Закон есть закон - Александр Старшинов

– Закон пал! – поведал мне он. – Вечность… Свобода… Свобода… Вечность…

На счет вечности – это он сильно ошибался. Максимум неделя. Иначе нам всем вечная синь и вечный покой.

– Я пьян без вина, – бормотал Ланселот. – Да что там пьян… я понял наконец, что равен теперь Архитектору.

«В чем это равен?» – хотел спросить я, но не спросил.

Мы все заскочили внутрь, и я запер дверь.

Дверь у Максима была так себе, а ведь хорошая дверь в дни хаоса – первое дело.

«Почему он не позаботился об этом заранее?» – задал я сам себе риторический вопрос.

Вот именно – почему?

Хотя если устроить завесу на манер той, о которой я только что говорил, то мы можем продержаться сутки, а то и двое. Возможно, нам этого вполне хватит. А потом начнется всеобщая свалка.

* * *

Я вошел в комнату. Стереовид все еще что-то пытался показывать, хотя гонка давно закончилась. Кролик сидел за столом и доедал копченую рыбину. Макса не было.

– Что случилось? – спросил я ледяным тоном, понимая, что дело дрянь.

Я обошел комнату, как будто Макс был какой-то мелочью, которая могла затеряться среди мебели.

– Где он? – спросил я внезапно осипшим голосом.

– Макс? – зачем-то уточнил Кролик.

– Разумеется, Макс.

– Плохо дело. Они с Лансом пошли за дверью и ставнями. Взяли тележку и пошли. А назад вернулся только Ланс.

– Его арестовали стражи, – влез в разговор поэт. – За грабеж лавки. Я пытался протестовать и получил в глаз. Так получил, что звезды посыпались из глаз… я два раза сказал «глаз». Ненавижу тавтологию… Вырубился и лежал во тьме. Очнулся – смотрю: тьма, никого нет во тьме…

– Вот же брызг синевы! – пробормотал я, иных слов у меня просто не осталось.

– Какие стражи! Какой грабеж! Пелена пала! – возмутилась Мэй.

– Тогда еще нет, – уточнил Кролик. – Это случилось почти сразу после вашего ухода. То есть больше двух часов назад. Как только Ланс вернулся, я схватил запасной арбалет Макса и попробовал их догнать. Но куда там! Они умчались на тачке. Тогда еще можно было ездить. А у меня, смею вам заметить, тачки нет. Я попробовал связаться с вами по инфозеркалу, но там шли одни помехи. Я кричал так, что сорвал голос…

Я вспомнил наждачный хрип инфашки и понял, что имя «Макс» мне не пригрезилось. Но, с другой стороны, что мы могли сделать?

– Я предупреждал, что все кончится плохо, – напомнил Кролик.

– А ты хоть раз сказал «хорошо»? – огрызнулся я.

– Хорошо говоришь у нас ты, – заметил Кролик.

В данном случае мне нечего было возразить.

– Хорош охранник! – снисходительно хмыкнул Антон, решив на свой манер исполнить предложение Кролика. – Сам себя защитить не смог!

– Заткнись! – рявкнул я. – Или…

Антон открыл было рот, но глянул на Мэй и ничего не сказал. Вид у лейтенанта был, пожалуй, еще более разъяренный, чем у меня.

– Получается, он теперь за Вратами Печали? – спросил я.

– Похоже, что так, – кивнула Мэй, – его наверняка успели упрятать.

– Кто он, этот Макс? – спросила Ада.

– Мой друг и еще – Разрушитель, – пояснил я.

– Тогда нам точно хана, – заключила Ада.

Да уж. Дело дерьмовое. Мы оказались в заднице. Без Разрушителя соваться в драку нет смысла.

– Но Врата Печали откроют, и Макс вернется… как все, – предположил Кролик.

– Надежды кроликов… Ты когда-нибудь слышал, чтобы они сбывались? – спросил я.

– Это точно, преступников освобождают, – подтвердила Мэй. – Если Макс не на минус седьмом уровне.

– Грабеж – это не седьмой уровень… – сказал я не очень уверенно. Я всегда путался в этих минусах Врат Печали, хотя обычный житель Альбы Магны знал их иерархию назубок.

– Как выглядели эти стражи? – спросила Мэй у Ланса.

– Стражи… в куртках стражей. – Похоже, после удара в глаз у Ланса в голове что-то сильно заело.

– У них на рукавах были желтые полосы? – не унималась Мэй.

– Да, были… Да, желтые полосы желтого цвета, совсем желтые… – Ланс приложил палец к шишке на лбу. – И еще, одного человека они называли «Баш»…

– Баш! – Я аж подпрыгнул. – Вибаштрелл… Человек Пеленца?

– Человек Пеленца, – пояснила Мэй, хотя я и так уже все понял. – Арест подстроен. Пеленц следил за тобой с самого начала, Син. Макс наверняка на минус седьмом.

– Мы его вытащим! – заявил я.

– Как?! – изумилась Мэй. – У нас и так охранников раз-два и все… А если мы пойдем за Максом, да еще без Разрушителя… – Мэй с сомнением покачала головой. – Мы не минуем и двух кварталов, как останемся без кристалла, а может быть, и без голов.

Я переводил взгляд с одного члена своей сомнительной команды на другого. Все молчали, отводили глаза, вжимались в кресла – думаю, вид у меня был еще тот.

– Ланс… Кролик! Почему Макс вообще отправился за этой треклятой дверью?

– Дверь… Нам нужна была дверь, – пробормотал Ланс.

– Какие же вы идиоты! Мне не нужна дверь! Я могу заплести вход кружевами, и ни одна сволочь больше сюда не войдет, пока я не позволю. Или ты не знаешь? – обратился я к Кролику.

– Я не подумал… А ты ничего не сказал…

– Сказал, чтобы он никуда не ходил. Или Макс не слышал?

– Я не слышал, – сказал Кролик. Разумеется, он соврал. Он слышал, просто не понял, что я имел в виду. Пелена нас порой делает до ужаса тупыми.

– И я не слышал, – высунулся Ланс, решив поддержать Кролика.

– Вы что, синевы надышались?

– Надо было объяснять все подробно, – заявил Кролик. – К тому же Мэй сказала…

– Вы что, подчиняетесь стражам?! – взъярился я.

Я готов был их всех задушить, разрезать на части или напустить на этих придурков своих червей.

– Нам всем хана, – сказал Кролик.

В этот раз он, похоже, был прав.

Я взбежал по лестнице наверх, на крышу Максова дома. Мы же вполне могли бы держать оборону у Макса – его дом стоит высоко, и отсюда можно будет видеть почти весь город как на ладони. Мои черви защитят окна и двери. Ну а тех, кто прорвется, встретят арбалеты стражей. М-да, но что толку думать о том, как одержать победу, если в предыдущей драчке ты всё уже проиграл?!

Я прислонился к железной ограде и тупо озирал синие крыши. Совсем недавно – о боги синевы! – всего лишь прошлой ночью мы стояли здесь втроем – я, Макс, Полина, полные надежд и уверенные в успехе, и… Полина, я же хотел…

Я услышал скрип ступеней и обернулся.

Ада поднималась на крышу. Я отвернулся. Она подошла и небрежно оперлась на перила.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросила Ада.

– Откуда мне знать, о чем ты думаешь… – Я пожал плечами.

– О том, как распознать кристаллы соперников перед штурмом Двойной башни, чтобы уничтожить.

Я едва не задохнулся от ее дерзости. Зачем нам распознавать чужие кристаллы, если у нас нет Разрушителя?! Ни одного…

– Нет, мои мысли проще: я всего лишь думаю о том, где нам спрятаться на время хаоса. Искать кристаллы я не собираюсь.

– Это же просто! – Ада снисходительно хмыкнула. – Тем более что у Макса есть прибор определения градиента синевы.

Она прищурилась: точь-в-точь отличница, что подсказывает застрявшему у доски двоечнику правильный ответ.

– Там, где кристаллы без футляров, будет возникать градиент понижения… – сказал я чуточку обиженно.

Как будто я не знал теорию синевы! Вон же синь! Эта девчонка умела унизить. Порой я ненавидел ее сильнее, чем самых страшных моих врагов.

– Ага, ты не забыл… Если бы у нас было несколько Разрушителей, мы могли бы пустить их как собак-ищеек по следу.

Несколько Разрушителей… Я же думал взять Полину вторым номером, пусть Мэй и возражала. Но в этой кутерьме я совершенно забыл о девчонке. Где теперь ее искать! Уж она-то точно не сидит дома. Помнится, она что-то говорила о площади Ста Фонарей. Я так разозлился на себя, что в ярости хлопнул кулаком по глупому лбу.

Ада истолковала мой жест по-своему:

– Ну что, до тебя дошло наконец?! Мы могли бы разрушать чужие кристаллы, прежде чем кто-то добрался до нашего.

– В синьку все! На дно Океана! Магистру в задницу…

– Что за детские ругательства, – усмехнулась Ада.

И выругалась, как старый зэк, отсидевший на минус восьмом от одного падения до другого.

Сколько помню, мы с Адой все время друг друга подкалывали. Никто из нас не хотел быть номером два. Я не мог позволить девчонке взять надо мной верх. Что касается Ады, то она в розовом сопливом детстве воспитывалась как принцесса, но после убийства Кайла всеми силами пыталась заменить Графу погибшего сына. Вот и была она такой – наполовину капризной принцессой, наполовину воином и наследником старинного рода. Я обожал ее в какие-то минуты, но гораздо чаще ненавидел. Граф сказал мне однажды, что много тысяч лет назад жил великий поэт и написал он стихотворение, которое начиналось словами: «И ненавижу, и люблю». Так вот, наверное, это о нас с Адой. Во всяком случае – обо мне.