Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин

19. НОЧЬ

Звучит на башне медь — час нощи,Во мраке стонет томный глас.Все спят — прядут лишь парки тощи,Ах, гроба ночь покрыла нас.Всё тихо вкруг, лишь меж собоюТолпящись тени, мнится мне,Как тихи ветры над водою,В туманной шепчут тишине.

Сон мертвый с дикими мечтамиВо тьме над кровами парит,Шумит пушистыми крылами,И с крыл зернистый мак летит.Верьхи Петрополя златыеКак бы колеблются средь снов,Там стонут птицы роковые,Сидя на высоте крестов.

Так меж собой на тверди бьютсяСтолпы багровою стеной,То разбегутся, то сопрутсяИ сыплют молний треск глухой.Звезда Полярна над столпамиЗадумчиво сквозь пар глядит;Не движась с прочими полками,На оси золотой дрожит.

Встают из моря тучи хладны,Сквозь тусклу тверди высоту,Как вранов мчася сонмы гладны,Сугубят грозну темноту.Чреваты влагой капли нощиС воздушных падают зыбей,Как искры, на холмы, на рощи,Чтоб перлами блистать зарей.

Кровавая луна, вступаяНа высоту полден своихИ скромный зрак свой закрываяЗавесой облаков густых,Слезится втайне и тускнеет,Печальный мещет в бездны взгляд,Смотреться в тихий Бельт не смеет,За ней влечется лик Плиад.

Огни блудящи рассекаютТьму в разных полосах кривыхИ след червленый оставляютЛишь только на единый миг.О муза! толь виденья новыНе значат рок простых людей,Но рок полубогов суровый.

Не такова ли ночь виселаНад Палатинскою горой,Когда над Юлием шипелаСокрыта молния под тьмой,Когда под вешним зодиакомВкушал сей вождь последний сон?Он зрел зарю — вдруг вечным мракомПокрылся в Капитольи он.

Се полночь! — петел восклицает,Подобно роковой трубе.Полк бледный те́ней убегает,Покорствуя своей судьбе.Кто ждет в сии часы беспечны,Чтоб превратился милый сонВ сон гроба и дремоты вечныИ чтоб не видел утра он?

Смотри, какой призра́к крылатыйТоль быстро ниц, как мысль, летитИли как с тверди луч зубчатый,Крутяся в крутояр, шумит?На крылиях его звенящихВ подобии кимвальных струнЛежит устав судеб грозящихИ с ним засвеченный перун.

То ангел смерти — ангел грозный;Он медлит — отвращает зрак,Но тайны рока непреложны;Цель метких молний кроет мрак;Он паки взор свой отвращаетИ совершает страшный долг…Смотри, над кем перун сверкает?Чей проницает мраки вздох?

Варяг, проснись! — теперь час лютый;Ты спишь, а там… протяжный звон;Не внемлешь ли в сии минутыТы колокола смертный стон?Как здесь он воздух раздирает!И ты не ведаешь сего!Еще, еще он ударяет;Проснешься ли? — Ах! нет его…

Его, кому в недавны летыВручило небо жребий твой,И долю дольней полпланеты,И миллионов жизнь, покой, —Его уж нет; и смерть, толкаясьТо в терем, то в шалаш простой,Хватает жертву, улыбаясь,Железною своей рукой.

Таков, вселенна, век твой новый,Несущий тайностей фиал!Лишь век седой, умреть готовый,В последни прошумел, упалИ лег с другими в ряд веками —Он вдруг фиалом возгремелИ, скрыпнув медными осями,В тьму будущего полетел.

Миры горящи покатилисьВ гармоньи новой по зыбям;Тут их влиянья ощутились;Тут горы, высясь к облакам,И одночасные пылины,Носимые в лучах дневных,С одной внезапностью судьбины,Дрогну́вши, исчезают вмиг.

Се власть веков неодолимых,Что кроют радугу иль гром!Одне падут из тварей зримых,Другие восстают потом.Тогда и он с последним стоном,В Авзоньи, в Альпах возгремевИ зиждя гром над Альбионом,Уснул, — уснул и грома гнев.

Так шар в украйне с тьмою нощиТопленой меди сыпля свет,Выходит из-за дальней рощиИ, мнится, холм и дол сожжет;Но дальних гор он не касаясь,Летит, шумит, кипит в зыбях,В дожде огнистом рассыпаясь,Вдруг с треском гибнет в облаках.

Ах! нет его, — он познаваетВ полудни ранний запад свой;Звезду Полярну забываетИ закрывает взор земной.«Прости! — он рек из гроба, мнится. —Прости, земля! — Приспел конец!Я зрю, трон вышний тамо рдится!..Зовет, зовет меня творец…»

Между 1801 и 1804

20. ВЫКЛАДКА ЖИЗНИ БЕСТАЛАННОГО ВОРБАБА [69]

При бреге Котросли глубокой,Там — близко, где, как бы устав,Она, в стезе своей широкойУслуги многи показав,В тени стражниц златовершинных,В средине стен высоких, длинных,Для расцветающих искусств,Для вкуса, разума и чувствЛожится в лоно Волги славнойНа дне песчаном отдыхатьИль купно с ней стопою равнойСтремится дале утекать, —Там — Ворбаб в мрачности родился,Там он увидел первый день;Без славы цвел — играл, резвился;Его дни крыла тиха тень;Там сном его летела младость;Там он невинну пил лишь радость.Лишь волжский берег девять разМелькнул во злаке мимо глаз,Судьба велела удаляться;Как горько с родиной расстаться!Мой друг! — позволь мне повторить!Позволь сквозь слезы пошутить!Прости, прости, священна Нера![70]Мала твоей воды мне мера.Чуть начал ум мой расцветать,Я стал иной воды жажда́ть;Я с божеством стихов столкнулся,С Эвтерпой миленькой смигнулся;Чтоб сделать ливером умов,Она меня из рук кормила,Водой Смородины [71] поила,Давала тук чужих голов.

Лишь мыслей утро рассветало,Другое пламя запылалоИ страсти начали бродить;За счастьем к Бельту ну катить!Но там — мог счастья тыл схватить,Спешил к брегам Эвксинским черным;Не там ли счастье, мнил, живет;Слетал туда — и тамо нет;Весь прок нашел в Пегасе верном.Он был послушен мне — я сел;Хоть не всегда — я с ним летел,И что на ум взошло — я пел;С зарею часто восставая,За туалетом муз сидел,А в тихий вечер, унывая,Я на луну зевал, смотрел;Когда варганными крыламиКузнечик марш бил меж цветами,Я славу ночи пел стихами.

Но всё то — чувств неверный шквал,Пружина лишь души незрелой,Сей самобытности неспелой;А к зрелости — весь век мой мал;Он мал — и поскакал поспешно,Ах! — так ползет в гроб жизнь моя,Как в Волгу Котросли струя.Что ж в жизни прочно? Что успешно?Почту ли юны дни зарей?Там чувства то ж, что сумрак дней;Почту ли полднем средни лета?Там рдеет страсть — луч гаснет света;Почту ли вечером век поздный,Там всё потерпит жребий грозный;Там чувство, — страсть, — ум — всё падет.Знать, вся лишь жизнь — еще рассвет,А полдня истинного нет.О небо! — там уже доспею;Там — в важной вечности — созрею…

Между 1801 и 1804

21. ХЕРСОНИДА, ИЛИ КАРТИНА ЛУЧШЕГО ЛЕТНЕГО ДНЯ В ХЕРСОНИСЕ ТАВРИЧЕСКОМ

Лирико-эпическое песнотворение, вновь исправленное и умноженное, с последованием некоторых небольших трудов переводных, подражательных и сочиненных в стихах и прозе, относящихся по содержанию к херсонисским и к другим окрестным предметам.