Штауффенберг. Герой операции «Валькирия» - Жан-Луи Тьерио

Поэтому Штауффенберг, естественно, ничуть не жалел о том, что принес присягу верности фюреру. Честно говоря, у него и выбора-то не было. 2 августа 1934 года, после смерти Гинденбурга, как и все офицеры, унтер-офицеры и солдаты Германии, построившись в каре на плацу перед казармой, он принял присягу, которую требовал маленький капрал из Браунау: «Я торжественно клянусь перед Богом в любой обстановке подчиняться Адольфу Гитлеру, фюреру рейха и немецкого народа, Верховному главнокомандующему вооруженных сил. Я обязуюсь всегда действовать как отважный солдат и соблюдать данную присягу, пусть даже ценой моей жизни». С того дня он оказался связанным с проклятой душой Германии священными узами клятвы, самыми сильными, какие только были в эстетике аристократии, еще пропитанной феодальным ритуалом чинопочитания.

Клаус блистал в армии, которая с каждым днем возрождалась. Будучи специалистом по минометам, он с увлечением принял участие в моторизации 17-го Бамбергского полка. Один эскадрон был оснащен самодвижущимися пулеметами, разведывательный эскадрон пересел на мотоциклы. Он добился того, чтобы полковая артиллерия передвигалась на прицепе у грузовиков, чтобы она могла успевать за передовыми подразделениями и быть ближе к линии огня. Одновременно он продолжал питать страсть к верховой езде. В 1934 году он был назначен главным конюшим полка. В его обязанности входило ежедневно ездить на четырех или пяти лучших лошадях полка. На каждом конкуре он завоевывал медали и кубки. Кстати, на одном из них он едва не сломал себе шею. И в феврале 1936 года вынужден был провести несколько недель в госпитале. Несмотря на рану, он не отступался от своей ближайшей цели: поступления в Военную академию в Берлине, обязательном условии для «получения звезд». В июне 1936 года он с блеском сдал вступительные экзамены. Среди оценок экзаменаторов можно, например, увидеть такие, как «отличное умение оценивать тактическую обстановку», «замечательная четкость отдачи приказаний», «большое хладнокровие».

Хотя он не сомневался в выборе воинской карьеры, его уже тогда начали одолевать сомнения в режиме. Уже в начале 1934 года, когда он позировал Францу Мехнерту для скульптуры в честь штурмовиков СА, он отказался надевать их форму со словами: «Никогда не позволю увековечить себя в форме СА». В этом можно было бы увидеть лишь высокомерие военного. Но спустя несколько месяцев после этого он пришел в ярость, узнав, что отныне офицерам предписывалось носить свастику на фуражке и на мундире. «Это может обернуться, — написал он брату Бертольду, — серьезными последствиями для будущего армии». Он хотел быть солдатом Великой Германии, а не солдатом партии. В 1935 году он сделал первый шаг. В одной из статей газеты «Штюрмер», этого антисемитского листка сексуального маньяка[53] гауляйтера Юлиуса Штрейхера, Штефана Георге сравнили с «самым отъявленным еврейским дадаистом». Кровь Штауффенберга закипела. Он написал в Министерство пропаганды письмо, в котором выразил свое возмущение «как солдат и как немец». С той поры он не переставал бороться за запрещение газеты «Штюрмер» в войсках. В 1935 году это было сделано. Но, радуясь этому, он посетовал Бертольду на то, что «такие ошибки и такие отвратительные действия возведены нацистами в ранг законов государства». Если верить его командиру эскадрона Вальцеру, он, будучи под влиянием речи в Магдебурге в 1934 году, в которой католик по вере вице-канцлер фон Папен предупредил об угрозе, нависшей над свободой вероисповедания, и якобы рассматривал «возможность силового уничтожения нацистской системы».

Перебравшись на два года в Берлин с женой и детьми, он стал слушать лекции в Военной академии с очень серьезным видом, хотя и относился к некоторым из них критически. Когда лекция казалась ему скучной, он доставал из кармана газету и читал ее, не очень прячась. Его страсть к действию была чужда тихой атмосфере амфитеатров. Он принял участие в формировании кавалерийского училища в Крампнице, ставшего позднее одним из центров подготовки государственного переворота. Его командир, генерал Крамер, докладывал, «что он был моим самым спокойным и самым ценным помощником в ходе реорганизации кавалерии и в переводе училища из Ганновера в Крампниц». В целом подготовка армии шла прекрасно. Американский стажер капитан Ведемейер был поражен тем, какое значение придавалось авиации, огневому взаимодействию родов войск и использованию танков как средства прорыва фронта. Это было воплощение идей Гудериана[54]. Это было совершенно не похоже на американскую или английскую подготовку войск, которая осталась на уровне опыта войны 1914 года, опиравшегося на позиционную войну, предусматривавшую использование танков исключительно для поддержки пехоты. Если это считать доказательством открытости, то Штауффенберг подружился с этим прибывшим из-за океана офицером. Это было исключением. Обычно он не предоставлял такой привилегии своим товарищам по оружию. После военного училища он написал Ведемейеру, что надеялся на то, что «их дружба будет продолжаться, что бы ни случилось в отношениях между их странами». Даже в 1941 году, когда в отношениях между Германией и Соединенными Штатами послышался топот сапог, он через военного атташе Германии в Вашингтоне передал ему, что «его чувства к нему оставались неизменными».

В этом предрасполагавшем к размышлениям мирке он находил оригинальные идеи, бывшие иногда пророческими. Он, в частности, принял участие в конкурсе Немецкой академии политики и военного искусства по вопросу применения парашютного десанта. И опять получил главный приз. Текст его работы был опубликован в различных печатных органах армии. Проявив удивительную прозорливость, он предвидел развитие воздушно-десантных войск, которые впервые доказали свою необходимость в ходе Второй мировой войны. Штауффенберг видел две их основные задачи: дезорганизация коммуникаций противника в глубоком тылу методом выброса десанта и подготовка фронта позади боевых порядков противника. Атака бельгийских фортов в 1940 году, действия парашютистов в ходе сопротивления, захват острова Крит, освобождение Муссолини, волны воздушного десанта 6 июня 1944 года подтвердили правильность его взглядов.

Клаус не ограничивался узким видением военного дела. Он старался быть в курсе отношений с другими родами войск, международной политики. Он ежедневно читал «Дейли телеграф», принял участие в конкурсе на знание английского языка, завоевав при этом первый приз, ездил в командировки за границу. В 1936 году в ходе посещения Королевской военной академии в Сэндхерсте он произвел на всех сильное впечатление. Спустя несколько недель он снова приехал в Соединенное Королевство для участия в псовой охоте. Его выправка, умение поддержать разговор, его манера верховой езды очень понравились принимавшим его представителям высшего общества. На охоте он был к лисе ближе всех, чуть позади руководителя охоты. Он играючи преодолевал стенки, заборы, изгороди, препятствия, которые не покорялись самым темпераментным иностранцам. Он всех очаровал. Когда сопровождавший его английский майор Лоу не без вызова сообщил ему, что он еврей, Клаус с улыбкой ответил: «Это не имеет никакого значения, достаточно того, что я знаю, что вы — англичанин и офицер».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});