Замурованная царица - Даниил Мордовцев

Жрецы Аписа встретили процессию Горуса пением священного гимна. Процессия остановилась. Тогда верховный жрец Аммон-Мерибаст роздал каждой из семи девочек по снопу пшеницы, бывшей в руках жрецов Аписа, и поставил их в ряд лицом к западу, так что Нил находился у них позади.

В это время невдалеке раздалась другая музыка, еще более, казалось, дикая и раздирательная. Толпы зрителей колыхнулись.

— Апис! Апис! — послышались испуганные и радостные возгласы. — Сам бог идет.

Это двигалась к Нилу от храма Аписа другая процессия. Между рядами жрецов, которые махали в воздухе опахалами, шел Апис. Ему предшествовал главный жрец, возжигавший перед четвероногим божеством курения из благовоний священной земли Пунт. Бык шел, по-видимому, беспокойно: расширенными ноздрями он усиленно вдыхал в себя воздух, который теперь казался особенно знойным и душным, как перед грозой. Поравнявшись с изображением Горуса, который в своей золотой ладье покоился на плечах жрецов, Апис остановился, как бы ища чего-то. Глаза его упали на пучки зеленой пшеницы, и бык, радостно замычав, двинулся прямо к лакомому корму: он был голоден, потому что его мучители, жрецы, со вчерашнего дня морили свое кроткое и глупое божество голодом.

Апис направился прямо к стоявшим рядом семи девочкам с пучками сочной пшеницы. Девочки невольно дрогнули и попятились.

— Не бойтесь, священные дети, — громко сказал верховный жрец, — бог к вам милостив.

Случилось так, что храбрая Хену, когда другие девочки со страху попятились, очутилась несколько впереди прочих. Апис шел прямо на нее.

— Избранница, счастливая избранница! — послышался говор среди жрецов.

Хену стояла неподвижно, хотя видимо руки ее дрожали, а на миловидном личике отразился испуг, хотя она и старалась его скрыть.

Подойдя к ней, Апис с видимым наслаждением стал жевать сочные колосья.

— Бог сподобил избранницу! — громко возгласил верховный жрец. — На нее пал выбор божества. Слава всемогущему Апису.

— Слава! Слава! Слава! — повторили хором жрецы.

— Слава! Слава! — подхватила бессмысленная толпа. Апис между тем ел жадно, и скоро от небольшого пучка, бывшего в руках Хену, не осталось ничего.

— Готовьте жертву! — обратился Аммон-Мерибаст к Другим жрецам.

Некоторые из них подошли к Хену, держа в руках разноцветные ленты и золотые обручи, а священное животное, покончив с одним пучком пшеницы, обратилось к другим девочкам и продолжало утолять свой голод. Девочки сделались смелее и сами совали в морду богу лакомое кушанье.

Хену между тем украсили лентами и золотыми обручами, Аммон-Мерибаст вылил на ее курчавую головку несколько капель благовония. Девочка, казалось, светилась удовольствием и гордостью. Толпа напряженно следила за всем, что происходило перед ее глазами. Слышались возгласы, вопросы, наивные замечания.

Аммон-Мерибаст подал знак, и воздух огласился дикими звуками труб и соединенными хорами жрецов. Пели торжественный гимн Горусу.

Между тем с востока, из-за Нила, приближалась гроза. Синее, как лазурь, небо до половины затянулось черной, зловещей тучей. Послышались глухие, далекие раскаты грома, и Нил принял зловещий вид.

Верховный жрец взял Хену за руку и повел к лодке, стоявшей у берега с гребцами, которые держали весла наготове. Девочка не понимала, что с ней делали, но уже, видимо, начинала чего-то бояться. Трубная музыка и хор жрецов завывали все громче и неистовее.

Верховный жрец, вступив на лодку, провел свою невинную жертву на позолоченное возвышение в носовой части и поставил ее у самого края помоста.

Лодка отчалила от берега и, отплывая несколько сажен к середине реки, повернулась носом к зрителям, любопытство которых, смешанное с невольным страхом, достигло крайнего напряжения.

Зрелище было странное, пугающее воображение. Многие начали догадываться, в чем дело.

А Хену, вся убранная цветными лентами и золотыми обручами, и высокий жрец в белом одеянии, стоявший с ней рядом и державший ее за руку, казались издали каким-то видением, чем-то фантастическим. Все напряженно и испуганно глядели туда, на это видение.

Жрец поднял к небу руки — и вдруг в воздухе мелькнуло что-то…

В толпе послышался крик ужаса… На золоченом возвышении священной лодки высилась одна только фигура жреца… На поверхности Нила мелькнули яркие ленты — и исчезли под водой…

— Он столкнул ее в Нил!… Он утопил ее!…

Но в этот же момент что-то сверкнуло в воздухе. Раздался страшный, какой-то металлический треск, от которого и земля, и Нил дрогнули. Это была молния, упавшая с неба на Фивы: привлеченная металлическим изображением Горуса и его ладьей, она, казалось, на секунду остановилась на них — и в одно мгновение золотой бог расплавился от небесного огня… И ладья Горуса, и поддерживавшие ее жрецы упали на землю…

Все замерло в ужасе…

Апис, оглушенный ударом грома, обратился в бегство, подняв кверху свой священный хвост и спеша спастись в своем храме — в стойле…

Все бросились бежать, крича и толкаясь…

Мокрая голова Хену показалась над водой. К ней кто-то плыл на помощь: это бы ее отец, Адирома.

— Боги не приняли жертвы, — весь бледный и растерянный, сказал верховный жрец, поднимая руку к нему. — О всемогущий, гневный Аммон-Ра! Ты поразил своего сына, Горуса… Горе, горе нам!

XVII. ПОХОРОНЫ ДОЧЕРИ ФАРАОНА

Нофрура не перенесла тяжкого недуга — на девятый день она скончалась. Ни все боги Египта, ни могущество и богатство фараона — ничто не спасло его любимой дочери от смерти.

Естественная смерть юной царевны, в силу простой случайности, казалась чем-то страшным, ужасающим: воображению египтян представлялось, что это не простая смерть, а какое-то роковое предзнаменование.

Да и в самом деле: для умилостивления богов приносится небывалая почти в летописях страны жертва — и боги не принимают ее. Мало того, какая-то высшая сила посылает на землю небесный огонь, повергает в прах изображение Горуса, превращая его силой небесного огня в безобразную, бесформенную массу; жрецы и сам великий бог Апис поражены ужасом!

Нет, это не простая смерть — это какое-то страшное знамение, знамение гнева богов. Но на кого они излили свой гнев? На самого фараона! За что? За какие преступления?

Все Фивы в тревоге. Весть о страшном событии облетает весь Египет.

А юная покойница лежит на богатом смертном ложе, окруженная многочисленной семьей своей, братьями, сестрами. Смерть придала ее прекрасному лицу выражение глубокой, кроткой задумчивости и покорности воле богов. Теперь для семьи фараона и для всего его многочисленного двора наступили «дни плача» — семьдесят дней плача вплоть до самого погребения отошедшей на лоно Озириса юной царевны.