Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник) - Патриция Вентворт

Мисс Сильвер улыбнулась:

– Это будет очень любезно.

Лэм тепло пожал ей руку.

– Заметьте, у вас есть перед нами преимущество вроде форы. Мы приходим и застаем людей держащимися начеку. В деле об убийстве большинству есть что скрывать – если не о себе, то о других. Они обдумывают каждое слово и не говорят больше, чем необходимо, – за исключением особ вроде Глэдис Марш, которая так полна злобы, что не знает, как ее побыстрее выплеснуть. Но вы появляетесь, как друг. Вы видите их, когда они не думают, что за ними кто-то наблюдает. Они разговаривают с вами естественно, не как с полицейским. Нельзя отрицать, что у вас есть перед нами преимущество, поэтому я готов выйти за переделы дозволенного и сообщить вам все, что нам известно – пока что. Итак, Фрэнк поднимется к вам после ужина, а я увижусь с вами утром. Доброй ночи.

Мисс Сильвер кашлянула.

– Буду очень признательна вам за доверие.

Глава 22

Энтони вышел из дома, чувствуя, что если слегка не развеется, то может не совладать с искушением сослаться на дела и утром первым же поездом уехать в Лондон. Этим желанием он не особенно гордился, но оно ощущалось. Он считал себя вправе отвлечься на полчаса. Где может быть Джулия? Когда все поели, она пошла помочь Элли с мытьем посуды, и больше он ее не видел. После тягостного ужина, во время которого он и мисс Сильвер поддерживали разговор, а бедный Джимми сидел, уставясь в нетронутую тарелку, все разошлись. По общему согласию Минни отправили в постель. Легла она или нет, Энтони не знал. Вид у нее определенно был нездоровый. Эббот, полицейский сержант, пришел к мисс Сильвер. Они уединились в классной комнате, оставив кабинет Джимми, для которого все комнаты, все места были одинаковы: где бы ни находился, он чувствовал себя в страдальческом заключении. Энтони собирался вскоре вернуться к нему. Правда, он мог только разделять одиночество двоюродного брата. Скверное дело.

Пройдя по лужайке, он вошел в розарий. За живой изгородью стояла скамья. Обогнув конец изгороди, Энтони увидел на скамье Джулию и остановился, глядя на нее. Было еще совсем светло, солнце садилось в дымку. Широкий луг полого спускался к берегам ручья. На полях лежал туман, но вверху бледно-голубое небо было ясным. Джулия сидела, положив руки на колени и подняв к небу лицо. Но ни на что не смотрела, глаза ее были закрыты. Энтони подумал, что она очень бледная, очень замкнутая. Однако в ее позе ощущалась сила, не слабость – сила самообладания. Джулия была неподвижна, потому что все в ней было сосредоточено на каком-то мысленном образе.

Энтони стоял в тишине, глядя на нее. Время шло. Наконец он пошел к ней по траве, и почти в ту же секунду Джулия повернула голову и увидела его приближение. По крайней мере, он полагал, что увидела. Глаза ее были открыты, но странно пусты. Потом они потеплели. Джулия протянула руку.

– Иди, садись. Здесь хорошо.

Казалось, больше ничего говорить не нужно. Было что-то умиротворяющее в том, что они молча сидели рядом.

Вскоре Энтони легонько коснулся ее руки. Тут Джулия заговорила:

– Я думала…

– Так?

– О вчерашнем дне – до того, как это стряслось. Мы, почти все мы, видели, что положение создалось хуже некуда. Джимми, Элли, Минни были совершенно несчастны. Насчет Лоис не знаю. Наверно, ей тоже приходилось несладко. Однако если бы можно было вернуться к тому времени, нам все это показалось бы райским блаженством.

Энтони сжал ее руку.

– К чему ты клонишь?

Джулия мрачно посмотрела на него.

– Мы не можем выбирать путь, можем только плыть по течению. Вот что ужасно. Ладно бы была возможность что-то изменить, но ее нет. Это все равно что сидеть в лодке без руля и слышать, как водопад вроде Ниагары низвергается впереди с жуткой высоты.

Он стиснул ее ладонь крепче и сказал:

– Дорогая, не впадай в мелодраму.

Джулия постаралась высвободиться, но оставила попытки, поняв, что он не собирается ее выпускать.

– Ладно… это было довольно-таки… извини.

– Что ты имела в виду под Ниагарой? Может, объяснишь?

Она снова бросила на него мрачный взгляд.

– Какой смысл? Может, это не Ниагара – просто топкое болото, в котором мы все утонем.

– Звучит отвратительно. Дорогая, не думаешь, что тебе следует откровенно выговориться? Мне сейчас не до иносказаний.

Джулия отняла руку и повернулась лицом к нему.

– Хорошо, давай начистоту. Либо Лоис покончила с собой, либо ее кто-то убил. Если это самоубийство, Джимми никогда не оправится – не представляю, как он сможет. Он всю жизнь будет думать, что довел ее до этого. Конечно, это в высшей степени неразумно, нелепо, но люди не размышляют о таких вещах, они их ощущают. Мы оба знаем Джимми. И знаем, что он будет чувствовать – что уже чувствует. Вот тебе одна альтернатива. Другая – убийство. В таком случае, кто ее убил? По тому, как Джимми ведет себя, любой полицейский его заподозрит. Мы знаем, что Джимми этого не делал. Но мог бы сделать: у него был и мотив, и возможность. И если окажется, что Лоис завещала ему много денег, полицейские наверняка решат, что убил он. Это больше всего меня пугает.

Энтони возразил твердым, сердитым голосом:

– Не говори ерунды! Это не Джимми!

– Конечно, не он. Я говорю не о нас, а о полицейских. Сегодня днем Джимми звонил адвокату Лоис. Ты это знал? Его попросил старший инспектор. Говорил сперва Джимми, потом он. Адвокаты отправляют сюда копию завещания Лоис – Джимми сказал мне. Я ужасно боюсь.

– Не глупи! – произнес Энтони. – Десять против одного, что деньги вернутся к родственникам ее первого мужа. Джимми не знает этого?

– Нет. Понимаешь, ему не нравилось, что у нее есть такие большие деньги. Он очень расстроился, узнав о них. Когда они поженились, соглашение еще не было заключено – Лоис и родственники мужа пришли к нему только через полгода. Джимми это не нравилось, и он знать не хотел, что она делает со своими деньгами. Нелепо, разумеется, но таков Джимми. Только полицейские не знают, каков он, и сочтут…

– Не слишком ли поспешно ты делаешь выводы?

– Да – я дура. Но думать ни о чем другом не могу. Кажется, будет лучше всего, если полицейские поверят в версию о самоубийстве, но что тогда станет с Джимми? Потому что если это убийство – убийца один из нас.

Энтони спокойно заговорил:

– Знаешь, Джулия, о Мэнни тебе нельзя молчать. Ты должна будешь сказать полицейским. Она сделала то, что сделала, и пусть принимает последствия своего поступка. Если она совершила что-то еще, пусть примет последствия и этого. Я не допущу, чтобы Джимми обвиняли в убийстве жены только ради спасения Мэнни. Если она отравила кофе, ей придется ответить. Я ни за что не поверю, что Лоис совершила самоубийство. Ничто не убедит меня в этом. С какой стати ей было кончать с собой? Давай будем откровенны: у нее не было ни малейшего мотива для самоубийства. К Джимми она относилась совершенно безразлично. Он дал ей хорошее общественное положение и хороший дом для приема друзей. Когда Лоис выходила за него, завещание ее первого мужа оспаривалось. Дойди дело до суда, она ничуть не была бы уверена в результате, а с деньгами у нее обстояло скверно. Вот почему Лоис вышла за Джимми. Она мне ясно дала это понять. Думаешь, она бы покончила с собой потому, что Джимми застал ее в моей комнате? Быть того не может! Что до другого мотива, то я был так же ей безразличен, как и Джимми.

– Ой ли…

– Тут нечего сомневаться. Лоис скучала, злилась на Джимми, досадовала, потому что у меня не было желания покоряться ей. А она терпеть не могла, когда ей противоречили – возможно, ты это заметила. Но что до каких-то сильных чувств ко мне, то эта мысль нелепа. Лоис слишком сильно любила Лоис, чтобы страдать из-за какого-либо мужчины.

Джулия промолчала, но, как почувствовал Энтони, осталась все же при своем мнении. Когда молчание слишком затянулось, он уверенно заговорил:

– Это не самоубийство. Ее отравили. Если не Мэнни, то кто? Ты? Джимми? Элли? Минни? Вот и весь круг. На кого ты сделаешь ставку? Мы знаем, на кого ставят полицейские. В нынешней ситуации им ничего больше не остается. Дело зашло слишком далеко. Если ты не поговоришь с Мэнни, поговорю я. Лучше всего будет, если она сама пойдет и расскажет все полицейским, но они должны об этом узнать.

Только что несогласие между ними было прочным, как стена: Джулия находилась по одну ее сторону, Энтони по другую – и внезапно оно исчезло. Джулия посмотрела на него и тихо промолвила:

– Завтра… пожалуйста, Энтони… этим вечером я не могу…

Она воздействовала на него как будто с гипнотической силой. Это выражение глаз, этот тон голоса – и Энтони готов совершить почти любое безрассудство, опуститься на колени, взять ее на руки, сказать ей… Что он мог сказать здесь и сейчас? Он поражался и себе, и ей поражался, как трудно сдерживать чувства, бурлившие в душе. Но как в такую минуту говорить о любви? Он произнес с твердой решимостью: