Полдень, XXII век (Возвращение) - Аркадий Стругацкий

Праправнуки переглянулись.

— Мы летим на Венеру, — сказал Саша. — Понимаете, Москвичеву приспичило превратить Венеру во вторую Землю.

Кондратьев поставил стакан.

— Венеру? — спросил он недоверчиво. Он-то хорошо помнил, что такое Венера. — А ваш Москвичев был когда-нибудь на Венере?

— Он там работает, — сказала Завадская, — но это не важно. Важно, что он не обеспечил планетолеты. Мы ждем уже три дня.

Кондратьев вспомнил, как он тридцать три дня крутился вокруг Венеры на планетолете первого класса, не решаясь высадиться.

— Да, — сказал он. — Это ужасно — ждать так долго…

Затем он с ужасом посмотрел на беленькую Марину и представил себе ее на Венере. «Радиоактивные пустыни, — подумал он. — Черные бури».

Вернулся Москвичев и грохнул на стол поднос, уставленный тарелками. Среди тарелок торчала пузатая бутылка с длинным горлом.

— Вот, — сказал он. — Ешьте, товарищ Кондратьев. Вот, собственно, сациви — узнаете? Вот, если хотите, соус. Пейте вот это… Вот лед… Пегов опять говорил с Аньюдином, обещают планетолет завтра в шесть.

— Вчера нам тоже обещали планетолет завтра в шесть, — сказал Саша.

— Нет, теперь наверняка. Возвращаются звездолетчики. Д-космолеты — это вам не продовольственные танкеры. Шестьсот человек за рейс, послезавтра мы уже будем на месте.

Кондратьев отпил из бокала и принялся за еду. Соседи по столику спорили. Судя по всему, все они были добровольцами, кроме Москвичева, и все они летели на Венеру. Москвичев же олицетворял собою нынешнее население Венеры, угнетенное тяжкими природными условиями. С ним было все ясно. Он давал Земле семнадцать процентов энергии, восемьдесят пять процентов редких металлов и жил как собака, то есть месяцами не видел голубого неба и неделями дожидался очереди полежать в оранжерее на травке. Работать в таких условиях было, конечно, невыносимо трудно, с этим Кондратьев был полностью согласен.

Добровольцы тоже были согласны и направлялись на Венеру с большой охотой, но преследовали при этом совершенно разные цели. Так, писклявая Марина, оказавшаяся оператором неких тяжелых систем, летела на Венеру, потому что на Земле с ее тяжелыми системами стало не развернуться. Она не желала больше передвигать с места на место домики и рыть котлованчики для фабрик. Она жаждала строить города на болотах, и чтобы была буря, и чтобы были подземные взрывы. И чтобы потом сказали: «Эти города строила Марина Черняк!» Против этого ничего нельзя было возразить. С Мариной Кондратьев был тоже полностью согласен, хотя предпочел бы, чтобы Марине дали еще немножко подрасти и путем специальных тренировок привели бы ее в большее соответствие с болотами, бурями и подземными взрывами.

Метеоролог Саша был влюблен в Марину Черняк, но дело было не только в этом. Когда Марина в третий раз попросила его перестать острить, он сделался очень рассудительным и логически показал, что у нас, землян, собственно, есть только два выхода: раз на Венере так тяжело работать, то надо либо уйти оттуда вовсе, либо сделать так, чтобы Венера работе не мешала. Однако можем ли мы уйти оттуда, где однажды ступила наша нога? Нет, не можем! Потому что существует великая миссия человечества и существует бремя землянина со всеми вытекающими отсюда последствиями. Кондратьев был согласен даже с ним, хотя и сильно подозревал, что он продолжает острить.

Но с самыми неожиданными мыслями летела на Венеру Елена Владимировна Завадская. Во-первых, она оказалась членом Мирового Совета. Она была категорическим противником тех условий, в которых работали Москвичев и двадцать тысяч его товарищей. Она была также категорическим противником городов на болотах, подземных взрывов и новых могил, над которыми черные ветры будут петь легенды о героях. Короче говоря, она летела на Венеру, чтобы внимательно изучить местные условия и принять необходимые меры к деколонизации Венеры. Миссию же землянина она понимала так, что на чужих планетах нужно ставить автоматические заводы. Москвичев все это знал. Завадская висела над ним, как ножницы Парки, угрожая всем его перспективам. Но, кроме того, Завадская была хирургом-эмбриомехаником; она могла работать без кабинета, в любых условиях, по пояс в болоте, а таких хирургов на Земле было еще очень мало. На Венере же они были незаменимы. И Москвичев помалкивал, явно надеясь, что впоследствии все как-нибудь обойдется. Придя к выводу, что система Завадской абсолютно неопровержима, Кондратьев поднялся и потихоньку вышел на крыльцо.

Ночь была безлунная и ясная. Над черной бесформенной громадой леса низко висела яркая белая Венера. Кондратьев долго смотрел на нее и думал: «Может быть, попытаться туда? Все равно кем — землекопом, каким-нибудь водителем или подрывником. Не может же быть, что я ни на что не годен…»

— Смотрите? — раздался из темноты голос. — Я вот тоже смотрю. Дождусь, когда она зайдет, и пойду спать. — Голос был спокойный и усталый. — Я, знаете, думаю и думаю. Насадить на Венере сады… Просверлить луну огромным буравом. Была, знаете, такая юмореска у Чехова — прозорливец был старик. В конечном счете смысл нашего существования — тратить энергию… И по возможности, знаете ли, так, чтобы и самому было интересно, и другим полезно. А на Земле теперь стало трудно тратить энергию. У нас все есть, и мы слишком могучи. Противоречие, если угодно… Конечно, и сейчас есть много людей, которые работают с полной отдачей — исследователи, педагоги, врачи-профилактики, люди искусства… Агротехники, ассенизаторы… Их всегда будет много… Но вот как быть остальным? Инженерам, операторам, лечащим врачам… Конечно, кое-кто уходит в искусство, но ведь большинство ищет в искусстве не убежища, а вдохновения. Судите сами — чудесные молодые ребята… им мало места! Им нужно взрывать, переделывать, строить… И не дом строить, а по крайней мере мир — сегодня Венера, завтра Марс, послезавтра еще что-нибудь… Вот и начинается межпланетная экспансия Человечества — разрядка великих аккумуляторов… Вы согласны со мной, товарищ?

— С вами я тоже согласен, — сказал Кондратьев.

СКАТЕРТЬ-САМОБРАНКА

Женя и Шейла работали. Женя сидел за столом и читал «Философию скорости» Гардуэя. Стол был завален книгами, лентами микрокниг, альбомами, подшивками старых газет. На полу, среди разбросанных футляров от микрокниг, стоял переносной пульт связи с Информарием. Женя читал быстро, ерзал от нетерпения и часто делал пометки в блокноте. Шейла сидела в глубоком кресле, положив ногу на ногу, и читала Женину рукопись. В комнате было светло и почти тихо, в экране стереовизора вспыхивали цветные тени, едва слышно звучали нежнейшие такты старинной южноамериканской мелодии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});