Единородная дочь - Джеймс Морроу

Неужели «Луна» пошла на убыль? Разве их инопланетная рубрика была менее извращенной, чем в «Сигнальном Горне»? А их леденящие душу снежные люди менее отвратительны, чем в «Национальной Комете»? Разве их фантастические хирургические операции, беременные прабабушки, сиамские четверняшки и духи знаменитостей не вписывались в общепринятые стандарты бизнеса? Вписывались, соответствовали, были никак не хуже, и все же факт оставался фактом. Тони дал обед для всех сотрудников — очень удобно попросить сразу всех написать заявления об увольнении. Поравнявшись с домом 14/75 по Арктик-авеню, он подошел к наружной лифтовой шахте. Сам лифт, недвижный и разбитый, покоился на дне ее, словно затонувший корабль. Бикс бросил в квадратный провал пустой стаканчик, поволок свою тушу вверх по разваливающейся лестнице и пришвартовался на третьем этаже, где Мадж Бронстон, хронически не улыбающаяся секретарша, сообщила ему, что в его кабинет только что проникла какая-то твердолобая девица.

— Наверное, насчет работы, — предположила Мадж.

— Блеск! Я и сам бы не отказался от работы.

— Я пыталась ее вытолкать, честное слово. Но она такая упрямая!

Бикс открыл украшенную монограммой дверь, и его посетительница, коренастая, с золотистой кожей девушка лет двадцати с небольшим, оторвалась от коллекции фотографий НЛО, висевших на стене, и одарила его сногсшибательной чувственной улыбкой.

— Всегда мечтала слетать на Плутон, — сказала она с акцентом Южного Джерси, — Марс звучит избито, на Сатурне тяжелая атмосфера, а вот Плутон… — Ее рука вспорхнула ему навстречу, словно птичка, и Бикс как-то машинально ее пожал. — Меня зовут Джули Кац, а вы, должно быть, мистер Константин?

— Эхе-хе.

Белое пляжное платьице девушки просто слепило Бикса, и, наверное, именно такие сочные губы, как у нее, заставляли восточных вельмож требовать, чтобы женщины прикрывали лица. Скользнув взглядом чуть выше, Бикс отметил острый вздернутый нос, бирюзовые глаза и копну черных вьющихся волос.

Вот так все и начинается: позывы либидо, затем первое свидание, ухаживание, лицемерные брачные клятвы, сопливые дети, обоюдная иллюзия постоянства, внебрачные связи (в основном с его стороны, но она наверняка тоже изменит пару раз в отместку) и развод как неизбежная развязка.

— Боюсь, что ваши старания обречены на провал, мисс Кац. — Бикс прошел к кофеварке, которую Мадж каким-то чудом не забыла включить, и наполнил свою чашку с надписью «Я пришел к выводу, что один человек может быть совершенно бесполезен для другого. Поль Сезанн». — Здесь вы работу не найдете.

Незваная гостья постучала по летающей тарелке своим длинным закругленным ногтем.

— Вы верите?

— Дверь там, милая.

— Нет, скажите, вы верите, что НЛО существуют?

Он глотнул кофе (пожалуй, единственное, что было стоящего в этом мире).

— На сегодняшний день — десять тысяч столкновений, но никто не удосужился прихватить у них какой-нибудь клочок с письменным доказательством или хоть одну паршивую блошку. Послушайте, наша газета — это вовсе не то, что вам нужно. У нас самая жесткая цензура. Мы — «Правда» этого полушария.

Недалеко от истины, подумал Бикс: как и советские газеты, абсурдность и приторность тоже должны были придерживаться партийной линии. Человек, побывавший в состоянии клинической смерти, должен говорить только о свете и ангелах, а если его рассказ будет серым или ужасающим, то он даже до стола редактора не дойдет.

— Вам пора.

Она шагнула вперед и вручила ему конверт из вощеной бумаги. Бикс заметил, что правая ладонь девушки сплошь покрыта белыми грубыми рубцами.

— Прочтите это.

— Я занятой человек.

— Моя колонка. Пока только вступление. Чтобы давать советы, я сначала должна обрисовать свои принципы.

— У нас есть колонка советов.

— Такой, как моя, нет. Я предлагаю что-то вроде Завета. Хочу избавить широкие массы от ностальгии. И ваша газета — одна из немногих, которые они читают.

— У нас не такая уж большая аудитория.

— Я всегда смогу обратиться в «Сайентифик Америкен» или в «Скептикал инквайерер», но какой смысл проповедовать обращенным? — Снова эта обольстительная улыбка. — Мой брат Иисус совершил серьезную ошибку: он не оставил никакого письменного наследия.

— Ваш брат… кто?

— Иисус Христос. Сводный брат.

— Вы сестра Иисуса? — Бикс залпом осушил чашку. Сестра Иисуса. Это по крайней мере что-то новое. — Со стороны Марии?

— Бога. — Она покровительственно похлопала его по плечу. — Это трудно осмыслить, я сама с трудом понимаю.

Большую часть сознательной жизни Биксу приходилось иметь дело с самоуверенными святыми и спасителями человечества. С целителями веры, предсказателями судеб, ясновидящими и медиумами. С теми, кто проводил отпуск на Венере, а выходные — в астрале. А тут является эта девица со своими заявочками, и при этом она не больше похожа на средней руки медиума, чем сводка новостей на описание оргазма.

— Ну, если вы превратите мой кофе в джин… — сказал он.

— Вы агностик, мистер Константин?

— Был раньше. — Бикс снова наполнил чашку. — А потом в один прекрасный день… Вам это интересно?

— Моя любимая тема.

— В один прекрасный день я взял на руки своего новорожденного племянника и вдруг понял, что в любой момент это трогательное невинное создание может погибнуть в автокатастрофе или заболеть лейкемией. Это было настоящее откровение, дорога в Дамаск. Вот так я стал атеистом.

Она засмеялась. Он мог ожидать от нее чего угодно, но не этого непосредственного, добродушно-снисходительного смеха.

— Вы знаете, если бы не моя божественность, — сказала она, — я бы, наверное, тоже была атеисткой. — И тут Джули Кац исполненным обаяния эротическим жестом обхватила его чашку ладонями и вместе с его рукой поднесла к губам. — Это, безусловно, самый разумный выбор, — сделав глоток, добавила она.

«Я влюблен», — подумал Бикс. Он открыл конверт и вынул из него листок с подколотой к нему черно-белой фотографией автора.

Дорогие читатели «Луны»!

Бог существует! О да! У меня есть доказательства! Только представьте!

«Что же это за доказательства?» — спросите вы. Представьте женскую репродуктивную клетку, несущуюся к нам из запредельных миров, преодолевая время и пространство, проникающую через кирпичные стены здания и стеклянные стенки пробирки, чтобы найти себе пристанище в донорской пробе спермы живущего в безбрачии старого еврея. Вот так я попала в этот мир. Да, вы не ошиблись. Я дочь Бога. Я та, кто может ходить по воде, родня Иисусу, исповедник Сатане, наперсница рыб и светлячков. Вот вам и доказательства!

И все же я немного огорчу вас. Как и любое божество, я — порождение своей эпохи. Я живу в своем времени, в данном случае — в этом суетном, неопределенном двадцатом веке. Простите. Я бы хотела утешить вас обещаниями исцеления и бессмертия. Я не могу. Но Бог существует! Подумайте об этом!

Вы страдаете? Я понимаю. Вас пугает смерть? Скажите мне об этом. Вас постигло разочарование в браке или карьере? Вы не одиноки. С нетерпением жду ваших открыток и писем, а также любые предметы, которые помогли бы мне прочувствовать ваши страдания. Вместе мы свергнем империю ностальгии!

С любовью, Шейла [10], Дочь Бога.

— Ну? Что скажете?

Что Бикс мог сказать? Он сказал бы, что Джули Кац подкопала административное здание «Луны» и нашла сундук с испанскими золотыми дублонами. Это вам не НЛО и не лохнесское чудовище, не мальчик, который наполнил ванну пираньями, думая, что это золотые рыбки, а те сожрали его собаку. Это неслыханный, гениальный бред. На это можно было поставить. Бред Джули Кац либо исцелит полудохлую газету, либо похоронит ее навсегда.

— Вот эта фраза насчет ностальгии нам совершенно ни к чему, — сказал он.

— К чему. Человечество должно перестать жить в прошлом.

— А почему «Шейла»?

— Я хочу сохранить инкогнито, иначе мне просто житья не будет. И потом, в этом есть свой смысл.

— Исцеление и бессмертие не мешало бы оставить. Это привлечет читателей.

— Эра чудес прошла.

— Эра разума тоже прошла. Мы живем в эпоху абсурда, и у газеты своя политика.

— Плевать я хотела на вашу дурацкую политику.

— Эй, детка, тебе издатель нужен или как?

— А вам рубрика нужна или как? — Она откинула со лба волосы, открыв тонкий, S-образный, шрамик. — Думаю, в «Сигнальном горне» ею заинтересуются.

— В конце концов, мое мнение — это еще не все. Последнее слово по любому нововведению за мистером Бьяччо.

Как и следовало ожидать, своего номера телефона она не оставила, но обещала позвонить во вторник. Она промелькнула мимо Мадж Бронстон и уже шла через холл, а Бикс все не мог оторвать от нее глаз. Но стоило девушке скрыться из виду, как он уже стоял, согнувшись над их привередливым ксероксом, и копировал ее письмо.