Человек в витрине - Хьелль Даль

Фрёлик одобрительно кивнул.

— Ну а что ты думаешь о рассказе Ингрид Есперсен насчет незваного гостя, который пожаловал в спальню, нанес снега и так далее?

— Возможно, так все и было, — сказал Гунарстранна, прицеливаясь.

— Кто мог зайти к ней в спальню, кроме мужа?

— Ключи.

— Какие ключи?

— В нос!

Дротик не попал в цель, и Гунарстранна поморщился.

— Мы не нашли ключей, — сказал он.

— Где искали?

— В карманах убитого и в магазине. — Гунарстранна повернулся к Фрёлику. — Чтобы попасть в магазин с лестницы, старик ведь должен был отпереть дверь ключом, верно? Ключи были нужны и для того, чтобы вернуться к себе домой… Раз у покойного ключей не оказалось, их наверняка украл преступник. В таком случае ему не составило труда проникнуть в квартиру Рейдара Фольке-Есперсена. — Инспектор метнул последний дротик, который попал улыбающейся ведущей прямо в рот.

— Зачем убийце красть ключи у мертвеца, если он не собирался воспользоваться ими? Кроме того, пропавшие ключи — достаточно веский повод для того, чтобы послеживать за Ингрид Есперсен.

— Значит, по-твоему, снег в спальню нанес не покойник?

— Да нет же, он вполне мог подняться в квартиру… У него на ботинках толстые подошвы. Зато пропажа ключей — настоящая загадка!

Гунарстранна подошел к мишени, вынул дротики, снова отступил на пять шагов и прицелился.

— Правый глаз! — Промахнувшись, он продолжил: — По словам Ингрид Есперсен, она легла в постель между одиннадцатью и половиной двенадцатого. Тогда ее муж находился еще в квартире. Она проспала до половины третьего, а потом, по ее словам, проснулась, так как ей показалось, что в спальне кто-то есть…

— Нет. — Фрёлик покачал головой. — Она была одна и решила, что к ней заглядывал Рейдар. Самое вероятное объяснение. Фольке-Есперсен отправился прогуляться перед сном. Потом он вернулся домой, но решил на всякий случай заглянуть в магазин. Но ему нужно было что-то взять в спальне, вероятнее всего ключи от магазина, поэтому он зашел в спальню, не переобувшись и не стряхнув снег с ботинок. Он спустился в магазин, встретил там убийцу и был убит. По-моему, вдова что-то скрывает. Стоило мне спросить, слышала ли она ночью шум, она заюлила, как лиса. Но что именно она скрывает, я понятия не имею! В общем, она настаивает на том, что лежала без сна с половины третьего до семи утра и не слышала ни звука. По словам Сквенке, Есперсена убили между одиннадцатью и тремя. Если снег на полу спальни оставил Есперсен, шум внизу должен был разбудить ее. Во всяком случае, тогда ее рассказ совпадал бы с тем, что нам сообщил Сквенке.

Гунарстранна прицелился.

— Кстати, о ключах… — сказал Фрёлик. — Нам квартиру открыл Карстен Есперсен.

Гунарстранна метнул дротик, но в глаз не попал.

— Наверное, имеет смысл спросить его, отпер ли он дверь собственными ключами.

— А ты не находишь, что это немного странно? — спросил Фрёлик. — То, что у Карстена есть ключи от квартиры отца…

— По-моему, ничего странного здесь нет. В конце концов, покойный был его отцом. У тебя разве нет ключей от квартиры матери?

— Есть, но моя мать живет одна. А у папаши Карстена была сравнительно молодая жена.

Фрёлик и Гунарстранна переглянулись.

— А может, здесь и нет ничего странного… — задумчиво протянул Фрёлик. — По словам Ингрид, жена Карстена отказалась позвать мужа к телефону и сообщила, что его нет дома. В половине третьего ночи. И у него есть ключи от квартиры отца.

— Нам придется в любом случае допросить его, — сказал Гунарстранна, подходя к доске и вытаскивая дротики. — Даже если Карстен Есперсен был дома и спал, спросить не помешает.

Глава 16

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ

Молодая женщина проводила инспектора Гунарстранну в кабинет адвоката Рейдара Фольке-Есперсена. Гунарстранна знал, что фамилия адвоката Мовинкель. Он немного удивился, увидев за столом еще одну женщину, тоже молодую. Когда она встала, оказалось, что ростом она ненамного ниже его. Короткая стрижка очень шла к ее круглому румяному лицу без единой морщинки. Она напомнила инспектору молочницу, какими их изображают на картинках. Улыбнувшись, адвокат продемонстрировала ослепительно-белые зубы, — два передних были, пожалуй, великоваты. Одета она была в темные мягкие брюки-«трубы» и желтый кардиган.

— Кажется, вы удивлены, — заметила адвокат.

— А вы, кажется, молоды, — ответил Гунарстранна, озираясь по сторонам.

Кабинет не очень походил на обиталище орла юриспруденции. Подоконники были уставлены горшками с самыми разнообразными фикусами и пышно разросшимся плющом. На стенах висели постеры в пастельных тонах: Фердинанд Финне, Карл Ларссон… Наверняка из галереи современного искусства.

— По-вашему, странно, когда пожилой человек выбирает себе молодого адвоката, к тому же женщину? Вы совершенно правы. — Адвокат снова улыбнулась. — Господин Фольке-Есперсен меня не выбирал. Он был клиентом моего отца. Когда отцовская практика перешла ко мне, он, один из немногих, решил рискнуть и остался со мной. — Она жестом указала гостю на кресло напротив. — Итак, чем я могу вам помочь?

Гунарстранна сел и закинул ногу на ногу.

— Меня интересует, составил ли Рейдар Фольке-Есперсен завещание.

Адвокат опустила голову и после короткой паузы ответила:

— Нет.

— Почему вы ответили не сразу? Вы не уверены в своих словах?

Она снова показала зубы. Гунарстранна подумал: какая она хорошенькая. Прямо лучится молочно-розовой свежестью. Наверное, следит за своей формой. Из тех, кому жизнь не в радость без утренней пробежки…

— Вы не уверены, — решительно повторил Гунарстранна.

— Да, — ответила адвокат, по-прежнему улыбаясь. — Дело в том, что завещание было аннулировано накануне его смерти.

Гунарстранна цокнул языком и вытянул ноги.

— Понимаю вашу реакцию, — задумчиво произнесла адвокат и опустила глаза. — Конечно, дело немного щекотливое.

— Что же случилось? — спросил инспектор, которому не терпелось услышать продолжение.

— Господин Фольке-Есперсен позвонил мне в пятницу, тринадцатого, и сказал, что хочет аннулировать свое завещание.

— Позвонил? — мрачно уточнил Гунарстранна.

— Да, позвонил, — ответила адвокат. — Вот что самое щекотливое. Возможно, наследники обратятся в суд по наследственным делам…

— Вы уверены, что вам звонил именно Фольке-Есперсен?

— В этом не может быть никаких сомнений. Звонил он.

— Когда?

— В конце дня. Где-то около пяти.

— И что вы ему ответили?

— То же, что и вам. Конечно, никаких подозрений у меня не возникло, и все же по закону он обязан был прийти и представить свою просьбу лично.

— Как он объяснил свой звонок?

— Сказал, что у него нет времени.

— Нет времени?

— Да.

— Как вы истолковали его слова?

— Мне показалось, что он тяжело болен.

Гунарстранна понурил голову и стал ждать.

— Не думаю, что у него оставалось много времени, — продолжала адвокат.

— Он говорил с вами о своих болезнях?

Адвокат едва заметно улыбнулась, как будто вспомнила что-то смешное.

— Ни разу. Но как-то осенью — в октябре или ноябре — мы с ним случайно столкнулись в Бюгдёйаллее. Он очень обрадовался и показался мне… хм… больным и очень старым. Он держал лист… обыкновенный лист, кленовый или каштановый…

— Пальцы у него были?

— Пальцы?

— Лист был похож на большую ладонь с пальцами?

— Да…

— Значит, это был конский каштан.

— Ну, не знаю… Во всяком случае, главное, что он меня остановил. Даже не поздоровался. Был взволнован, как мальчишка. «Смотрите, — закричал он, — вы когда-нибудь видели такой огромный лист?» Я остановилась и посмотрела на него с удивлением. Я не знала, что сказать. Для меня лист был самым обыкновенным осенним листом, довольно большим и желтым. «Да, — ответила я, — очень красивый лист». Он просиял, как ребенок. «Вот именно! — воскликнул он и продолжал: — Надо скорее пойти домой и показать его Ингрид». С этими словами он зашагал в сторону дома.

Гунарстранна, нахмурив лоб, долго смотрел в пространство.

— И после той встречи вы решили, что он болен?

Адвокат с серьезным видом кивнула.

— Я долго смотрела ему вслед. Он всегда производил впечатление очень гордого человека, а в тот раз вдруг показался старым и больным. И как он радовался… Я никогда не видела его таким, ни до, ни после. Он так спешил показать жене красивый лист… Помню, я еще подумала: ему недолго осталось жить.