сюда. Господь открыл мне, что дни мои близятся к концу, и хоть трепещет душа моя в ожидании исхода и суда, но дух надеется на милость Божию. И прежде чем отправлюсь я на суд Божий, хочу завершить дело, которое камнем лежит у меня на сердце. Ты знаешь…