Всё ради любви - Кристин Ханна

На углу она помахала Буббе, тот помахал ей в ответ и вернулся к своей работе — татуировке. Над его головой устало помигивала неоновая вывеска. Вывеску поменьше, установленную в витрине, — «Я делал татуировки вашим родителям» — разглядеть за потоками воды было невозможно. Лорен прохромала дальше, мимо уже закрывшейся парикмахерской «Ненаглядная краса», где, по уверениям матери, она работала, мимо мини-маркета, в котором трудилось семейство Чу, и закусочной «Терьяки», которой владело семейство Рамирес.

Приближаясь к дому, Лорен замедлила шаг. Ей вдруг стало противно заходить в него. Она закрыла глаза и представила тот дом, в котором она когда-нибудь будет жить. Светло-желтые, как масло, стены, мягкие и уютные диваны, огромные окна с красивым пейзажем за ними, терраса, опоясывающая дом, цветы.

Девочка попыталась подольше удержать воображаемую картину, но она растаяла, как сигаретный дым.

Лорен заставила себя переключиться на насущные проблемы. Мечты и надежды не прибавят еды на столе и не приведут маму пораньше домой. И уж точно не помогут раздобыть платье для бала.

Лорен прошла по разбитой бетонной дорожке мимо ящика с садовыми инструментами, который миссис Мок на прошлой неделе выставила наружу в тщетной попытке пробудить в жильцах желание облагородить свой дом. Скоро инструменты заржавеют и станут непригодными задолго до того, как кто-нибудь удосужится обрезать розы или проредить разросшуюся ежевику, которая успела заполонить половину заднего двора.

Лорен встретил мрак подъезда. Она поднялась наверх и обнаружила, что их дверь открыта.

— Мам! — позвала она, проходя в квартиру.

На бортике пепельницы на журнальном столике тлела сигарета, а сама пепельница была полна окурков. Окурки валялись и на полу.

В квартире было пусто. Вероятно, мать около пяти вернулась с работы, если она вообще ходила на работу, сняла с себя белый халат, надела свою байкерскую куртку и поспешила к своему любимому табурету в баре.

Молясь про себя — «Господи, не допусти», — Лорен бросилась в свою комнату.

Под подушкой ничего не было.

Мать нашла деньги.

8

Лорен хотела встать, привести себя в порядок и снова попросить миссис Мок одолжить ей костюм Сюзи, но продолжала сидеть на полу и таращиться на гору окурков в пепельнице на журнальном столике. Сколько долларов из ее двадцати в буквальном смысле обратились в дым?

Она жалела, что не может плакать, плакать так, как в детстве. Она уже успела понять, что слезы — это надежда. А когда глаза сухи, надежды нет.

Дверь распахнулась и ударилась о стену. Удар был таким сильным, что вся квартира содрогнулась от него. С дивана даже слетела пустая пивная бутылка и покатилась по вытертому ковру.

В дверях стояла мать. На ней была коротенькая гофрированная черная юбочка, черные сапоги и плотно обтягивающая грудь голубая футболка. В этой футболке — что-то подозрительно новой она выглядит, подумала Лорен, — она казалась еще более тощей. Некогда красивое лицо сейчас представляло собой сочетание острых углов и глубоких впадин. Выпивка, сигареты и годы неустроенной жизни отобрали у этой женщины всю красоту и оставили лишь потрясающий зеленый цвет ее глаз. Они выделялись на фоне бледной кожи и все еще привлекали внимание. Когда-то Лорен считала свою мать самой красивой женщиной в мире — тогда многие так считали. Долгие годы ее мама получала все необходимое, используя свою внешность, но по мере того, как красота угасала, таяла и ее способность добиться желаемого.

Мать поднесла к губам сигарету, затянулась и резко выдохнула дым.

— Ты нехорошо смотришь на меня.

Лорен сокрушенно покачала головой. Вот опять: мама не в настроении, потому что «недобрала», она трезвее, чем ей хотелось бы. Девочка встала и принялась наводить порядок в комнате.

— Я никак на тебя не смотрю.

— Ты должна быть на работе, — капризно проговорила мать, ногой захлопывая за собой дверь.

— Ты тоже.

Мать расхохоталась, плюхнулась на диван и забросила ноги на журнальный столик.

— Я как раз туда и шла. Но ты же знаешь, как бывает.

— Ага, знаю. По пути тебе попался «Прибой». — Лорен услышала горечь в собственном голосе и тут же упрекнула себя за то, что позволяет выплеснуться своим эмоциям.

— Не начинай!

Лорен подошла к дивану и села на подлокотник.

— Ты взяла двадцать баксов у меня из-под подушки. Это были мои деньги.

Мать загасила сигарету и тут же прикурила новую.

— И…

— Меньше чем через две недели у меня в школе будет торжественный вечер. Мне… — Лорен помолчала. Ей не хотелось рассказывать матери о своем затруднительном положении, но у нее не было другого выхода. — Мне нужно платье.

Мама повернула голову и уставилась на нее. Вившийся над сигаретой дымок, казалось, только увеличивает разделявшее их расстояние.

— Как раз на таком вот школьном вечере меня и обрюхатили, — наконец проговорила она.

Лорен еле удержалась от того, чтобы не закатить глаза.

— Я знаю.

— К черту вечер!

Лорен просто не могла поверить, что после стольких лет все еще болезненно реагирует на подобные ситуации. Когда же она поймет, что пора перестать надеяться на то, что мать когда-нибудь изменится?

— Спасибо, мам. Ты, как всегда, очень помогла мне.

— Ты сама увидишь. Когда немножко подрастешь. — Мать выпустила клуб дыма. Ее губы задрожали, и на какое-то мгновение ее лицо стало печальным и жалким. — Все это ничего не значит — то, что ты хочешь, то, о чем ты мечтаешь. Человек живет с тем, что остается.

Если бы Лорен придерживалась такого же взгляда, она бы никогда не вылезала из постели или не слезала бы с барного табурета. Она убрала светлую прядь со лба матери.

— Знаешь, мама, у меня все будет по-другому.

Мать улыбнулась.

— Очень надеюсь на это, — пробормотала она так тихо, что Лорен пришлось наклониться, чтобы услышать.

— Я придумаю, как заплатить за квартиру и купить платье, — сказала она, снова обретая то мужество, что покинуло ее несколько минут назад и без которого ее душа холодела и цепенела. Но сейчас оно вернулось.

Лорен встала с подлокотника и прошла в комнату матери. В забитом всяким барахлом стенном шкафу она принялась искать что-нибудь, что можно было бы переделать в платье для танцев. Наконец она вытащила черную атласную ночную рубашку, но тут раздался звонок в дверь.

Через несколько мгновений мать прокричала:

— Пришла миссис Мок.

Лорен тихо чертыхнулась. Не надо было открывать дверь. Изобразив на лице радушие, он бросила рубашку на кровать и вернулась в гостиную.