Путешествие рок-дилетанта - Александр Житинский

Но вот с начала восьмидесятых годов начал набирать силу вал отечественной рок-музыки, который катился по стране на колесиках магнитофонных лент, минуя управления культуры, худсоветы, сдачи и приемки, горлиты и творческие союзы, где по-прежнему заседали «отцы», решая молодежные проблемы. Но молодежь уже стала решать их сама, все более и более переходя на духовное самообслуживание. Вместе с рок-песнями ездили по стране устные легенды об ансамблях и музыкантах, их фотографии, самодеятельные критические статьи и рецензии, переводы. Популярные группы обрастали собственными художниками, режиссерами, актерами пантомимы, звукооператорами, фотографами. Они на свой страх и риск записывали «альбомы» и оформляли их, причем качество записей вскоре достигло вполне профессионального уровня.

Но главным было то, что «дикая» музыка зазвучала на родном языке, и если раньше «взрослые» лишь неодобрительно морщились, слыша скрежещущие звуки, сопровождавшие непонятные английские слова, то теперь все стало понятно.

Но от этого не стало легче. Наоборот. Слова песен вызывали у «взрослых» если не ярость, то озабоченность. Их словно бы дразнили эти молодые неизвестные голоса с магнитофонных пленок. «Как много разных дураков живет вокруг меня!» — пел один. «Мама, я бездельник, у-у-у!» — вторил другой. Третий вовсе нес абракадабру: «Солдаты любви, мы движемся, как призраки фей, на трамвайных путях. Мы знаем электричество в лицо. Развяжите мне руки!»

Со всем этим надо было срочно что-то делать, хоть как-то объяснить, ввести хоть в какое-нибудь русло. Прекрасное изобретение человеческого гения — магнитофон — явно использовался не по назначению. Вместо того чтобы посылать друг другу звуковые письма и записывать по трансляции песни Кобзона, молодые люди переписывали друг у друга такие, например, песенки:

«Я покоряю города истошным воплем идиота.Мне нравится моя работа.Гори, гори, моя звезда!»

В чем дело? Ведь еще лет десять назад трудами некоторых социологов и музыкантов было точно установлено, что «рок-музыка в нашей стране не имеет социальных корней». Но вот парадокс: корней не было, а музыка цвела пышным цветом, нимало не заботясь о том, какое она производит впечатление на музыковедов.

Кое-кто еще пытался говорить о «западном влиянии», но теперь это было просто неумно. Количество стихийно возникающих групп исчислялось уже тысячами. Не получая ни моральной, ни материальной поддержки, молодые люди в Ленинграде, Свердловске, Вышнем Волочке, Чите обзаводились гитарами и сочиняли песни. Видимо, в этом была насущная потребность.

Они явно хотели что-то сказать. Но они говорили на своем языке, недоступном «взрослым». То есть слова, безусловно, русские, но вот понятия, мысли, чувства…

Пожалуй, все же были у этой музыки социальные корни. Иные, чем на Западе. Они обнажились лишь в последнее время, хотя видны были давно. Но раньше о них не принято было говорить. Интересно, что та рок-музыка, о которой мы ведем речь, находит отзвук прежде всего среди думающей, ищущей, интеллектуальной части молодежи. «Балдеющие» на дискотеках под музыку диско или поклонники итальянской эстрады просто не в силах войти в сложный мир песен АКВАРИУМА, им не может быть по душе резкость АЛИСЫ, вряд ли оценят они тонкую иронию песен Виктора Цоя, сарказм Михаила Науменко, интеллектуальное озорство СТРАННЫХ ИГР. Эта музыка не располагает к душевному комфорту, она остра и проблемна, хотя нечуткому, а точнее, нетренированному уху она кажется такой же, как музыка развлекательных коммерческих групп.

…В Белый зал Ленинградского дома самодеятельного творчества, что на улице Рубинштейна, потупив глаза, молча входили молодые люди. Многие были с цветами. По виду это была та же пестрая экстравагантная толпа рокеров, что на фестивале, но что-то отличало их от той праздничной публики.

У девушек на глазах были слезы. Тихо рассаживались по местам, ждали. Над низкой сценой висела фотография скрипача Саши Куссуля на фоне черно-красного полотнища с нарисованной на нем скрипкой. Этот двадцатитрехлетний музыкант ансамбля АКВАРИУМ нелепо, трагически погиб несколько дней назад. АКВАРИУМ впервые играл без него — концерт в его память. В зале были родители Саши.

Я знал этого необычайно чистого, светлого, скромного молодого человека, прежде всего, по записям и выступлениям группы, где его скрипка придавала музыке особую одухотворенность, тонкость, изящество; доводилось и беседовать с ним, поражаясь его глубокому для юного возраста взгляду на мир.

Выше всего в музыке он ценил Баха, сам работал в составе оркестра Театра музыкальной комедии, но его душа принадлежала АКВАРИУМУ, где он успел поиграть чуть менее двух лет.

Тот концерт прошел при полной, чуткой тишине зала, не прерываемый ни единым хлопком, ни единым возгласом, хотя музыканты играли и пели те же вещи, что на обычных концертах, когда их встречают бурей оваций.

Когда я думаю о том, что молодежь нужно не столько учить, сколько учиться у нее, я вспоминаю Сашу Куссуля…

Но чтобы делать то и другое, необходимо говорить на одном языке.

Вопрос: знает ли молодежь язык «взрослых»? Конечно знает и даже пользуется им. Но знаем ли мы язык «детей»? Увы, нет… Кто же виноват в этом? Может быть, «дети» его скрывают? Отнюдь. Они его совсем не стесняются, склонны даже бравировать им. Но мы, ревнители чистоты языка, когда-то населившие его словами типа «комдив», «начпрод» и «колхоз», затем прекрасно «ботавшие по фене», украсившие канцеляризмами и универсальным «в этом плане», — мы приходим в сильнейшее негодование, когда слышим в их языке перекочевавшие к нам английские слова «флэт», «хайр», «шузы» или вовсе уже дикие «подруб», «тусовка», «стеб».

Кстати, о стебе. Слово это и понятие, которое оно выражает, является одним из ключевых в молодежной культуре. Не зная, что такое стеб, можно легко впасть в ошибку и увидеть преступление там, где его нет. Например, приведенная выше песенка насчет тех, кто покоряет города «истошным воплем идиота», — это не глумление, не кощунство и даже не хулиганство, а просто стеб.

Понятие стеба очень глубоко и ветвисто. Стеб тоже является одной из форм самозащиты от «взрослых». Точнее, от дураков. Основан он на тонкой невозмутимой иронии и желании подразнить тех же дураков. Если говорить о литературе, то ближе всех к стебу стоит Хармс, потому он так популярен среди молодых.

Но кто же будет изучать стеб? Социологи? Да вы смеетесь!

Однако покончим с социологией и перейдем к собственно искусству.

Попытаюсь хотя бы кратко рассказать о том, кто, как и зачем делает музыку «непослушных детей», какие здесь существуют тенденции.

Не так давно мне довелось посмотреть по Ленинградскому телевидению одну из передач «Музыкального ринга», где постоянно ведутся дебаты вокруг рок-музыки. На сей раз в передаче кроме многочисленных молодых слушателей, задававших свои вопросы, присутствовала горстка профессиональных композиторов — почти все среднего и пожилого возраста. Композиторы сидели, вежливо скучая. Правда, группа МОДЕЛЬ, которая в тот вечер выступала на музыкальном ринге, могла заставить скучать не только профессиональных композиторов. Но речь не об этом. Помню школьную учительницу, чуть ли не со слезами на глазах обращавшуюся к представителям Союза композиторов: «Товарищи! Почему вы не пишете музыку для молодежи? Почему мои ученики вынуждены довольствоваться второсортными самодеятельными поделками?!»

Композиторы на это вяло возражали, что, вообще-то, нет — они пользуются элементами рока в своих симфониях (кто слушает эти симфонии?), а есть и коллеги, успешно работающие в самом жанре рок-музыки. Вероятно, имелся в виду композитор Александр Колкер, незадолго до того сочинивший рок-оперу «Овод», вызвавшую оживление прессы, однако оставившую любителей рок-музыки вполне равнодушными. Во всяком случае, ни среди музыкантов, ни среди слушателей я ни разу не слышал не только обсуждения музыки «Овода», но даже упоминания о ней.

Хочу сразу рассеять популярное заблуждение, сформулированное растерявшейся учительницей: той музыки, о которой я веду речь и которую ищут ее ученики во «второсортных поделках» — острой, проблемной, созвучной мыслям и опыту молодого человека, понятной ему, — профессиональные композиторы старшего возраста написать не могут. Они не умеют этого делать. И дело не в мастерстве или отсутствии желания. У них отсутствует самое важное, без чего любая музыка останется пустым звуком, — духовный опыт соответствующего поколения. Практически не могут сочинить ее и «консерваторские» молодые композиторы, воспитанные в стойком предубеждении к жанру. Лишь в последнее время появляются обнадеживающие примеры консерваторской молодежи, знающей и любящей рок.