Этюд багровых вод - Ава Райд

Впервые она видела его потрясенным.

– Закончи цитату.

– М-м-м… – Эффи напряглась, вспоминая отрывок. – «Я взглянула на стоявшего позади Короля фейри, на расстилавшийся впереди океан. Оба прекрасны – красивее я прежде не встречала – и сотканы из ярости, соли и пены. Оба могли в два счета расправиться со мной. И все же больше всего на свете мне хотелось вызвать их гнев, ведь если я проявлю достаточно смелости, то смогу заслужить их любовь».

– Ты в самом деле знаешь книгу от корки до корки, – сказал Престон, и на этот раз Эффи отчетливо расслышала в его голосе восхищение. – Однако море здесь не очень-то доброжелательно. Король фейри похитил Ангарад, и Мирддин изображает море как лживого бога, заманивающего Ангарад своей красотой, но в любой момент готового ее уничтожить.

– Он любил ее, – ответила Эффи, удивленная горячностью собственных слов. – Король фейри любил Ангарад больше всего на свете. Это она его предала.

Прежде у нее не имелось возможности так говорить об «Ангарад», отстаивать свою позицию и делиться собственными предположениями. В этом было что-то волнующее, и Эффи ожидала, что Престон бросит ей вызов. Вместо этого он долго смотрел на нее, поджав губы, а потом сказал:

– Давай продолжим. В данный момент метафорический смысл одного конкретного отрывка не имеет значения.

– Ладно, – с разочарованием согласилась Эффи.

– Так вот, Госсе опубликовал статью, в которой писал об иронии этого явления, но он не делал никаких конкретных заявлений об авторстве Мирддина. Лишь несколько месяцев назад, уже после смерти писателя, ученые начали по-настоящему копаться в его прошлом. Госсе и сам не отказался бы порыться в его записях, но он не хотел пугать Янто. Представляешь, если бы сюда заявился выдающийся специалист по творчеству Мирддина и все такое. Поэтому он послал меня. – Престон нахмурился, будто ожидая, что Эффи сейчас снова начнет его в чем-то упрекать. – Ты ведь видела, что в Солтни нет школы. Мирддин некоторое время учился у монахинь, но в двенадцать лет закончил свое образование. Его родители были неграмотны. Нам удалось найти несколько документов, включая договор аренды дома семьи Мирддин, и на всех вместо подписи стоял крестик.

– Где находится их дом? – спросила Эффи, вспомнив о пастухе, бредущем к зеленым холмам. – Я видела внизу не так много домов.

– Сейчас его уже нет, – пояснил Престон. – Несколько старых домов в Солтни, те, что ближе к воде, уже смыло в море. Я почти понимаю суеверия местных жителей по поводу второго Наводнения.

Эффи вдруг ощутила какую-то неясную печаль. Родной дом Мирддина, в котором мама по ночам укладывала его спать, а отец давал отдых заскорузлым рыбацким ладоням, теперь разрушен, смыт в море, канул в веках. Утром Эффи снова тщетно пыталась услышать звон колоколов под водой.

Неужели на ее плечи ляжет ответственность за дальнейшее разрушение наследия Мирддина? При этой мысли внутри все сжалось.

– Это еще ничего не доказывает, – сказала Эффи. – Посмотри на письма Мирддина. Он явно умел читать и писать.

– Сама посмотри, – предложил Престон и взял первое попавшееся письмо, пожелтевшее от времени, с загнутыми краями. – Оно написано за год до публикации «Ангарад». Адресовано издательству «Гринбоу Букс». Обрати внимание, как Мирддин пишет свое имя в конце письма.

Прищурившись, Эффи взглянула на листок бумаги. Почерк у Мирддина был довольно небрежным, трудным для понимания.

– «Искренне ваш, Эмрис Мирддин», – прочитала она вслух. – И что не так?

– Внимательно взгляни на фамилию, – подсказал Престон. – Он пишет Мирттин, через «т». Это северное написание.

Эффи взяла у него лист и провела пальцем по подписи. Несмотря на выцветшие, старые, местами смазанные чернила, буквы «т» просматривались отчетливо.

Это сильно сбивало с толку. Впрочем, не желая показывать растерянности, Эффи предположила:

– Может, это всего лишь ошибка.

– В собственной фамилии? Странная ошибка.

– Ну и что? – засомневалась она. – Проблемы с правописанием еще не означают безграмотность.

– Как бы то ни было, я думаю, что Мирддин вообще это писал. Это фальшивка.

– Теперь ты кажешься столь же безумным, как суеверные южане, которых так презираешь, – усмехнулась Эффи.

– Не такое уж необычайное явление, – заметил Престон с ноткой раздражения в голосе. – Литературные фальшивки встречались и раньше. Что нужно, чтобы ложь сработала? Просто найти аудиторию, которая захочет в нее поверить.

Эффи пожевала губу:

– И кто является аудиторией предполагаемой лжи Мирддина?

– Ты сама сказала. – Престон чуть улыбнулся уголком рта. – Суеверные южане, которые хотят верить, что один из них, несмотря на скромное происхождение, способен писать книги, от которых падают в обморок даже северянки.

– Я в жизни не падала в обморок, – сердито отозвалась Эффи.

– Конечно нет, – согласился Престон, вновь становясь совершенно невозмутимым. – Но есть люди, которые извлекают выгоду из этой лжи. К примеру, издатель Мирддина, «Гринбоу», до сих пор зарабатывает на его имени. Отчасти притягательность Мирддина связана с интригующей предысторией. Как же, нищий провинциальный поэт вдруг оказался гением. На этом мифе можно заработать кучу денег.

Престон говорил так убежденно и красноречиво, что на мгновение Эффи ему почти поверила и не смогла возразить. Однако вскоре дымка очарования рассеялась, и она разозлилась на себя, что так легко поддалась влиянию.

– Ты слишком заносчивый, – заметила она. – Не все южане – отсталые крестьяне, не все северяне – снобы. Вряд ли тебе нравится, что люди всех аргантийцев ровняют под одну гребенку. Знаешь, большинство ллирийцев убеждены, что жители Арганта – холодные и злобные проныры, которых волнуют лишь права на добычу полезных ископаемых и нормы прибыли. И вы не слишком-то стремитесь развеять эти убеждения.

Сказала – и на полуслове пожалела, что сама подкрепляет эти старые стереотипы. Сильнее всего ее злило, что она не смогла придумать лучших возражений.

– Не моя обязанность – опровергать ллирийские клише. – Теперь голос Престона звучал холодно. – Более того, неоспоримый факт, что Юг в экономическом плане беднее Севера, и это наиболее остро ощущается в Нижней Сотне. В политической и культурной сфере тоже господствуют северяне, и так было на протяжении всей истории. Это наследие империализма – Юг сеет, а Север пожинает плоды.

– Я не просила рассказывать мне о моей собственной стране, – огрызнулась Эффи. – Статистика – это еще не все. К тому же аргантийцы поступили так же – превратили горные деревни на севере в шахтерские городки и угольные туннели. Вот только вы позволяете собственным мифам и магии кануть в безвестность, мы же прославляем их. Ллир, по крайней мере, не пытается забыть свое прошлое.

Престон, похоже, начал терять терпение.

– Одни называют это прославлением, другие – поддержкой колониального наследия. Впрочем, забудь. Можно спорить об этом, пока весь дом не смоет