Хлеб с ветчиной - Чарльз Буковски

32

Бурение и дренаж продолжались неделю, но результат был ничтожный. Если один фурункул исчезал, то рядом появлялся другой. Я часто и подолгу в изумлении стоял перед зеркалом, удивляясь тому, каким безобразным может быть человек. С недоверием я разглядывал свое лицо, затем поворачивался и исследовал фурункулы на спине. Я был в шоке. Неудивительно, что люди таращились на меня, немудрено, что говорили гадости. Ох, не простой это случай — юношеское акне — воспаленные, вздутые, неумолимо огромные гнойные прыщи. Я чувствовал, что все было предрешено, меня избрали на эту роль. Родителей никогда не интересовало мое состояние. Они все еще существовали на пособие по безработице. Мать каждое утро отправлялась на поиски работы, а отец уезжал по «инженерским» делам. По субботам безработный люд получал бесплатные продукты на рынках, в основном это были консервы, и почти всегда списанные по какой-нибудь причине. Мы подъедали отбросы. Много отбросов. За консервами шли сэндвичи, картошка. Мать научилась готовить картофельные оладьи. Каждую субботу мои родители отправлялись за халявной едой, но они не ходили на наш рынок, который был ближайшим, они боялись, что их могут увидеть соседи и тогда все узнают, что и мы живем на подачках. Они топали в лавку за две мили по бульвару Вашингтона и потом еще пару кварталов по Гриншау. Это был неблизкий путь — туда и обратно. Потея, они волокли хозяйственные сумки, набитые консервированным рагу, картофелем, болонской колбасой и морковью. Автомобиль отец не брал, экономил бензин, чтобы по утрам выезжать на мнимую работу. У других отцы не вели себя так. Они спокойно сидели на своих верандах или играли в гольф на пустыре.

Доктор выдал мне какую-то белую жидкость, чтобы я смазывал ей прыщи на лице. Субстанция подсыхала и превращалась в белую коросту. Со стороны было похоже, что я весь облеплен пластырем. На большее эта жижа, кажется, не годилась. Однажды днем я был дома один и смазывал этой дрянью лицо и тело. Я разделся до трусов и пытался смазать труднодоступные болячки на спине, когда услышал голоса. Это был Плешивый со своим дружком Джиммом Хэтчером. Этот Хэтчер слыл слишком красивым и чересчур хитрожопым.

— Генри! — позвал Плешивый.

Переговариваясь, они вошли на веранду и забарабанили в дверь.

— Эй, Генри, это Плешивый! Открывай!

«Вот тупица, — злился я, — неужели не понятно, что я не хочу никого видеть?»

— Генри! Эй, Генри! Это мы — Плешивый и Джим! — орал этот недоумок и ломился в парадную дверь.

Потом он сказал Джимми:

— Слушай, я его видел! Я видел, как он болтался по дому!

— Не отзывается что-то.

— Лучше нам войти. Может, с ним что-нибудь случилось.

«Ты дурак! — свирепел я. — И я водился с тобой! Я дружил с тобой, когда никто не хотел даже стоять рядом. А сейчас посмотрите-ка на него!»

Я выбежал в коридор и спрятался в чулане, оставив дверь слегка приоткрытой. Я был уверен, что они не посмеют войти в дом. Но они вошли. Я оставил заднюю дверь открытой. Я слушал, как они бродили по дому.

— Он должен быть здесь, — твердил свое Плешивый. — Я видел какое-то движение…

«Вот говнюк, что я не могу ходить по этому дому? Да я живу здесь!»

Темнота чулана надежно укрывала меня. Но я знал, что не должен позволить им найти себя здесь.

Толкнув дверь чулана, я выпрыгнул в коридор. Они оба стояли в передней комнате. Я влетел в комнату и заорал:

— УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА, СУЧЬИ ВЫРОДКИ!

Они вытаращились на меня.

— ПОШЛИ ВОН! ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА НАХОДИТЬСЯ ЗДЕСЬ! ВЫМЕТАЙТЕСЬ ИЛИ Я УБЬЮ ВАС!

Они бросились к задней двери.

— БЫСТРЕЕ! БЫСТРЕЕ! ИЛИ ВЫ ТРУПЫ!

Я слышал, как они выскочили во двор, потом на улицу. Мне не хотелось следить за ними. Я поднялся в свою комнату и развалился на кровати. Зачем они хотели видеть меня? Что они могли сделать? Нечего было делать. И не о чем было разговаривать.

Пару дней спустя мать не отправилась на поиски работы. И мне, как раз, не надо было идти в больницу. Так что мы оба остались дома. Мне это не нравилось. Куда лучше быть одному. Я слышал, как она бродит по дому, и не выходил из своей комнаты. Нарывы болели сильнее обычного, а я проверял свое расписание полетов аэропланов. Очередной рейс ожидался в час двадцать по полудню. Я начал прислушиваться. Он опаздывал. Час двадцать по полудню уже протикало, а самолет был еще только на подходе. Когда же он пролетел мимо, опоздание составило три минуты. Потом я услышал звонок в дверь и шаги матери, которая пошла открывать.

— Эмили, проходи. Как ты?

— Здравствуй, Кэтги. Ты-то как?

Это была моя бабушка, уже совсем старая. Я слышал их разговор, но не мог ничего разобрать. За это я был им благодарен. Они проговорили минут пять-десять, затем я услышал, как они идут по коридору к моей комнате.

— Я еще всех вас похороню, — твердила старуха. — Где этот мальчишка?

Дверь открылась, и они вошли.

— Здравствуй, Гепри, — поздоровалась бабушка. У нее в руках была здоровенная сумка.

— Бабушка пришла помочь тебе, — волновалась мать.

Бабушка поставила сумку на туалетный столик и извлекла из нее гигантское серебряное распятие.

— Бабушка хочет помочь тебе. Генри…

Старуха стала еще толще, и бородавок на ней развелось еще больше. Выглядела она несокрушимой, и действительно верилось — смерть ее не возьмет. Она была так стара, что умирать просто не имело смысла.

— Генри, — сказала мать, — повернись на живот.

Я повернулся, бабушка подошла и склонилась надо мной. Краем глаза я отмечал ее манипуляции гигантским распятием над моим телом. Года за два до этого я определился с религией и не в ее пользу. Если существование Бога — правда, то значит религия дурачила людей или же собирала вокруг себя несусветных дураков. Ну, а если же все, что касается Бога, — фикция, то тогда эти глупцы выглядели еще более безрассудными.

Но все же ко мне пришли моя бабушка и моя мать, и я решил, пусть делают, что хотят.

Распятие совершало путь святого знамения над моей спиной, усеянной фурункулами.

— Господи, — молилась моя бабушка, — изгони Дьявола из тела этого бедного мальчика! Взгляни на эти язвы! Они удручают меня, Господи! Посмотри на них! Ведь это Дьявол вселился в тело моего мальчика, Господи! Изгони Дьявола из его тела, молю тебя. Всевышний!

— Изгони Дьявола из его тела, Всевышний! — подхватила мать.

«Да мне просто нужен хороший доктор, — думал я. — Что творят эти женщины? Почему они не оставят меня в покое?»

— Господь, — снова взмолилась старуха, — почему ты позволяешь Дьяволу пребывать в этом детском теле? Разве ты не видишь, как он веселится в нем? Узри эти язвы! О, Всемогущий, меня просто тошнит при одном взгляде на них! Они красные, огромные и переполненные!

— Изгони Дьявола из тела моего мальчика! — закричала мать.

— Мой Господь, спаси нас от Дьявола! — завопила бабушка, приложила распятие к моей спине и надавила на него.

Брызнула кровь, я всегда чувствовал, когда открывалось кровотечение — сначала тепло, а затем вдруг сразу холодно. Я перевернулся и сел на кровати.

— Что за херней вы занимаетесь?

— Я делаю дырку, чтобы Бог через нее вышвырнул из тебя Дьявола! — ответила бабушка.

— Ну, вот что, — сказал я. — Я хочу, чтобы вы обе убирались отсюда и поживее! Вам понятно?

— Да он как был, так и остался чокнутым! — изумилась бабушка.

— УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА К ЧЕРТУ! — заорал я.

Они ушли, шокированные и огорченные, закрыв за собой дверь.

Я пошел в ванную, соорудил тампон из туалетной бумаги и попытался остановить кровотечение. Тампон быстро пропитался кровью. Я сделал новый и снова приложил. Затем я взял йод и попытался смазать рану, но это было нелегко. Я изрисовал всю спину, но до язвы так и не дотянулся. Разве может быть заражение спины? Кто-нибудь слышал о таком случае? Я плюнул на это дело. Или выживу, или умру. Со спиной, как и с жопой, нельзя рассчитывать на ампутацию.

Я вернулся в комнату, забрался на кровать и натянул покрывало по горло. Глядя в потолок, я повел про себя беседу.

Ну, хорошо, Бог, говорят, что Ты действительно существуешь где-то там на небесах. Ты поставил меня в эти невыносимые обстоятельства. Ты хочешь испытать меня. А не испытать ли мне Тебя? Что если я скажу, что Тебя нет? Ты послал мне испытание крайней сложности с моими родителями и в придачу еще эти прыщи. Я думаю, что пройду Твое испытание. Я круче Тебя. И если Ты спустишься ко мне сюда прямо сейчас, я плюну Тебе в лицо, если оно у Тебя есть. Кстати, Ты срешь? Священник никогда не отвечал на этот вопрос. Он твердил нам, чтобы мы не сомневались. Не сомневались в чем? Я думаю, что Ты слишком много взваливал на меня, и теперь я прошу Тебя спуститься ко мне сюда, чтобы я мог испытать тебя!

Я замер — ничего. Я ждал Бога. Ждал, ждал и, судя по всему, уснул.