Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров

Тахир глядел ему вслед. «Вот узнает, из-за кого погиб его брат…»

Мамат, отойдя подальше от хлебопекарни, быстро засунул руку за пазуху, оторвал там кусочек горячей лепешки и воровато-стремительно сунул его в рот.

4

«Возьмем Самарканд, все трудности останутся позади», — так думали андижанские беки и нукеры. И ошиблись. На трехтысячный гарнизон приходилось около шести тысяч лошадей. В студеную зиму, да еще в городе, что перенес изнурительную осаду, не было возможности одновременно накормить самаркандцев, собрать достаточный запас пищи для войска, обеспечить корм лошадям. Ворота открыты, и в сторону Ура-Тюбе, и в сторону Карши отправлены отряды для неукоснительного взимания — зерном, только зерном! — старых и новых налогов, принимаются меры к тому, чтобы оживить базар. И все равно жизнь в столице Мавераннахра так и не входила в нормальную колею. Самарканд притаился, Самарканд затих, Самарканд обеднел: слишком часто в последние годы переходил он из одних жадных рук в другие — все думали о себе, никто о городе.

— Наберемся терпения! — на советах убеждал беков учитель Бабура Ходжа Абдулла. — Весна близка, а доживем, с помощью и соизволения всевышнего, до созревания урожая, все беды останутся позади. Минут плохие времена, и останется могучее государство, единое — от Карши и Шахрисябза до Узгена. Мы должны воздать хвалу господу, — нам достается большая страна, у нас в руках такая столица! Наш повелитель, мирза Бабур, мечтает, чтобы весь Мавераннахр, как при Улугбеке, снова объединился, чтобы вернулась прежняя слава, возродилось благоустройство жизни. Эти мечты повелителя — наша общая святая цель. Дай нам сил, всевышний, чтобы осуществить эту цель!

Ханкули-бек и Ахмад Танбал хмурились, но, скрывая раздражение, воздымали руки для молитвы, как и все другие беки, восклицали:

— Дай-то бог! Илохи омин!

А потом, разошедшись с совета по своим домам, снова встречались по двое — по трое. И начинались пересуды:

— Выходит, что наш мирза мечтает стать таким же великим повелителем, как Улугбек, а, Ахмад-бек? — Ханкули иронически ухмыляется.

Они сидят у теплого сандала[94], накрытого бархатным одеялом, и расправляются с вечерней трапезой. Ахмад Танбал, поддев ножом кусочек конской колбасы, тоже посмеивается с издевкой:

— Чтобы молодой мирза стал великим шахом, не хватает лишь одной малости.

— Ну? Какой же?

— Говорили же сегодня на совете. Самаркандские дехкане съели все свое семенное зерно. Мы должны свое зерно… ну, которое привез караван из Карши… отдать им взаймы… вот, мол, соберут урожай, тогда отдадут с лихвой.

— Этого еще не хватало. Вдобавок к лихорадке — еще и чирей!

— Э, Ханкули-бек! Будем терпеть, ведь молокосос хочет стать великим шахом. Он отсюда не уйдет! Он же еще и жених самаркандский, у него тут невеста… Вот и показывает себя перед этими голодранцами «столичными» добрым и хорошим. И муку раздает, и каждую неделю собирает поэтов на мушоиру[95].

— Верно говорят, что он хочет стать и поэтом?

— Ну да! По этой причине он собирает со всех концов поэтов, а их ведь и кормить надо — вот на что уходит добыча, которая по праву принадлежит нам! Он все золото казны готов истратить на приобретенье книг. Тоже за наш счет!

Ханкули погладил свою редкую бороду.

— Хочу уехать в Андижан. А мирза не дает разрешения, — сказал он. — Всевышний знает, как он надоел мне, наш мирза!

Ахмад Танбал встал с курпачи, подошел к двери, закрыл ее на засов. Потом снова сел на свое место:

— Почтенный Ханкули-бек! Если не будет беков, что может сделать падишах?.. Большинство нукеров пойдет за нами, я уверен, я знаю. Сражение выиграли мы. Страдали мы. А теперь… зачем нам спрашивать разрешения у этого юнца?

— Правильно говорите! — прошептал Ханкули-бек, — Каждый из нас, беков, сам себе падишах… Не дает разрешения, пусть не дает, а я все равно уеду!

— Я тоже не собираюсь унижаться перед мальчишкой! Буду жив, найду себе другого повелителя. Вон в Ахсы есть мирза Джахангир. В Бухаре Султан Али-мирза. Э, венценосцев везде немало. И всем им нужны такие боевые беки, как мы… Только вот мой совет — не надо оставаться долго в Андижане. Там можно попасть в беду.

— Поехать в Ахсы?

— Да, в Ахсы. И постарайтесь встретиться с Узуном Хасаном. Он вас возьмет на службу к Джахангиру.

— Возьмет ли? И посмеет ли Джахангир выступить против брата?

— Выступит… если умножатся у него такие беки, подтолкнем… Я знаю, Джахангир-мирза очень зарится на андижанский престол… Уж поверьте мне!..

…На другой день, вечером, когда в карауле стояли надежные люди Ахмада Танбала, Ханкули-бек с полсотней своих нукеров тихо ушел через ворота Феруз. Спустя неделю и сам Танбал уехал — подвернулся предлог: сопровождать караван в Заамин. Уехал — и не вернулся в Самарканд. Прямиком направился в Ахсы. После этого стало быстро расти число беков и нукеров, отправленных за город по нужным делам и пропавших куда-то. Закрывали крепче ворота — так по ночам начали бегать из крепости прямо через стены. К концу зимы из беков, пришедших в Самарканд вместе с Бабуром, осталась половина. Бабур послал одного из своих верных людей в Андижан, чтобы вернуть беглецов беков: спустя двадцать дней поступило известие о том, что Ахмад Танбал и его сторонники, открыто подняв мятеж задержали посланца где-то между Андижаном и Ахсы и умертвили его.

Бабур по совету Касымбека отправил в Андижан Ходжу Абдуллу. Но Узун Хасан и другие заговорщики, прежде слушавшиеся Ходжу Абдуллу, — а кое-кто из них были у него мюридами, — на этот раз не обратили внимания на его советы и уговоры. Мало того, в открытую напали на Андижан, вынудив своего мюршида[96] Ходжу Абдуллу и беков, оставшихся верными Бабуру, закрыть ворота и остаться сидеть в осаде.

В Ферганской долине забушевала смута.

5

Измене беков, начавших смуту, невольно помогала тяжкая болезнь молодого мирзы — нежданная немилость судьбы.

Бабур лежал в опочивальне верхнего яруса дворца Бустан-сарай. Болезненный жар изнурял его тело…

Гонец из Андижана показал начальнику охраны письмо, свернутое в трубочку и скрепленное сургучной печатью, но не отдал письма ему в руки.

— Высокородная госпожа, мать повелителя, приказала вручить письмо только самому повелителю!

Каждый день Бабур осведомлялся, есть ли гонец из Андижана. Начальник охраны поэтому повел гонца сразу наверх. Но в дверях опочивальни их остановил старичок лекарь:

— Это послание пусть прежде прочтет визирь; ежели добрая весть, тогда отдадим повелителю.

— Мать повелителя приказала, и учитель его, Ходжа Абдулла, наказывал, что, мол, только сам…

— Дурная весть может погубить повелителя, — прервал лекарь с огорчением в голосе, но твердо. — Недавно он был уже накануне выздоровления, но… заботы, заботы, молодые люди, прибавляют страданий, а страдания влекут за собой болезни. Повелитель, не дождавшись выздоровления, встал с постели — и вот сегодня опять лежит в тяжелой лихорадке.

— Андижан в опасности, — гонец прибегнул к последнему доводу, — если письмо не передадим тотчас, может быть поздно. Повелитель разгневается!

— Нет, не могу, простите.

— Но, господин лекарь…

— Нет! Нет!

Спор донесся до слуха Бабура. Привстав на локоть, он крикнул как мог громко:

— Если гонец, пусть войдет! Приказываю!

Пуховая постель расстелена была в глубине помещения. Гонец остановился, не дойдя до нее, потом на коленях подполз к Бабуру, двумя руками протянул письмо.

Весь красный от жара Бабур привстал в постели, откинулся на высокие подушки, не переставая дрожать в ознобе. Сорвав печать, развернул свиток. Внутри первого оказался второй, поменьше. Под первым письмом стояла подпись Ходжи Абдуллы. Другое написала Кутлуг Нигор-ханум. Смысл посланий был одинаков. Андижан в осаде, выдерживать ее трудно. Нет у них другого избавителя, кроме Бабура. И в конце обоих писем — просьба быстрее прийти на помощь.

Андижан в осаде! Изменники беки хотят посадить на андижанский престол Джахангира! Значит, так: они хотят поставить во главе войск Ахмада Танбала, отобрать у Бабура отчий дом! Он-то думал, они верны ему, — пусть жадные, своекорыстные, но чтоб дело дошло до такого?!

Бабур не совладал с ознобом, съехал с подушек вниз, голова бессильно запрокинулась. Все!

Коль победят Танбал с Джахангиром под Андижаном, переметнется к ним большинство! С кем здесь останется он, Бабур? А может быть, и сейчас, пока он лежит в постели, его люди бегут, бегут… туда… к Танбалу? А Касымбек?.. Ужас охватил Бабура. Собрав все силы, он вскочил, сел на постели.

— Где Касымбек?

— Сейчас придет, за господином визирем послали, — сказал лекарь мягко. — Повелитель мой, ложитесь, вам нужен покой!