Ответный удар - Александр Афанасьев

— Эфенди…

— Да.

— А в России — красиво, да? Там много земли?

— Да.

— Говорят, там совсем нет пустыни. Земля жирная как нефть.

— Пустыня есть, но немного. А земля и впрямь хороша. Чего спрашиваешь так заинтересованно?

— У моего дяди большая семья. Он не раз меня спрашивал — хочет отправить двоюродного брата с семьей в Россию.

Я молчу

— Он христианин, эфенди… — взволнованно говорит полицейский — Аллахом клянусь, он не из этих…

Да уж…

— Как твое имя, друг?

— Халим. Это неправильно писарь написал. А дядю зовут Рахматулла.

— Рахматулла… Знаешь, Халим, что я тебе скажу. Россия большая страна. И если твой двоюродный брат хочет переехать — пусть попробует. Но у вас тоже большая и хорошая страна. Очень хорошая страна. И если вы прогоните из нее всех подонков, ели вы не будете слушать всякую шваль и будете побольше работать — то будете жить лучше нас. Клянусь памятью отца, Халим — так и будет…

— Иншалла… — говорит Халим. Впереди пробка, машины встают. Опять что-то случилось, так их мать, этих…

Халим — ставит на крышу мигалку, выбирается на обочину, благо — машина полноприводная. Разбрасывая щебень, прется по обочине, заставляя остальных пугливо прижиматься к ти-уоллсам по центру дороги. С мигалкой едем, однако. И это тут — тоже как у нас. Все животные равны — но некоторые равнее…[34]

Судя по машинам — не теракт. Полицейского спецназа нет — обычные дорожные машины, дорожная полиция. Пикап Форд в раскраске и с мигалкой возвышается над всем, на турели — пулемет ПКМ, но на нем никто не дежурит. Видимо, кто-то не справился с управлением. Так и есть… вон машина враскоряку лежит… перевернулась, да еще и загорелась. Чуть дальше — стоит на обочине фура, даже отсюда видено, как повреждена бронированная кабина.

Твою мать!!!

— Останови!

Халим недоуменно смотрит на меня

— Стой, сказал!

Не дожидаясь остановки — выскакиваю из нашей машины, перебираюсь через ти-уоллс. Дорожные полицейские — в бронежилетах и черных, похожих на гитлеровские касках — вскидывают свои автоматы, когда я перелезаю через ти-уоллс.

— Халас! Халас!

Сзади — бежит бросивший машину на произвол судьбы, совершенно ошалевший Халим, размахивает своей форменной фуражкой и кричит «руси!» и чтобы не стреляли!

Меня останавливают, и кладут на землю под дулами автоматов, но тут же поднимают. Подбежавший Халим сует под нос дорожным свои корочки и тараторит на арабском со скоростью пулемета. Полицейские успокаиваются, тем более что на мужике в трусах — пояса шахида явно быть не может. Водители — кто сигналит, кто смотрит на меня во все глаза. Наверное, думают, что я псих.

— Эта машина! — я тыкаю пальцем в перевернутый Шевроле Тахо — где водитель?

— Он погиб, эфенди. Его уже увезли.

— Что произошло?! Что, черт возьми, произошло!?

Слова «вашу мать» — я уже отучился употреблять. Здесь это серьезно напрягает местных.

— Дипломат — объясняет мне полицейский — наверное, пьяный. Ехал на большой скорости, сто тридцать — сто пятьдесят в час. Не справился с управлением. Ударился в ограждение, потом в фуру, потом перевернулся…

Я подхожу к машине. Так и есть. Номер мне знаком — не дипломатический, но я его помню, как и многое другое. Это — машина Джейка.

Твою же мать…

Информация к размышлению

Из книги Томаса Клэнси «Политика»

1997 год ISBN 0-425-16278-8

Вот почему он сказал Перри, что приехал в Калининград для того, чтобы «оценить рискованность предприятия». Прошло двенадцать недель с того момента, как он летал в Соединенные Штаты, и полученная там информация указывала на то, что проблема с продовольствием в России быстро ухудшается. Встревоженный поступающими сообщениями и желая лично ознакомиться с тем, насколько серьезной является создавшаяся ситуация, Скалл решил, что сейчас самым главным после его возвращения в регион является посещение ближайшего населенного пункта. И вот он лично убедился в том, что ситуация напоминает решение, принятое судьей в ходе его третьего развода, который состоялся две недели назад: огромные алименты, которые суд постановил взыскивать с него, весьма омрачили перспективы.

Продовольственный магазин был закрыт, а в его витринах не было никаких товаров. В нескольких местах толстое витринное стекло было разбито и от дыр разбегались звезды трещин — было очевидно, что по стеклу били палками или швыряли в него камни. К двери был прибит кусок картона с выведенными коряво буквами: «ПРОДУКТОВ НЕТ». Надпись была схожа с той, что Скалл заметил на дверях булочной в соседнем квартале: «ХЛЕБА НЕТ». Или той, что висела на дверях овощного магазина: «ТОВАРА НЕТ».

Скалл отметил, что ни на одной из табличек не значилось просто «ЗАКРЫТО».

Судя по всему, отсутствующие хозяева магазинов не хотели, чтобы двери взламывали в поисках продуктов, поэтому они ясно информировали грабителей, что брать здесь нечего.

Ирак, Багдад

Утро 18 мая 2019 года

Как ты там…за чертой, где ты там в тишине….Заболел я душой…что вернулась ко мне…

ДДТ Белая ночь

Аллах велик… Аллах Велик…

Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед Пророк Его

Я намереваюсь совершить два ракаата намаза единственно во имя Аллаха Всевышнего, Свят он и Велик…

Намаз — совершенный с чистым сердцем и искренним намерением — возводит человека на небеса, давая хоть на секунду открыть запретную дверь, чтобы узнать — что там. А там — спокойствие души, которое может на земле познать лишь искренне верующий человек, давно отринувший все суетное, мимолетное — ради великого, ради великой цели.

Все то, ради чего он раньше существовал, все то. ради чего существуют те люди, которых он клялся защищать много лет назад — все это мелко, суетно. Мерзко. Каждый из них думает лишь о себе, о своей утробе не ведая о том, что придет время — и они будут пожирать в свою утробу лишь огонь. Так будет со всеми, кто не уверует…

Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед Пророк Его.

В его жизни больше нет места суетному, нет места мимолетному. В том месте, которое большинство упоминает лишь с проклятьем — ему открылась истина. Истина, которая стала его новой путеводной звездой. Истина, которая не содержит лжи звезда, что требует идти по пути, освещенным ею — а не просто ходить в разукрашенный храм, ставить свечки и пить «крещеную» воду. Разве Иисус где то сказал в своем учении, что надо делать это? Но они это делают. Потому что неверные. Потому что боятся огня, который их пожрет. Даже не зная — все равно боятся…

Напротив него — молится человек по имени Рашид. Одно из самых распространенных имен здесь — но у него есть и другое, тайное имя, которое он принял. Чтобы быть ближе к Аллаху Всевышнему. Его имя — Абдалла, что значит — раб Аллаха. Он — из своих. Из тех, кто готов отдать жизнь за торжество таухида. И неважно, сделает он это или нет — ведь важно намерение…

Они вместе делают намаз на который он призвал их, небольшую группку молодых людей. Почти подростков, почти детей. Это — новое поколение джихада, его будущее. Те, кто родился на руинах, тот, кто видел, как пришедшие неверные соблазняют их земными благами — но не купился, восстал. В этом — будущее джихада. Их не купить никакими подачками. Все они из благополучных семей — но отринули путь, начертанный их родителями для них, отринули даже имя, которое они им дали — и все ради Аллаха Всевышнего.

Они помогут ему совершить задуманное. Тагут — должен пасть. Он должен пасть здесь, окропив святую землю Востока своей кровью.

Но пока — они вместе совершают намаз. Единственно, во имя Аллаха Всевышнего. Намаз короткий — в два ракаата, потому что они доказывают свою верность Аллаху Всевышнему не словами, а делами. Каждый день, проведенный на джихаде — стоит больше, чем все дни, проведенные в хадже. Особенно если он лицемерен.

Наконец — намаз заканчивается. Они рассаживаются за стол — и он видит, как у них горят глаза. Это хорошо…

— Иншалла, это не последний намаз, который мы совершим вместе… — говорит он

— Иншалла — отвечают ему за столом.

— Прежде чем мы продолжим разговор — мягко говорит он — о том, что волей Аллаха нам предстоит сделать, мы должны обсудить один очень неприятный вопрос. Я говорю про курьера, которого ждали на железнодорожном вокзале. Откуда шайтаны узнали, что он там будет?

Мелодраматическая пауза. Он знал правила — не давай ответов, задавай вопросы. Кто задает вопросы, тот держит нить разговора.