Горностай - Харри Йыгисалу

Горностай не позволил сделать ни того ни другого. Он вовремя отскочил, а затем так стремительно бросился в атаку, что ястреб но уснем вскочить на ноги. Барахтался в снегу, сипел и тяжело дышал. Горностаи прекрасно знал, где у ястреба самое слабое место — это шейные позвонки, нот и когти уже не страшны.

Так ястреб стал добычей горностая. Исключительно по собственной глупости. А горностай даже но подумал о том, что еще минуту назад ястреб с тем же успехом мог с него спустить шкуру.

Не таким уж большим лакомством оказался ястреб, долгие зимние дни пребывавший с пустым зобом. Весь запас накопленного о осени жирка он израсходовал, голодая на морозе. Остались лишь крепкие жилы, острые птичьи кости да ворох перьев, в которые горностай и зарылся с годовой.

ГОЛОД

Голод и холод ожесточили животных, вынудили их постоянно двигаться, неустанно охотиться, проявлять излишнюю смелость, так что они перестали обращать внимание на запах человека и забыли об осторожности. Однако это могло обернуться роковым образом.

Маленький горностайчик был последним, кого мать только глубокой зимой прогнала от себя, злобно оскалив зубы и показав ему, что пришла пора начать самостоятельную жизнь, самому добывать пропитание и оставить ее в покое.

Нелегка зимой жизнь мелких зверьков. До сих пор горностайчик бегал но пятам матери, кормился от ее щедрот, спал в ее объятиях. Теперь приходилось управляться самому. Нельзя сказать, чтобы он был ленивым или глупеньким. Но остальные детеныши в выводке с самого рождения были больше его, крепче и, пожалуй, алчнее. Малышу случалось укладываться на ночь с пустым желудком, когда братишки и сестренки ничего ему не оставляли. Ни плач не помогал, ни жалобы. Среди животных прав всегда тот. кто сильнее.

Однако права порождают обязанности. Сильные раньше расстались с матерью, стали сами добывать себе пропитание. А малыш не торопился. Ему и с матерью было хорошо, но его время тоже наступило.

В реке возле польдера, что раскинулся на месте Лягушачьего болота, жила выдра. Но всяком случае, люди так говорили. Может быть, там жили родители с детенышами. Рыбаки отзывались о выдре весьма нелестно. В конце лета появились было ловцы раков. Но и они вскоре поняли: в реке хозяйничает выдра, не стоит даже снасти мочить. Между рыбаками и выдрой существовала вечная неприязнь: дескать, выдра истребляет рыбу и раков. Ладно бы брала разумно, по своим каждодневным потребностям. Разве тут возразишь — зверь тоже есть хочет. Но выдра роскошествовала. Поймает прекрасную щуку, плотвицу или налима, а весной большого язя, откусит немножко, а остальное бросит тухнуть на берегу. И зимой своей дурной привычки не оставила. Все животные ремни на животе затянули потуже, а она продолжала жиры наращивать.

На вольготную жизнь выдры приходили взглянуть любопытные. Разумеется, не столько взглянуть, сколько понюхать и чем-то попользоваться. Лисица и хорек протоптали тропинки по запорошенному льду и занесенным снегом береговым откосам. Когда прижмет, будешь и объедкам рад с барского стола.

Малыш-горностайчик, преодолевая снежные заносы, шел вдоль одной из водосборных канав к реке. Он сразу понял, что здесь, несмотря на тяжелые времена, живут попривольнее. Как видно, добыча водилась не только подо льдом, но и на льду. Семенами тростника промышляли мыши-малютки. Они в самом деле были очень маленькие, такие крохотные, что, проглотив одну, еще сильнее голод чувствуешь.

Да что там говорить о мышах-малютках, когда горностай чик наткнулся на зимний лагерь водяных крыс. Они продела ли ходы и норы в откосах дамбы, такие лабиринты соорудили, что, сбившись раз с пути, можно весь свой век плутать.

Однако разве зимнюю охоту сравнишь с летней! Не жизнь, а жалкое существование. Крысы тоже отправились на поиск лучшей доли, а тех немногих, что питались разными корнями в реке, тоже не так легко было найти. Горностайчик дни и ночи проводил в поисках. Рыскал в норах под снегом и под землей. Когда на кого-нибудь натыкался, то уж не отставал от него, если даже приходилось преследовать целые сутки без передышки.

Вечер выдался холодный. Солнце село в скованное льдами море, кое-где висели полосы тумана, на землю опускались синие сумерки, мороз пробирал до костей все живое. У малыша-горностайчика маковой росинки во рту не было за всю прошлую ночь и за весь только что закончившийся день. Голод был так силен, что не давал уснуть, и он продолжал месить снег, вынюхивать и разыскивать съестное. И все-таки нашел. Среди сплошных, безжизненных снегов, схваченных настом и проутюженных ветром, лежало мясо — птичьи потроха или внутренности кролика, от которых шел свежий дух.

Горностайчик но бросился на неожиданно подвернувшееся угощение, хотя слюна и заполнила рот. Сдержал первый порыв — осторожность возобладала над пустым желудком.

Ничего сомнительного горностай не увидел, но услышал, но учуял. Лишь пронизывающие порывы ветра мели снег в длинные сугробы да на роке шелестел тростник. Он обошел во круг лакомства. Мясо как мясо, еще не совсем засыпанное снегом, еще приятно пахнущее. Он подошел поближе, сделал еще один круг и, внезапно подскочив к еде, схватил ее зубами. Но в тот же миг выпустил изо рта и хотел отскочить, взметнув задними лапами снежную пыль и истошно взвизгнув. Все произошло так быстро и неожиданно, что зверек едва ли понял, в чем дело.

Скрипнула ржавая железка и нанесла такой удар по передней лапе, что кости захрустели. Горностай рванулся в сторону, но тут же упал, не сдвинувшись с места. Он попал в капкан.

В недоумении и беспомощном положении — уткнувшись носом в снег — он находился всего лишь миг. Страх и гнев на неожиданно напавшего врага побудили горностая к действию, он напружинил мускулы, но тут же сник от пронзившей его боли и жалобно взвизгнул. Правда, только раз. Не обращая внимания на жуткую боль в перебитой лапе, он собрал все свои силы, уперся и потащил за собой тяжелые железные челюсти, которые держали его мертвой хваткой. Но почти не сдвинулся с места: челюсти были на цепи, прикрепленной к колу, вбитому в землю. Вскоре горностай перемесил весь снег, потемневший от крови, гак ничего и не добившись.

Тогда он вцепился зубами в железо. Это тоже не помогло. Язык и десны пристывали к ледяному металлу, их можно было отодрать только с кровью. Хоть ломай клыки, а железо не поддается.

Против — железа животные бессильны. Горностай умел бороться только с противниками из плоти и крови. И до сих пор справлялся со всеми, с кем сводила его судьба. А что он мог противопоставить железному чудовищу, которое заманило его в свои челюсти куриными потрохами?

Ждать и надеяться на чудесное спасение? Он был борцом, пусть даже борьба была безнадежной. Он снова принялся грызть железо. Все внимание, все силы, весь гнев и остроту зубов мобилизовал он на освобождение лапы. Однако лапу эту, уже чужую, окоченевшую, не отпускали железные челюсти. Он лишь слизал с нее кровь впрочем, тоже застывшую.

Попавшийся зверек мог спастись только лишившись лапы — перегрызть ее и убежать на трех. Ящерица подчас лишается хвоста, а садовая соня, если, допустим, человек схватит ее за хвост, удирает, оставив в руках кожу, словно сдернутый чулок. А горностай не может пожертвовать лапой и остаться с культей.

Силы покидали горностая. Да и сколько может ослабевший от голода и потери крови зверек выдержать на пронизывающем северном ветру под февральским звездным небом? Он больше не ощущал ни боли, ни холода. И страх исчез. Не искал он укрытия и не пытался освободиться из капкана. Виновником своего несчастья горностаи считал только железную махину, против которой был бессилен. Он не думал о том. что кто-то эту махину насторожил. Он не знал, что это коварный человек воспользовался холодом и голодом, одолевшим животных. и заманил его в капкан подачкой в виде потрохов.

Боязнь человека вырабатывалась и закреплялась в животных на протяжении многих поколений, но они не в силах обвинить его в разных несчастьях, в причинении боли и страданий. Они не размышляют, не видят причинной связи между явлениями, когда одно вытекает из другого. Уж не потому ли мы так безразличны к мучениям животных ведь они существа неразумные?

Горностай — хищник, и вид его и клыки свидетельствуют об этом. С,вою добычу он приканчивает мгновенно, без боли и мучений. а каким словом назвать того, кто настораживает ловушки, силки и канканы, кто заставляет свои жертвы погибать в муках?

К утру мучения горностая кончились. Нот-нот. его не освободил тот. кто поставил капкан. За него вступилась природа: холод и ветер притупили боль и маленькое тельце застыло, а снег запорошил следы смертельной борьбы.

БЕДА

Катастрофа произошла в половодье. Река прорвала дамбу, огораживавшую польдер, и устремилась на ровное поле. Постепенно расширяя проран, струйки превратились в могучий поток. Он тащил за собой составные части плотины землю, песок, гальку и камни, оставляя все это но обе стороны промоины и затопляя озимые, бежал все дальше, покрывая недавно освободившиеся от снега и нежно зеленеющие посевы. Случилось это ночью. Уже утром, когда деревенские жители заметили внезапно возникшее на ржаном поле море, более ста гектаров оказалось под водой. Ущерб еще не поддавался определению. Вода все прибывала. Разве туг могли помочь стационарные насосные станции, имевшиеся на дамбе? Их пустили на полную мощность, но они не могли справиться и перекачать по трубам обратно в року всю воду, разлившуюся по большому полю.