Принц для Золушки - Барбара Картленд

— Вы не сознаете собственной красоты. Заботясь о близких, вы забываете о себе. А вот я думаю о вас днем и ночью. Я ваш пленник, Мариота. Каждое сказанное вами слово делает меня счастливым. Возможно, я кажусь вам безумцем, но моя любовь к вам служит тому оправданием.

— В таком случае я тоже безумна! Когда вы рядом, мое сердце готово выскочить из груди.

— Мы созданы друг для друга, — заявил граф. — И я, как последний глупец, продолжаю лелеять надежду на неземное блаженство.

Он произнес эти слова с нескрываемой горечью. Мариота, отдавшись во власть своих чувств, нежно положила руку ему на плечо.

— Я не могу видеть, как вы страдаете, — прошептала она.

— Да, я страдаю, — рассерженно отозвался он. — Страдаю, потому что люблю вас. Люблю всем сердцем, душой, всем своим существом. Раньше я и не подозревал, что способен на такие чувства. Но я джентльмен, и долг чести для меня превыше всего.

Пальцы Мариоты крепко сжали его запястье. Взяв поводья в левую руку, граф обнял девушку.

Они отправились на прогулку без перчаток, и ее замерзшие пальцы задрожали от его прикосновения. Она чувствовала, что и он не в силах сдерживать свои желания.

— Ни одна женщина не вызывала во мне столько сильной и нежной страсти, — тихо произнес он. — И уверен, дорогая, что другие мужчины не могли заставить вас чувствовать что-нибудь подобное.

— У меня не было… других мужчин.

— Поэтому вы совершенны. Поэтому вы — моя.

Взяв ее за руку, он добавил:

— Я должен был рассказать вам о помолвке, хотя мне трудно говорить о чем-либо, кроме моей любви.

— Это я и хотела бы услышать, — откликнулась Мариота. — Но мне больно видеть вас таким несчастным.

— Несчастным? Да, конечно, я несчастен. Без вас у меня не было и не будет никакого счастья.

Он поднял руку, прикрыл глаза и воскликнул:

— О боже, почему все случилось в тот злосчастный момент? Но мог ли я поступить иначе? Я не способен объяснить себе свершившееся чудо. Мы живем в одном и том же мире и любим друг друга. Долгие годы я искал такую, как вы, и наконец обрел. Неужели это не сон и не иллюзия?

— Нет, это не иллюзия, — подтвердила Мариота. — Вы говорили мне, что я должна мечтать о любви и, возможно, мои мечты и желания сбудутся.

— Вы хотите сказать, что мы нашли любовь и тут же ее потеряли? — с отчаянием переспросил граф.

Мариота промолчала, да и что она могла ответить.

— Вы грезили о любви, которую во все века воспевали поэты. А я разочаровался в этом чувстве и решил, что лет через пять-десять лет должен жениться ради создания семейного очага. Я забыл о высоких чувствах, я просто знал, что мне надо продолжить старинный род Бэкингемов, оставив титул и огромные поместья в наследство потомкам. Помолчав, он с горечью завершил: — И тут меня стали искушать, но не Ева, а герцог.

— Он захотел, чтобы вы женились на леди Элизабет? — чуть слышно спросила Мариота.

— Наверное, вам известно, как она богата, — промолвил граф. — Вполне понятно, что ее отец боялся охотников за приданым и предложил нам соединить судьбы и состояния. Любое неравенство заведомо исключалось — как-никак в наших жилах течет «голубая кровь» и мы крупнейшие землевладельцы страны. Ее отец настаивал на нашем браке и обрадовался, когда я поддался на его уговоры.

— И вы… недолго колебались?

— На мой взгляд, леди Элизабет очень мила и обаятельна, — пожал плечами граф. — Герцог утверждал, что мы идеальная пара, и у меня не было никаких оснований для отказа.

— Я способна это понять, — прошептала Мариота.

— В глубине души я продолжал сомневаться, напоминал себе, что хотел совсем иного, что некогда у меня были идеалы, но я решил продать их за чечевичную похлебку.

Уловив в его голосе сарказм, Мариота не выдержала:

— Не надо, умоляю вас, не терзайте себя. Вы должны быть счастливы. Вы такой добрый, и я знаю, всем сердцем чувствую, что вы — воплощенное благородство.

— Ну как вы можете говорить подобные вещи? — изумился граф. — Ведь я должен жениться на леди Элизабет и не посмею нарушить неписаные законы. Но мое сердце принадлежит вам и будет принадлежать до конца моих дней.

— Вы скоро забудете меня.

Граф повернул голову и еще сильнее сжал ее руку.

— Посмотрите на меня.

Мариота кротко и ласково взглянула на него.

— Вы же любите меня! — воскликнул граф. — Я вижу эту любовь в ваших глазах, чувствую, как трепещут ваши пальцы. Неужели вы способны забыть меня?

— Я… этого не говорила.

— В любви все равны, — сказал граф. — Мы оба не сможем пережить разлуку. Подумайте, сколь мучительно будет наше расставание. Ведь если будете страдать вы, значит, я тоже буду страдать.

— Я уже сказала, что не желаю видеть вас несчастным!

— Но я не смогу быть счастлив без вас! — убедительно произнес граф. — Я знаю, как вы бедны, как трудно вам живется. Меня в замке ждут верные слуги. А вы добровольно исполняете роль служанки и целыми днями хлопочете по дому, помогая отцу, брату и сестре. Я обязан облегчить вашу участь, но, поверьте, это совсем не просто.

— Забудьте об этом. Я больше не приму от вас никаких даров, и мне не нужны жертвы, — торопливо вставила Мариота.

Он до боли сжал ее пальцы.

— Неужели вы полагаете, что я буду, как ни в чем не бывало, есть изысканные блюда, зная, что на обед у вас одни лишь кролики, и пить шампанское, зная, что вы довольствуетесь водой. Будьте умницей, моя дорогая, и поймите, в каком аду мне отныне суждено жить. От этих страданий я перестану есть, спать. Даже верховая езда превратится для меня в тяжкое испытание.

— Все это… не важно.

Граф продолжал говорить Мариоте о своей любви и муках совести. Они стояли рядом, но ей хотелось быть к нему еще ближе и слиться с ним воедино. Она думала о том, что он любит ее, и в ее душе сияло солнце.

— Я мечтаю укутать тебя в палантины из соболей и горностаев, — услышала она, — мечтаю осыпать тебя драгоценностями. Но больше всего, моя несравненная, я хочу, чтобы мы поженились. Я преклоняюсь перед тобой и не могу желать лучшей матери для моих детей.

Каждое слово признания давалось графу с трудом, и он произносил их медленно, словно отрубая цветущие ветви молодого дерева.

Внимая ему, Мариота старалась отвлечься от мыслей о будущем, но теперь поняла, что без графа свет для нее померкнет и тусклые, однообразные дни будут напоминать ей о невосполнимой потере.

— Помните, вас удивляло, что у меня так часто болела голова, хотя я был уже на пути к выздоровлению? Я не спал, ночи напролет размышляя, как мне выбраться из этой ловушки.

Немного помолчав, граф добавил: