Карты печали - Джейн Йолен

Она дошла до самого центра помоста и, чувствуя эмоции толпы, выждала паузу. Затем, как если бы она вобрала в себя все молчание плакальщиц, чтобы подкрепить собственное, она начала говорить – петь – декламировать начало их великой Песни о Семи Плакальщицах, поэму в прозе – их Сотворение.

Чего я не знал заранее, так это того, что мы прибыли накануне нового сезона, сезона Рарреденникон времени посева. И за исключением смерти самой Королевы, когда Плакальщица Королевы, естественно, была бы в глубоком трауре, начало сезона было временем, когда оплакивание прекращалось. Празднество началось с чтения этой поэмы. Наше прибытие именно в это время было счастливой случайностью, но оно могло приобрести большое значение, если бы туземцам захотелось увидеть в этом своего рода знак.

Поэма, которую читала Линни, была длинная. На декламацию ушло больше часа чистого времени. Но она не раз останавливалась, чтобы попить воды, кашлянуть или прочистить горло. Эта стройная темноволосая девушка стояла в центре помоста и держала нас своим присутствием и силой слов. Единственными передышками были слова «Аминь», или как еще можно перевести. На их языке слово звучит «Арруш». Оно означает приблизительно «Да будет так». И тогда Зал откликался эхом.

«Арруш» звучало, как звуковая волна, омывавшая ее.

Она, помолчав, вбирала в себя тишину, следовавшую за звуком, и начинала снова.

Я раньше слышал записи другой Мастер-Плакальщицы, показывавшей ученицам, как читать эту самую поэму. Собственно говоря, я знал на память большие куски текста и разгадал его смысл, как в буквальном переводе, так и его культурный подтекст. Но записи не давали и намека на ту силу, которая была, когда историю рассказывали. Или, по крайней мере, когда ее рассказывала Линни. Она увлекла нас. Мне кажется, я не шелохнулся, пока она не кончила, за исключением того, что я произнес «Арруш». Я не чувствовал веса гармониуса на плече, ни тесной набедренной повязки, ни слишком маленьких шлепанцев на ногах. Я просто-напросто был зачарован как рассказчицей, так и рассказом.

А когда все закончилось, и ее приветствовали последним громким «Арруш», она подняла ладони к глазам, в ритуальном жесте плача. У меня тоже стояли в глазах слезы, но я сразу вытер их, хотя Б'оремос, который больше следил за мной, чем смотрел на сцену, увидел, как я это сделал.

– Теперь мы можем петь, – сказал он, беря меня за локоть и подталкивая по направлению к сцене. Он сгреб со стола несколько ягод и одну затолкал мне в рот.

– Ты помнишь, как их надо есть?

Я кивнул, катая похожий на виноград фрукт между губами, а потом, выдавив сок в рот, прошел за ним на сцену.

Мы исполняли песни около часа: он пел разные песни о посеве, они были на удивление лишены непристойности, если учесть количество деталей, которые они вызывали в воображении. Я предложил им «Барбару Аллен», «Двойняшки-Сестры» и «Великий Селчи с Суль Скерри», хотя перевод этих песен я придумал на месте. Потом, из-за оказанного толпой теплого приема я спел еще «Маленькую Мусгрейв», «Мэри Гамильтон», а также «Милашку Эрл из Мэррея».

– Я не знаю ни одну из этих песен, сынок.

– Это все старые народные английские баллады, сэр. Это моя специальность.

Б'оремос представил меня как Человека-Без-Слез, и с тех пор меня так и звали. Между прочим, Аарон означает «Человек без». Полностью они называли меня А'ронлордур. Собственно говоря, они всех нас называли Аер'Рон'Лордуррен, Люди без слез. И я по этому поводу поддразнивал Б'оремоса, говоря, что на нашем языке это звучит скорее как Властители Воздуха. Ему это понравилось. Ему и другим принцам очень нравится играть словами. А потом Линни, ведь она была поэтом, назвала меня своим Лордом Воздуха и Неба. Она спросила меня, как ее имя звучит на нашем языке, и я сказал ей, что оно напоминает мне о линнет, коноплянке, маленькой певчей птичке из моего родного мира. Она написала для меня стихи и назвала «Птичка поет для Лорда Воздуха и Неба». Их трудно перевести дословно, но это вроде следующего:

Ветви прогнулись от тяжести песен.Стрелами ноты бы сделала —Нечем пронзить твое сердце линнет,Плачь надо мной – меня не было.Буду землей я, ты – небом,Между —Лишь строчки песенВниз опадут белым снегом,Вверх вознесется дым веле…

Конечно, на их языке первое и последнее слово каждой строчки рифмуются, а слово «между» – это средний слог в словах «земля» и «небо». Поэтому стихи неизмеримо более сложны, чем их дословный перевод. И она сочинила их экспромтом.

Через час мы с Б'оремосом ушли со сцены, ее постоянно заполняли разными представлениями: танцоры, певцы, мимы, манекенщицы, принимавшие разные сложные позы, кудесники, жонглеры. Все представления были посвящены наступлению сезона посевов. И хотя настроение было как будто приподнятое, без смеха все это не выглядело очень счастливым. Впрочем, это субъективный взгляд постороннего.

Б'оремос взял меня за руку и свел вниз с помоста. Мы попробовали много разных видов еды и питья. Их вина значительно слаще наших, они сделаны на меду, и, чтобы опьянеть, надо выпить очень много. Наверное, их ягоды не дают такого брожения, как наши. Но фрукты и хлеб были чудесными после стольких лет на корабле, мясо подавалось маленькими порциями, на один раз укусить, под острыми соусами. Я все время облизывал пальцы и кивал головой тем, кто предлагал мне еду. Б'оремос сказал, что если мне особенно приятно, я могу ответить лаской – «касанием». Я на пробу обнял несколько девушек-трогов помоложе, после чего у них не было отбоя от клиентов, так что я думаю, что публичное признание, действительно является у них высоко ценимой формой платы. После этого я стал давать волю рукам.

Наконец я обратился к Б'оремосу:

– Но когда же они скорбят?

– Когда есть о ком скорбеть, – сказал он, и на лице его ясно отпечаталось удивление от моего невежества.

Когда мы потом вернулись в Зал Королевы, меня спросили, что я думаю о посещении Зала Плача, и тут я совершил серьезную ошибку. Наверное, вино подействовало на меня больше, чем я ожидал, или, возможно, я отнесся не очень осторожно к тому, что я знал. Я сказал:

– На меня произвели большое впечатление пение и танцы в Зале, и особенно ваша Мастер-Плакальщица. Но поскольку мне сказали, что это Личный Зал Плача Королевы, я ожидал увидеть скорбящих, а этого я почти не увидел.

Королева медленно улыбнулась.

– Б'оремос говорит, – продолжал я, ободренный ее улыбкой, – что вы скорбите только, когда есть о ком скорбеть. Так ли это?

– Человек-Без-Слез, – тихо произнесла Королева. – Ты, действительно, хочешь послушать, как мы скорбим?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});