Алмаз раджи. Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис

Мне ни разу не приходилось видеть, чтобы море у Острова Сокровищ оставалось спокойным. Даже в ясные безветренные дни, когда солнце ослепительно сияло, а воздух был совершенно неподвижен, огромные прибойные валы обрушивались на прибрежные скалы. Пожалуй, на всем острове нельзя было найти места, где не был бы слышен шум прибоя.

Я шел по берегу, наслаждаясь свободой. Наконец, решив, что достаточно удалился на юг, я свернул и чуть ли не ползком стал пробираться под прикрытием густого кустарника к песчаной косе. Теперь позади меня находилось открытое море, впереди лежала бухта. Сильный ветер с моря начал понемногу утихать, с юга и юго-востока внезапно поползли густые клубы тумана. Вода в бухте, закрытой от ветра Островом Скелета, казалась такой же неподвижной и свинцовой, как и в тот день, когда мы сюда прибыли впервые. «Эспаньола», стоявшая на якоре, целиком отражалась в ней, словно в зеркале, черный пиратский флаг на ее мачте бессильно обвис и болтался, словно грязная тряпка.

Около шхуны я заметил одну из шлюпок. На корме шлюпки сидел Сильвер – я узнал его сразу, – о чем-то переговариваясь с двумя пиратами, свесившимися с борта «Эспаньолы». У одного из них, должно быть, того самого, который недавно пытался перелезть через частокол, на макушке по-прежнему красовался красный колпак. Они говорили громко, время от времени смеялись, но я находился на расстоянии почти в милю и, конечно же, слов разобрать не мог. Неожиданно до меня донесся пронзительный скрипучий крик. Я вздрогнул, но тут же узнал голос попугая по имени Капитан Флинт. Мне даже показалось, что я вижу его сидящим на плече хозяина. Наконец шлюпка отчалила от шхуны и направилась к берегу. Пират в красном колпаке и его товарищ вразвалку побрели по палубе и скрылись в каюте.

Солнце село за Подзорной Трубой, туман сгустился, начало быстро темнеть. Я понял, что нельзя терять ни минуты, если я хочу найти лодку еще сегодня.

Белая скала отчетливо виднелась сквозь заросли, но до нее было довольно далеко, и я потратил уйму времени, чтобы до нее добраться. Была уже почти ночь, когда я нащупал рукой ее шероховатые уступы. У подножья скалы находилась небольшая пещера, поросшая зеленым мхом и скрытая от посторонних глаз низкорослым кустарником и песчаными дюнами. В глубине виднелось что-то вроде полога из козьих шкур, вроде тех, какими пользуются цыгане. Я забрался в пещеру, приподнял край полога и обнаружил лодку Бена Ганна. Она была сплетена из ивовых прутьев и обтянута козьими шкурами мехом внутрь. Не знаю, могла ли она выдержать взрослого мужчину – в ней с трудом помещался даже я. В лодке была скамейка для гребца и упор для ног. Там же лежало небольшое двухлопастное весло.

Я никогда прежде не видел тех плетеных челноков, на которых рыбачили древние британцы. Но впоследствии мне довелось полюбоваться на одно из таких суденышек, и я вам уверенно говорю: лодка Бена Ганна выглядела даже хуже, чем эти первобытные челноки. Впрочем, главным достоинством она все же обладала – была очень легка и неприметна.

Теперь, после того как я отыскал лодку, следовало бы вернуться в блокгауз. Но мне пришла в голову другая идея, которую я решил осуществить во что бы то ни стало, даже не советуясь с капитаном Смоллеттом. Я задумал подплыть ночью к «Эспаньоле» и перерезать якорный канат, предоставив судно воле течений. Я почему-то убедил себя, что пираты после неудачного утреннего штурма решат сняться с якоря и выйти в море. Этому следовало помешать, пока не поздно. На шхуне сейчас нет ни одной шлюпки, поэтому моя затея вполне могла увенчаться успехом.

Я грыз сухари, ожидая, когда окончательно стемнеет. Ночь выдалась самая подходящая. Все небо заволокло тучами, и вскоре после захода солнца на острове наступила непроглядная тьма. Взвалив на плечи челнок, я выбрался из пещеры и, спотыкаясь, побрел к воде. В глухом мраке виднелись только две светящиеся точки: большой костер у болота, где по обыкновению пьянствовали пираты, и огонек кормового иллюминатора шхуны, стоявшей на якоре. Отлив развернул судно носовой частью ко мне, и я видел не сам иллюминатор, а лишь его зыбкое отражение на воде.

Отлив уже начался, и мне пришлось довольно долго брести по щиколотку в жидкой грязи, прежде чем я догнал отступающее море. Пройдя еще несколько ярдов вброд, я осторожно спустил свой челнок на воду.

Глава 23

Во власти отлива

Челнок, как я и предполагал, оказался вполне подходящим для человека моего роста и веса – легкий и подвижный, но до того верткий, что управлять им было невероятно трудно. Он все время рыскал, несмотря на все мои усилия. Сам Бен Ганн не раз потом говаривал: «Надобно привыкнуть к нраву челнока, чтобы толково управлять им».

Разумеется, я ничего этого не знал, и моя плетенка вертелась куда угодно, только не туда, куда я пытался заставить ее плыть. Не будь сейчас отлива, я ни за что не добрался бы до шхуны. К счастью, течение несло меня прямо на «Эспаньолу». Сначала из темноты показался ее черный силуэт, потом появились очертания корпуса и мачт, а затем отлив доставил меня прямиком к якорному канату, в который я тотчас вцепился обеими руками.

Канат был натянут, как струна. В темноте бурлило и клокотало, как горная река, течение, огибавшее корпус шхуны. Мне казалось, что достаточно одного удара ножом, и «Эспаньола», увлекаемая отливом, помчится в открытое море.

К счастью, я вовремя сообразил, что туго натянутый огромной массой судна канат, если его перерезать, ударит меня почище, чем конское копыто, при этом челнок мой перевернется и пойдет ко дну.

Поэтому я набрался терпения и снова стал выжидать. Если бы не случайная удача, мне наверняка пришлось бы отказаться от своего намерения. Но ветер вдруг переменился и подул уже не с юго-востока, а с юго-запада. Внезапно налетевший на «Эспаньолу» шквал понес шхуну против течения, якорный канат ослабел и погрузился в воду. Я возликовал, вытащил свой матросский складной нож, открыл его зубами и перепилил канат почти до половины. А затем стал дожидаться следующего порыва ветра.

Из каюты на корме уже давно доносились чьи-то хмельные голоса, но я был так занят, что не обращал на них ни малейшего внимания. Но когда наступила пауза, волей-неволей стал прислушиваться. Я узнал один голос – он принадлежал боцману Израэлю Хендсу, служившему канониром у Флинта. Другой собеседник был, скорее всего, тот самый пират в красном ночном колпаке. Оба были вдребезги пьяны и продолжали пить, так как один из них распахнул иллюминатор пошире и с проклятием швырнул в море опустевшую бутылку. Однако эти двое не только пили вместе, но и ссорились между собой. Ругательства сыпались градом, и порой мне казалось, что вот-вот вспыхнет драка. Однако всякий раз пираты успокаивались, а их голоса начинали звучать тоном ниже.

На берегу за деревьями виднелось пламя огромного костра. Там кто-то распевал старинную матросскую песню, выводя после каждого куплета такие тягучие рулады, что можно было только подивиться терпению слушателей. Я не раз слышал эту песню во время нашего плаванья, и мне вспомнились ее слова:

Все семьдесят пять не вернулись домой –Они потонули в пучине морской.

Я подумал, что песенка-то вполне соответствует настроению пиратов, которые сегодня понесли немалые потери. Впрочем, я уже имел возможность убедиться, что эти люди так же жестоки и бесчувственны, как и море, по которому они плавают в поисках добычи.

Наконец налетел еще один шквал, и шхуна снова сдвинулась против течения. Канат опять ослабел, я приналег и вскоре перерезал последние волокна манильской пеньки. Меня тотчас понесло к носовой части «Эспаньолы», которая, медленно разворачиваясь, уже плыла, увлекаемая отливом.

Я сопротивлялся и греб изо всех сил, рискуя опрокинуть свое утлое суденышко. Однако, убедившись, что все усилия бесполезны, начал отталкиваться веслом от борта, так как оставаться рядом с ним было еще опаснее. В это мгновение меня хлестнул по лицу мокрый конец каната, свисавшего с кормы, и я тотчас схватился за него. Зачем я это сделал – не знаю, скорее всего, это был бессознательный жест. Но как только канат оказался у меня в руках, и я убедился, что он хорошо закреплен на палубе, мною овладело жгучее любопытство, и я решил заглянуть в кормовой иллюминатор.