Горящее небо Аорна (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

Из-за этого изготовление удостоверения личности, заменявшего здесь паспорт, заняло больше двух часов. Фотограф исхитрился отзеркалить и совместить целые участки лица — правый глаз и левую щеку, затем сфотографировать склеенное фото и напечатать новое — уже для документа. Не только Фотошоп, но и самый примитивный Пэинт облегчил бы задачу многократно. Зато вписанный в удостоверение мужчина по имени Макш на этой фотографии выглядел примерно как оригинал — в перспективе после излечения.

В какой мере сопровождавший был осведомлен о личности и будущей планиде подопечного, Макс не знал. В полете они обменялись лишь несколькими фразами.

На паспортном контроле узкоглазая девица, весьма похожая на соотечественниц из буклета, сравнив безупречное лицо в документе с предъявленным к осмотру, удивленно вытаращилась.

— Пассажир со мной! — оповестил ее подофицер, после чего Макс немедленно получил в удостоверении необходимую отметку. Как видно, авиаторы Союза, пусть даже в невысоком звании, здесь пользовались авторитетом.

Такси у аэропорта были в основной массе не сильно свежими машинами, но и близко не напоминали сухопутный дредноут доисторической эры, послуживший для прогулки по улицам Шардаша. Автомобильчик шустро помчал их в горы, минуя довольно крупный город, видневшийся в долине.

Водитель включил радио. Передавали какое-то ток-шоу. Максим с досадой обнаружил, что понимает не более трети слов. Не факт, что правильно. И пусть. Зато за языковым барьером он спрячет незнание Аорна и, в частности, Хеймишена.

Красивая страна. Тепло, но не так иссушающее жарко, как на бетоне Тангшера. А в Гельбе — холодрыга. По причине отсутствия кондиционера водитель опустил стекла. Врывавшийся в салон воздух был напитан ароматами неизвестных растений, и даже запахи выхлопа, перемешанные с испарениями от дорожного полотна, не могли испортить приятные ощущения.

— Курорты Хеймишена любят за горный воздух? — спросил Максим у спутника.

Подофицер посмотрел с изумлением, будто Макс сморозил глупость. Или неудачно пошутил.

— За воздух — тоже. Но больше — за отношение к нам. Местные боготворят летчиков Союза. Увидишь. Девушкам не давай больше пяти тысяч. Как правило, хватит и двух. Держи на расходы и распишись в квитанции.

Пять тысяч — это много или мало? Белорусскими рублями до деноминации — совсем не много. Потом они превратились в пятьдесят рублей. А пять тысяч зарплаты новыми — за пределом мечтаний военного летчика.

Макс взвесил в руке бумажный кирпичик. В пачке сверху лежали купюры номиналом в двести тысяч и миллион. Внизу от десяти до сотни тысяч. Все — с самолетами на фоне гор и мужественными лицами узкоглазых летчиков.

Несколько миллионов сразу пришлось отдать за проживание и питание.

— Вы летчик Союза? — расцвела мадам на рецепции, кидая многообещающие взгляды, правда, не на Макса, а на подофицера.

— Я здесь по направлению штаба ВВС, — напустил туману Максим. Не объяснять же портье, кто он есть на самом деле.

В одном из фильмов про Джеймса Бонда главный герой прошел к стойке рецепции босой и мокрый, в одних плавках, и не терпящим возражения тоном потребовал свой обычный номер. Макс в полотняной, заношенной куртке и таких же сиротских штанах проигрывал по представительности голому Пирсу Броснану. Впечатление исправила пачка, от которой он отделил ассигнации.

— Хосподин желает хранить деньги в номере или в сейфе гостиницы? — проворковала администратор.

— Пополам, — ответил Максим, подумав.

— Вижу, ты сориентировался, — заключил сопровождающий. — Внизу большое село, там найдется магазин одежды. Эту подари уборщицам на тряпки.

«Чтобы не ронять честь ВВС», — понял совет Макс.

Он получил ключ, не магнитный, а длинный, железный, с бороздками, и поднялся на этаж. В его номере заканчивала уборку молоденькая горничная, не более полутора метров ростом. При появлении постояльца она ничуть не смутилась и радостно воскликнула:

— Хаспадина!

Очень хотелось вымыться и переодеться. Почистить зубы, наконец. Но ни одноразовой зубной щетки, ни пасты в ванной он не обнаружил. Поскольку девушка наводила остатки лоска, спросил у нее про туалетные принадлежности, но в ответ услышал только набор непонятных слов:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ся-си-ся, хаспадина!

Как же ей объяснить… Макс вставил палец в рот под левую щеку, где не болело, и стал изображать процесс чистки зубов. Реакция девицы не заставила себя ждать, только оказалась совершенно иной. Отбросив тряпку, она со стуком упала на коленки перед мужчиной, сдернула с него штаны и принялась работать ротиком, да так умело, что буквально через несколько секунд ошарашенный постоялец уже стонал от сладостной судороги. Белая головка отпрянула от его промежности, глазки спросили: «Хорошо тебе?»

Вытерев ротик пальцами, барышня выкатила счет:

— Све сисячи.

И показала пальцами двойку в земном жесте «виктория». Деловито отсчитала сдачу с десятитысячной купюры, так, что Макс не удивился бы, получив кассовый чек.

Ее худенькая попка, туго обтянутая узкой форменной юбчонкой, скрылась за дверью. Удовлетворенный, летчик рухнул на неразобранную постель. Побои, плевки в кружку, арестантское содержание, наручники, перспектива отправки в лагерь, а теперь вдруг отдых в отеле в красивом месте и с потрясающе доступным сексуальным сервисом… Нет, переход получился слишком резким. Значит, и обратный переход мордой в грязь запросто выйдет столь же стремительным.

Аорн — это сцена для быстрых смен декораций и поворотов сюжета. А он — актер в поставленной кем-то пьесе. И одну роль уже провалил…

После завтрака Макса взял в оборот местный эскулап. Осмотрел, спросил про давность травм и тут же назначил кучу процедур по «особым горным» рецептам. Большинство из них сопровождалось болью и другими неприятными ощущениями, но проводившие их медсестры всячески успокаивали, нежно гладя пациента по здоровой части головы. Проходя рядом, будто невзначай задевали бюстом. Возможно, каждая из них не возражала бы заработать «све сисячи».

Горская медицина и исключительно обходительный персонал сделали свое дело: уже к концу пятого дня щека вернулась в норму, от опухоли вокруг глаза осталась лишь легкая желтизна. Фантастически быстро!

В Хеймишене было настолько хорошо, что закрадывалась мысль бухнуться лицом о косяк двери и продолжить лечение… Становилось ясно, почему генерал из штаба ВВС отправил перебежчика на курорт — чтобы мигом вернуть в строй и заставить приносить пользу.

Остатки денег Макс спустил на одежду, прокатившись не в село, а в ближайший город около аэропорта. Купил пару комбинезонов авиационного образца, здесь популярных, приличный костюм с сорочками, отдаленно напоминавший английский XIX века, только без галстука, несколько смен белья, приличную обувь. Наконец — электробритву, удалив выросшую после побега щетину.

Последнюю местную миллионную купюру обменял на межгосударственную валюту Союза, обнаружив, что теперь у него миллионов… много. Целый дохренилион. Наверняка военные расходы вынудили власть включить печатный станок, вызвав лавину инфляции.

За сутки до окончания отпуска Макса отыскал сосед по этажу, представившийся старшим майором ВВС. Вначале деликатно подергал ручку двери номера — вдруг внутри не только жилец, но и белобрысая милашка. Или две-три. Но Макс предпочитал спать один, сколько бы гостей не приходило прошлым вечером. Он открыл с бритвой в руках, голый по пояс.

— Я получил телеграмму, Макш, — сообщил майор. — Тебе предписано лететь на север, на авиабазу Шеймиш.

Максим грустно кивнул — вот и кончился его отпуск.

— Мне приказано сопроводить и проследить, — продолжил майор. — Ты не из наших? Иначе для чего такие предосторожности?

— Закрытая информация, — сообщил Максим. — Но, поскольку собираюсь служить в Шеймише, то считай, что мы в одной кабине.

— Принято! — кивнул майор. — Приходи вечером в двести третий. Осталось пару бутылочек крепленой, промоем напоследок тормозные шланги.