Солнечная буря - Артур Кларк

— Мы с вами говорим о выбросе энергии, на много порядков более мощном, чем тот, что произошел девятого июня, — прервала его Шиобэн.

Мириам примирительно подняла руки вверх.

— Профессор Макгоррэн, в те времена, когда у меня была настоящая работа, я была юристом. Боюсь, подобные фразы мне почти ничего не говорят.

Шиобэн позволила себе улыбку.

— Прошу прощения, премьер-министр…

— О, зовите меня Мириам. У меня такое чувство, что нам предстоит очень тесное сотрудничество.

— Хорошо, Мириам. Я вас понимаю. У меня должность королевского астронома, но это не моя специальность. Я с этим тоже борюсь.

Шиобэн вывела на большой настенный софт-скрин суммарный слайд — таблицу с цифрами.

— Позвольте, я снова начну с нижней строчки. В апреле две тысячи сорок второго, всего через четыре с половиной года, мы ожидаем сильнейшего взрыва на Солнце. Свечение Солнца по окружности экватора значительно возрастет. Выброс энергии пересечет орбитальную плоскость Земли и других планет. По нашим подсчетам, на Землю обрушится примерно десять в двадцать четвертой степени джоулей энергии. Это — главная цифра. Коэффициент предела ее надежности по колебаниям порядка мощности составляет девяносто пять процентов.

Опять этот термин.

— Порядок — это сколько?

— Это десятая степень.

Николаус потер щеку.

— Жутко неприятно расписываться в собственном невежестве. Я знаю, что джоулями измеряют количество энергии, но что это означает в реальности, плохо представляю. И все эти цифры… Я понимаю, что десять в двадцать четвертой степени — это… гм-м… триллион триллионов, но…

Шиобэн терпеливо объяснила:

— При взрыве ядерной бомбы с зарядом в одну мегатонну выделяется энергия, равная десяти в пятнадцатой степени джоулям — это тысяча триллионов. Во всем мире ядерный арсенал на пике холодной войны составлял десять тысяч мегатонн. Сегодня мы имеем всего около десяти процентов от того количества.

Николаус старательно производил в уме арифметические подсчеты.

— Следовательно, этот ваш выброс в десять в двадцать четвертой степени джоулей от Солнца…

— Равен миллиарду мегатонн, и вся эта энергия обрушится на Землю. То есть это в тысячу раз страшнее взрыва всего ядерного потенциала, скопившегося на нашей планете.

Эти фразы она произнесла холодно, глядя в глаза Мириам и Николауса. «Она пытается заставить нас понять, — догадывалась Мириам. — Она делает это шаг за шагом. Она хочет, чтобы мы поняли и поверили».

Николаус мрачно изрек:

— Почему же никто не предупредил нас об этом раньше? Почему вам пришлось это выяснять? Что там такое творится на Луне?

Но проблема, похоже, была не в Луне, как в таковой, а в бестолковости молодого ученого, который все это обнаружил.

— Юджин Мэнглс, — уточнила Мириам.

— Да, — кивнула Шиобэн. — Он — блестящий ученый, но у него неважный контакт с остальными в этом мире. Он нам нужен. Но все данные из его гениальной головы приходится просто-таки выкапывать.

Николаус быстро проговорил:

— О чем еще он недоговаривает?

Мириам подняла руку.

— Шиобэн, скажите мне коротко: насколько ужасно это будет? Опишите в общих чертах.

— Модель пока составлена не очень точно, — ответила Шиобэн. — Но такое количество энергии… Оно сорвет с Земли атмосферу. — Она пожала плечами. — Океаны вскипят и испарятся. Земля сама по себе уцелеет — скалистая планета. Вероятно, катаклизм смогут пережить живые существа, обитающие в каменистых расселинах на большой глубине. Бактерии-термофилы, любительницы высоких температур.

— Но не мы, — уточнил Николаус.

— Нет, не мы. Из поверхностной биосферы не уцелеет никто — ни на суше, ни в воздухе, ни в океанах.

Наступила тягостная пауза. Шиобэн проговорила:

— Мне очень жаль. Более ужасной вести я не могла привезти на Землю с Луны. Не знаю, как можно избежать этой катастрофы, как утешить вас и все человечество.

Они снова умолкли. Николаус и Мириам пытались осмыслить сказанное.

Николаус принес Мириам чашку чая на блюдце с монограммой. Чай был сорта «Эрл Грей», заваренный по ее вкусу. Древний миф о том, что англичане обожают чай слабенькой заварки с диким количеством молока, устарел как минимум на полвека. Но Мириам, премьер-министр Евразии и дочь француза, все же старалась (как ни трудно ей это давалось) не обижать чувства тех, кто обитал на этом острове, где все еще царили остатки скептического отношения ко всему материковому. Короче говоря, когда на нее не пялились телекамеры, Мириам пила свой «Эрл Грей» горячим и без всякого молока.

Наступила тишина. Пользуясь этим маленьким перерывом для раздумий, Мириам, держа в руках чашку и блюдце, подошла к окну и стала смотреть на город.

Серебряная лента Темзы, как обычно, вилась по Лондону. На востоке высилось скопление небоскребов — Сити, из Евразийских финансовых центров уступающий по величине только Москве. Сити занимал большую площадь бывшего римского Лондона,[8] и в пору своего студенчества Мириам однажды прошла вдоль линии, обозначавшей стену этого поселения, — путь в несколько километров от Тауэра до моста Блэкфрайарз. Когда римляне ушли из Британии, саксы построили новый город к западу от прежних стен. Теперь эта часть города называлась Вест-Энд. В эпоху бурного роста городов после промышленной революции эти запутанные узлы многослойной истории утонули посреди облепивших центр города окраин, и так продолжалось до тех пор, пока Лондон не стал сердцем гигантского мегаполиса-агломерата, простиравшегося на юге до Брайтона, а на севере — до Милтон Кинес.

Пожалуй, в целом география Лондона с пятидесятых годов двадцатого века изменилась не слишком сильно. Но человека из тех времен, постепенно уходящих в прошлое, наверняка поразила бы сверкающая ширь Темзы и массивные фланги новых заградительных сооружений, предназначенных для борьбы с приливами. Силуэты этих сооружений смутно проступали за кварталами домов. Темзу приручали на протяжении столетий: втискивали в глубокий и узкий канал, отрезали от нее притоки, застраивали домами зону разлива. До начала двадцать первого века Лондону все это сходило с рук. Но перемены в мировом климате привели к сильнейшему подъему уровня воды в океанах, и людям пришлось отступать перед Темзой, всерьез вознамерившейся отвоевать свои древние владения.

Реальность изменений климата и последствий этого процесса была бесспорна. Для Мириам она стала реальностью каждодневной политики. Интересно, что споры о причине этих изменений все еще не утихали. Но дебаты, продолжавшиеся не первый десяток лет, сейчас все же угасли, поскольку внимание людей постепенно переключилось на необходимость что-то делать, как-то приспосабливаться к изменившемуся климату.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});