Операция У Лукоморья - Олег Шелонин

— Но вдохновение — дама капризная, — продолжил он свою лекцию, — вечно в облаках витает. Лови там ее, птичку вольную…

— Споймаем, будь спок. — У нас, чай, крылья поболе, чем у нее, заверила Илью Центральная.

— Э нет! Вдохновение штука тонкая, нежная, эфемерная, можно сказать. Ее голыми руками не возьмешь.

— Че, укусить может? — полюбопытствовала Правая.

— Кто? — не понял Илья.

— Ну, эта… как ее… вдохновление…

— А-а-а… в принципе может… если, конечно, на стрелке базар фильтровать не будешь.

— Какой ты умный, — потрясение прошептала Центральная, — какие слова диковинные знаешь…

— А что такое стрелка? — заинтересовалась Левая.

— Я уже местным браткам растолковывал, — отмахнулся Илья, — у них спросишь.

— Это какие братки? — ревниво насторожилась Левая.

— Да есть тут на болоте одна троица мохнатая.

— Черти? — догадалась Центральная.

— Угу, — подтвердил догадку Илья. — Но мы отвлеклись. Речь-то о вдохновении шла. Как его поймать!

— Как? — хором вопросили головы. Похоже, этот вопрос волновал не только Центральную.

— Элементарно просто. Как утверждают лучшие меди… э-э-э… ведуны, вдохновение приходит, когда корка от подкорки отделяется.

— Это как? — Левая положила свою морду на перила крыльца, чтобы не пропустить ни одного слова.

— Что такое корка?

— А подкорка?

Посыпались вопросы с разных сторон.

— Ну, это по-научному… по-ведунски, значит… вот это корка. — Илья выразительно постучал по выпуклому черепу Левой. Череп отозвался глухим протяжным звуком.

— Как по чему-то пустому, — удивилась Левая.

— Гм… могло быть и хуже, — пробормотал Илья, но внимания на этом заострять не стал. — Так вот, — тоном опытного лектора продолжил он, — а то, что ниже. — он протянул было руку чтобы еще раз постучать, но вовремя одумался, — подкорка.

— И их надо отделять? — Правая заинтересованно хлопала глазами.

— Надо! — решительно заявил капитан.

— И что, отделишь и сразу стихами заговоришь? — с сомнением спросила Левая.

— Запросто. Если не белым, то черным стихом обязательно, — заверил Илья, логически рассудив, что если есть белый стих, то черный быть просто обязан.

— Как их отделять? — жадно спросила Правая. Левая затаила дыхание. Технология отделения корки от подкорки волновала, похоже, как левую, так и правую голову. Центральная ревниво посмотрела на них и высокомерно фыркнула:

— А мне и отделять ничего не надо. У меня все, что нужно, от рождения отделено. В любой момент на любое слово рифму слеплю.

Правая и Левая недобро покосились на нее.

— Да? — притворно удивился Илья. Он почувствовал назревающий конфликт и решил чуть-чуть осадить зазнавшуюся Центральную. — Выдай рифму на слово «пакля». — Приключения Незнайки он знал почти наизусть, в детстве это была его любимая книжка…

Центральная закатила глаза и начала что-то тихо бормотать про себя. Правая и Левая радостно захихикали.

— Задачка не для начинающих, — остудил их пыл Илья. Головы утихомирились.

— Значит, если я их отделю, то сразу стихами базарить буду? — на всякий случай еще раз уточнила Левая, сгорая от нетерпения.

— Ого! — крякнул от удивления Илья. — Не знаю, как Правая, но если твою корку отделить, то из подкорки такое посыплется… Но все равно молодец. На лету ловишь.

— Так как, папа? Не томи! — взмолилась Левая.

— Очень просто. Специально для этой цели умные люди и придумали эликсир. — Капитан выразительно постучал ладонью по ведру самогонки. — Но вдохновение, как я уже говорил, дама капризная, не спугните. Принимать нужно по чуть-чуть. Все ясно?

— Ясно! — радостно закивали Правая и Левая. Центральная продолжала что-то бормотать, тупо уставившись на луну. Илья вытащил на крыльцо все оставшиеся ведра, уверенный, что к утру Горыныч их непременно утилизирует.

— Отдохнуть не хотите? — на всякий случай спросил он, заранее уверенный в ответе.

— Нет-нет, — загалдели Правая и Левая, — мы тут… это… вдохновение ловить будем. Ты, папа, иди, отдыхай. Притомился небось за день. А мы твой сон постережем, о поэзии побеседуем.

Удовлетворенный Илья прошел в горницу, стянул с себя гимнастерку, соорудил из нее что-то отдаленно напоминающее подушку и завалился спать.

Кощей, несмотря на солидный возраст (Бессмертный все-таки), никогда раньше не страдал бессонницей и отсутствием аппетита. Пока не вернулся Иван-дурак. Первой ласточкой надвигающейся беды был факт дезертирства Соловья-разбойника, рванувшего в родные Муромские леса, и миссионерская деятельность Лиха Одноглазого, возомнившего себя Парацельсом. Это заставило Кощея пойти на малоприятную сделку с Люцифером, беспардонно облапошившим Его Бессмертие. Правда, кто кого надул, еще вопрос! Не на того напал! Кощей засмеялся сухим старческим смешком, ехидно потирая руки.

— Когда-нибудь ты заглянешь в свою канцелярию, — погрозил он пальцем в пространство, — и очень удивишься!

Дело в том, что, как утверждала Кощеева мама, души у него нет, не было и не будет, если он, к своему несчастью, пошел в папу, который, скотина такая… Дальше, как правило, Кощеева мама разражалась пространной тирадой, пересыпанной кучей непонятных слов, отчего личность таинственного папы, которого Кощей так никогда и не увидел на протяжении всей своей очень и очень длинной жизни, была овеяна ореолом романтики. Маленький Кощей тогда раз и навсегда решил для себя, что он вылитый папа, хотя факт отсутствия души почему-то тщательно скрывал от окружающих. А раз так, то и взять с него Люциферу будет нечего. Хуже другое. Посад Василисы превратился в болото, в котором тонули его лучшие кадры и наемная сила. Перед глазами Кощея до сих пор стояла картина взбесившейся своры чертей, пытающихся подцепить его на рога.

— Перевербовал, гад, — мрачно прошептал Кощей, вспоминая эту сцену. И чем это он их подкупил? — Кощей зябко передернул плечами и, не вставая с кресла, помешал кочергой тлеющие угли. К старости он стал мерзляв, и даже в самое жаркое время года камин здесь всегда горел. По сравнению с тронным залом обстановка в малом зале была более скромная, но очень уютная. Живопись была представлена одним-единственным полотном. Кощей Бессмертный верхом на Змее Горыныче совершает облет своих владений. Далеко внизу смерды падают ниц, трепеща от одного только вида Его Бессмертия. Кощей тяжело вздохнул, сполз с кресла и подошел к картине. Где оно, былое величие? Слуги стали дерзки, а смерды нет-нет да начинают зубы показывать.

— Вся надежа на тебя, Горыныч, — прошептал он, нажимая едва заметный бугорок на стене под полотном.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});