Краткая Воровская ЭНциклопедия - Вячеслав Майер

Охотники — люди не сердобольные. Их дела жуть наводят. В прошлом веке забайкальцы так не любили волков — их уничтожали, как могли, и отравой, и многочисленными ловушками. Обнаружив логово с щенятами, детей сразу не убивали, а с живых снимали шкуры и оставляли такими. То же самое делали с оглушенными волками, еще живым затыкали пасть тряпкой, а зад палкой, и чулком снимали шкуру. Распотрошенный волк дурно пахнет и поэтому предпочитали внутренности не тревожить. Да и такие шкуры считались более прочными и мягкими, чем снятые с убитых животных. Среди охотников маньяков что-то еще не встречалось.

После Второй мировой войны в живых осталось много работников^групоносов, крематорщиков, участников эксгумационных раскопок на местах захоронения уничтоженных евреев, польских военнопленных, как и из местного населения, так и из узников гитлеровских и советских концентрационных лагерей; нам не известно, чтобы из этой категории кто то стал сексуальным маньяком.

Община, семья, род, национальная группа зорко следила за состоянием человека и делала все возможное, чтобы его поведение находилось в рамках приличия. Общество обладает огромным потенциалом нейтрализации: склонным к садизму представляли возможность стать бойцами — мясниками, шкуродерами, охотниками, медвежатниками. Боец в собственное удовольствие в кругу знакомых односельчан резал скот, палил на холодцы и зельцы ноги, головы, сдирал шкуры, он же хоронил падших животных. Сексуально озабоченному, что прекрасно показано в японском фильме «Нарайяна» находили подружку. Там один юноша не знал, что с собой делать, и спал с лайками. Община это приметила и ему помогла, как сейчас говорят, «справиться со своими трудностями».

Для людей с отклонениями в сторону маниакальности, куда входят не только половые извращения, но и разные виды подсматриваний в банях, туалетах, на пляжах, клептоматические «чудачества», связанные с «хитрыми» похищениями предметов, коллекционированием носовых платков, туалетной бумаги, нательного белья и т. д. (они, кстати, составляют 5,0–7,0 % населения) находили смягчающие варианты. На протяжении многих лет в Благовещенске на Амуре одна старая дама потешала население тем, что имела на спине вешалку и… туда подцепляла ворованные тапочки. Она считала, что ее никто не замечает, приносила тапочки домой, там их дети собирали и снова относили в обувные магазины. Были только смех и потеха для всех.

Стоит отметить, что в армейских частях и на флоте маниакальность практически не проявляется, но, ежели такого обнаружат, то излечивают по-своему — жестоко избивают, иногда к половым органам ночью привязывают предметы (обычно ботинки) и кладут их на подушку к спящему. Он, не разобравшись спросонья, ботинок кидает, длину броска рассчитывают и привязанный отделывается болезненным растягиванием наследства. Бывает (и это на самом деле зафиксировано) ботинок летит в форточку, открытый иллюминатор каюты и детородность… рвется. Замечено, что после избиения на сексуальной почве исчезает навсегда. Мы не найдем в монастырских общинах, хотя описаний блуда сколько угодно.

Кровопийцы, вампиры — ой, какая жуть!!! Рассмотрим спокойнее. Кровь — основа человеческой жизни, и этим она всегда приковывала к себе внимание и считалась источником оздоровления. Издавна кровью убитых животных и людей поливали цветы, удобряли поля. Знатные римляне, старики и старухи, бросались на умирающих гладиаторов и пили и лизали кровь из их ран. Десятки тысяч людей во Вторую мировую войну были спасены тем, что пили кровь умирающих или уже умерших, их поили врачи. Ни для кого это не секрет. Сейчас кровь пьют охотники, ветеринарные врачи, она входит в национальные напитки и кушанья народов Севера и Тайги. Те, кто имеет склонность к питью крови, различают и ее вкусовые качества, и для несведующих понятно, что кровь северных оленей отличается от бычьей. Непойманный каннибал Николай Джумагалиев — безусловно спец по части человеческой, пил кровь в основном женщин-немок из Казахстана и отмечал, что кровь баптисток более горькая, нежели кровь католичек.

Человек, существо всеядное, мясо — один из основных источников его питания, сейчас без подсказки не всегда различит ее разновидности, кошерную от трефной, колбасу со свиными добавками и свиную с добавками из говядины. В недалеком прошлом, всего то сто лет тому назад, человеческое мясо входило в меню народов Океании. У людей, приверженных нормам современной цивилизации оно под запретом. Те, кто вышел из этих норм, будет считать человечье мясо пищей и найдут смак в составлении «кулинарных рецептов». Известны случаи, особенно в голодное время, когда паталогоанатомы и работники моргов ели пищу, не успевшую перевариться в желудках только что убитых людей. В животном мире подобное тоже встречается даже у неплотоядных, так забайкальские лошади с удовольствием поедают желудок вместе с его содержимым у травоядных зверей — коз, косуль, сохатых.

Швед-людоед Денис Нильсон, «сумасшедший в душе», как называет его биограф Брайтан Мастере, составил рекомендации по разделке молодых тел, варке отсеченных голов, обмазыванию мозгами половых органов. Его книга с большим успехом разошлась в Скандинавии. Двадцать шесть человек — целых восемь семейств из пограничного городка Ильген в Австрии целых шесть лет убивали контрабандистов, их разделывали и продавали как копченую говядину. Крошка-каннибал из Японии Иссеи Сагава (рост один метр сорок восемь сантиметров) убил в Париже свою любовницу Рене Хартевильт, разрезал ее на куски и некоторые, наиболее любимые (обожаемые, по его отзывам), съел.

Лингвисты уже давно связали появление высшего наслаждения с кулинарными пристрастиями: от слова пить (кровь, вино, бальзамы) произошло слово петь. В наше время наоборот, если и поют, то только после пития. Говорят от «питуха (пьяницы) до петуха (поющего) дорога близка». В любви сравнения кулинарные часты, как мы уже видели они иногда и переходят в действие, материализуясь в каннибализме.

Мы воспитаны в христианстве, которое отождествляет красоту с молодостью, расцвет — цветением. Но ведь в каждом цветении присутствует увядание, тление, разложение, исчезновение. Восточная философия находит в этом неподдельную красоту и грусть. Например, Окакура Какудзо, показывая роль цветов в чайной церемонии, пишет: «Когда цветок вянет, мастер нежно опускает его в реку или бережно хоронит в земле»[11]. Красота объемлет мир в многообразии его, будь то видения Иеронима Босха, или созерцание нечистоты в дзен-буддизме. Тут смерть является Богиней сострадания, разрушения, выявляет новое творение, она насыщена творчеством. Восторженные крики изверга Чикатило при кромсании жертвы, видения вытекающих внутренностей у повешенных школьников у садиста Сливко, храп задыхающихся старух у садомазохиста Кулика — это не признаки сумасшествия, а попытка осознать себя в «красоте конвульсий семяизвержения». Как не странно, а это выявление нового в зверином, пакостном, паскудном, навозном. Они, маньяки, знают смерть, ее боятся пуще обыкновенных людей. Поэтому это отродье человеческого племени так неуловимо и серийно в своих деяниях, поэтому оно так гнусно. «Через видение нечистоты открываешь, что перестал любить человека, который до сих пор возбуждал любовную страсть, что предметы, в которых усматривал красоту, еда, которую находил вкусной', и запахи, которые прельщали своим изысканным ароматом, в действительности некрасивы и не вкусны, и не благоуханны — они лишены чистоты и осквернены»[12]. Может быть мы не замечаем обилия извергов-маньяков в определенные периоды истории, потому что она (тогда) учитывала их «специфический интерес» и этим отвлекала, поглощала, отводила их от серийности, включая в созерцание «красоты нечистоты», и сближала эротическое со смертью. Известен факт, что при повешении у некоторых висельников бывает семяизвержение. Такой миг стремились «схватить» экзальтированные юноши в Европе XVIII века. Они самовешались, иногда и со смертельным исходом.

Из бытовой истории Европы XVIII века мы знаем о том, что тогда во Франции и Италии некоторые вельможи имели частные анатомические кабинеты, где проводились опыты с трупами. Тогда появилось искусство «экорше» — изображение людей и животных с ободранной кожей, типа творений Фредди Крюгера. Количеством вскрытых трупов хвалились, как сейчас суммами в банках. Тогда было «модно» скелеты родственников помещать в особых помещениях, жиром мертвецов студенты согревали свои каморки. Наличие в жилищном интерьере семейного мавзолея, где лежали бальзамированные близкие, не особенно-то смущало людей. Трупы повсеместно варили, приготовляя из них лекарство, а скелеты родственников и друзей монтировали и устанавливали, как повседневное присутствие и на память. Из костей родственников изготовляли украшения, четки, амулеты, их дарили близким, из берцовых костей выкладывали склепы, как когда-то первобытные люди Причерноморья свои жилища из бивней мамонтов. Гены в поколениях людей оставили отпечаток подобного увлечения — всеобщая любовь к вождю, это мавзолеи по всему свету — всем народам, Ленину в Москве, грузину Сталину там же, вьетнамцу Хо Ши Мину, китайцу Мао Цзе Дуну и т. д. Да и сейчас вам никто не ответит на вопрос однозначно: «Частное бальзамирование друзей и родственников — благо это или преступление?».