Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне - Шон Макглинн

Рыцарский статус, естественно, не всегда гарантировал безопасность и жизнь его обладателей, в чем нам предстоит убедиться, но его «эксклюзивный» характер, в сущности, объясняет, почему в «золотой» век рыцарства военные действия по-прежнему характеризовались ужасными и повсеместными зверствами. Теория и практика не соответствовали друг другу. Теоретически законы войны вырабатывались для того, чтобы обеспечить защиту лиц, не участвующих в боевых действиях, как это выражено в Божьем мире. На практике эти законы исполнялись только по отношению к правящим классам.

Набор ополченцев из числа городского и крестьянского населения, общенациональные призывы приводили к тому, что мирные жители временно становились воинами, причем зачастую вопреки собственной воле; такое ополчение оказывалось слишком уязвимым на поле брани, особенно если разъяренные в пылу сражения рыцари никак не могли насытить свою жажду крови. Для ополчения, оказавшегося в гуще сражения своих хозяев, рыцарство было чуждым понятием.

Насколько это известно, рыцарство спасло жизнь многим его представителям, а вот пешие воины и им подобные едва ли могли ожидать для себя тех же поблажек. Посредством принятия моральных рисков (этот термин в данном случае вполне применим) рыцарство обеспечивало своего рода страховку и безопасность при участии в войне для представителей элитного класса, но остальным рассчитывать было не на что. Согласно наблюдениям Мориса Кина, рыцарство призывалось не ограничить ужасы войны, а, скорее, «сделать эти ужасы эндемическими». Все зверства, описанные в данной книге (за исключением эпизода с Карлом Великим под Верденом), случились в кровавый «золотой» век рыцарства, причем большая их часть — по велению королей, а король являлся главным рыцарем в своем государстве. «Галантные и великодушные» рыцари, скачущие навстречу друг другу, — всего лишь незначительный эпизод средневековой войны. Как неоднократно твердят нам хронисты, войны велись с ужасающей жестокостью: «огнем и мечом» они несли разорение мирным жителям и тем, кто пытался избежать колес колесницы Джаггернаута. Меч — неизменный символ рыцарства, который, тем не менее, виновен в большинстве зол и ужасов средневековой войны. В последующих главах я надеюсь показать, как сознательно спланированная военная политика создавала прецеденты для совершения зверств на войне.

III

Битвы

Гастингс, Бувин, Креси, Азенкур… Кажется, в эпоху Средневековья почти нет передышек — одни только знаменитые сражения. Долгое время средневековые войны изучались именно на примерах битв данного периода. Тщательно спланированные сражения на определенных участках были явлением относительно редким — гораздо чаще совершались походы и осады, и именно они стали отличительной чертой эпохи. В одной из книг о войнах Средневековья весьма авторитетного автора, которая охватывала все основные темы и разделы, не оказалось отдельной главы, посвященной сражениям. Возможно, это попытка переоценить слишком отдаленные и редкие полномасштабные столкновения, так как стычек, поединков и небольших боевых столкновений в мире Средневековья было намного больше, чем битв масштаба сражений при Гастингсе и Азенкуре.

Парадокс средневековых битв состоит в том, что они одновременно оказывались слишком рискованными и отнюдь не решающими. Некоторые военачальники активно воплощали в жизнь боевую стратегию и искали встречи с врагом, но все же в основной массе старались избежать сражений, полагаясь больше на походы и осады, и в этом видели залог окончательного успеха кампании. Во время сражения полководец мог лишь частично контролировать свои войска, как только те вступали в бой. Несмотря на то, что войско делилось на отдельные отряды со знаменами, геральдическими знаками и цветными сюрко, облегчавшими узнавание «своих» на поле боя, шум и смятение битвы, размах борьбы, трудности с обеспечением связи, критические ситуации, неожиданные события, внезапные действия противника — все это приводило к огромной неразберихе на поле брани. Во многом успех сражения зависел от воинской выучки, опыта, здравомыслия и инициативности командира и подчиненных ему солдат. Но даже после того как улеглась пыль сражения, нелегко было понять, что же здесь произошло на самом деле. Хореографический намек Веллингтона о том, что вместо истории битвы с тем же успехом можно написать историю бала, больше подходит Средневековью, чем XIX веку. Даже по поводу такого известного сражения, как битва при Креси, имеется около десятка соперничающих между собой теорий, касающихся диспозиции войск. Иногда, как в случае с крупной битвой при Банноберне в Шотландии, нельзя достоверно определить даже фактическое место, где произошло сражение.

Исход битвы почти всегда был неясен до последней минуты. Несмотря на это, многие военачальники, как ни странно, искали счастья именно в решающем сражении, считая, что оно должно решить исход войны. Когда Вильгельм Завоеватель вместе с войском высадился в Англии в 1066 году, то сразу же вызвал англичан на битву. Основные силы англосаксов были разбиты, их король Гарольд погиб в сражении, и подчинить королевство оказалось значительно проще. Хронист-биограф Вильгельм Пуатье отмечал, что Вильгельм, по сути, завоевал Англию за один день. Гарольд тоже искал возможность дать генеральное сражение (подобное тому, которое произошло за несколько недель до высадки нормандцев, когда он нанес сокрушительное поражение норвежцам при Стамфорд-Бридже), и в этом он придерживался самой что ни на есть англосаксонской стратегии: отсутствие сколько-нибудь значительных фортификаций в Англии в донормандскую эпоху означало, что исход войны решался, скорее, битвами, а не осадами. Желание герцога Вильгельма поскорее встретиться с врагом подстегивалось двумя важнейшими факторами. Во-первых, он понимал, что собрать под свои знамена столь многочисленную армию для вторжения ему потом вряд ли удастся, и, во-вторых, он знал, что крайне малое число замков в Англии не только обусловит исход войны в ту или иную сторону за счет одной битвы, но и даст ему в будущем дополнительное преимущество. Хронист Ордерик Виталий дает сжатый анализ завоевания Англии герцогом Нормандским: «Укрепления, которые французы называют „замками“, в английской местности встречались редко, и поэтому, несмотря на всю воинственность и храбрость, англичане не могли оказать серьезного сопротивления противнику». К концу эпохи Средневековья английским войскам приходилось сражаться преимущественно в поле, а не прибегать к осадам, как раньше, так как из-за длительных периодов затишья фортификационные сооружения приходили в ветхое состояние. Лишь на севере страны во времена всех войн осад было предостаточно — пограничные войны не давали расслабляться и вынуждали поддерживать укрепления в надлежащем порядке.

Стратегия генеральных сражений ясно просматривается в ряде кампаний на Континенте, как, например, во время малоизвестных войн в Германии в конце XI — начале XII вв. Оспаривая территории между Восточной Саксонией и Тюрингией, в регионе с относительно небольшим числом замков, Генрих IV и его противник Генрих V дали ряд крупных сражений. Как пишет Джон Джиллинджем, «исход войны был решен не захватом ключевых крепостей, а победами в битвах». Успехи Симона де Монфора во время Альбигойского крестового похода во многом были обусловлены его решительностью на полях сражений. В 1211 году он сосредоточил свое небольшое войско в слабо укрепленном Кастельнодари, к юго-востоку от Тулузы на юге Франции. Город был сразу же осажден его противником, Раймондом VI Тулузским. Воины де Монфора взяли инициативу в свои руки, сделали удачную вылазку и обратили врага в бегство. Эту же тактику Симон де Монфор применил в 1213 году в крепости Мюре, причем с еще большим успехом для себя. Вступать в бой было рискованно, но фортуна часто благоволила храбрецам.

Несмотря на доминирующую роль замков в средневековой войне, полководцы далеко не всегда прибегали к осадам. На юге Италии Карл Анжуйский свою военную кампанию в основном проводил в сражениях. Победы при Беневенто (1266) и Тальякоццо (1268) дали ему возможность присоединить Сицилию. В книге Клиффорда Роджерса, посвященной войнам Эдуарда III, автор утверждает, что Эдуард, в отличие от давно укоренившегося мнения, всегда активно искал возможность сразиться с противником. Роджерс доказывает, что Эдуард III (а позднее и его сын, Эдуард Черный Принц, знаменитый своими стремительными разорительными походами) из опыта войн с шотландцами — когда он вынудил их пойти на открытое сражение под Бериком в 1333 году — пришел к выводу, что тактическое превосходство на поле брани является наиболее эффективным способом добиться поставленной цели. Его осады крепости Турне в 1340 году и потом Кале в 1347 году предпринимались с целью выманить французов в открытое сражение.