Эгоист - Эльза Вернер

Джесси с опущенными глазами и горящими щеками следила за этим рассказом, вырывавшим один за другим все шипы, ранее коловшие ее душу. Ей казалось, что она сама испытывает освобождение от тяжелого гнета, как только спала мрачная завеса, столь долго скрывавшая «эгоиста».

– Да, мисс Клиффорд, о наследстве теперь и говорить нечего, – после небольшой паузы, с некоторой резкостью произнес Густав. – Хотя оно было предложено мне, и к его достижению я приложил немало труда, но не для себя, а для настоящей, имеющей на него право наследницы. К сожалению, я также вынужден отказаться от чести стать компаньоном торгового дома Клиффордов. Вся редакция «Кельнской газеты» обязала меня торжественной клятвой вернуться к ним, как только окончится мой отпуск, да и, откровенно говоря, мне вовсе не по душе на долгое время посвятить себя «цифрописанию». Я снова возьмусь за свое старое ремесло, которого я вовсе не покинул так позорно, как вы упрекали меня. Ну-с, так как же: вы все еще считаете мою работу за конторским столом заслуживающей такого презрения, как говорили мне до сих пор?

Джесси взглянула на него смущенно, пристыженно, но с чувством бесконечного счастья.

– Я была несправедлива к вам, мистер Зандов, – промолвила она. – Правда, вы сами виноваты в этом, но… я прошу у вас прощения.

Она не могла протянуть Густаву руку, так как он, раз, завладев ею, уже не выпускал; но теперь он наклонился и поцеловал ее руку. Джесси на этот раз не возражала.

– Я бесконечно долгие дни с радостью ожидал сегодняшнего объяснения, – сказал он, улыбаясь. – Неужели вы думаете, что я хотя бы час вынес повелительное обращение брата и ваше презрение, если бы не был уверен в том, что в конце концов услышу от вас просьбу о прощении?

– И Фрида действительно состояла только под вашим покровительством? – спросила Джесси с сильно бьющимся сердцем. – Вы не любите ее?

– Фрида – моя милая племянница, а я – ее глубокоуважаемый дядя, этим и исчерпываются наши взаимоотношения. Так как она теперь обрела своего отца, то и я становлюсь совершенно лишним в качестве «лица, внушающего уважение», старшего над нею. Но поскольку как раз заговорили о любви, то… мне нужно обратиться к вам еще с одним вопросом.

Видимо, девушка угадала содержание вопроса – все ее лицо вспыхнуло заревом. Она не осмеливалась поднять глаза, да это и не требовалось. Густав опустился перед ней на колени, и она была вынуждена взглянуть на него, когда он с теплым чувством произнес:

– Моя любимая, дорогая Джесси, теперь я должен попросить прощения! Я вел интригу, не смею отрицать – я лгал также и тебе, за что горько поплатился, вынужденный услышать от тебя слишком много неприятного. Но со времени моей встречи с тобой во всяком случае одно осталось и правдивым, и твердым – то чувство, которое возникло во мне, когда я впервые взглянул на твои голубые глазки. Так смени же гнев на милость!

Джесси, очевидно, всецело была расположена к милости – об этом сказали Густаву ее глаза, прежде чем уста произнесли первые слова. Зандов с бурной радостью вскочил с колен, и помилование было дано ему самое полное, не оставлявшее желать ничего большего.

Через полчаса он и Джесси вошли в комнату Фриды, где Франц Зандов все еще находился со своей дочерью. Густав взял Джесси за руку и, подойдя к брату, торжественно произнес:

– Франц, во всем моем бессмысленном плане было по крайней мере одно разумное, даже очень разумное обстоятельство. Да, да, моя маленькая Фрида, не гляди на своего дядю и на свою будущую тетю столь удивленно – это как раз те «вещи, в которых ты ничего не понимаешь». Благодаря нашему обоюдному остроумию мы нашли это «разумное» и имеем честь представиться в качестве жениха и невесты.

ГЛАВА XII

На следующее утро после кофе оба брата уединились в кабинете Зандова-старшего. Франц Зандов сидел за письменным столом с тем счастливым выражением лица, которое бывало у него в прошлой жизни и которого уже долгие годы никто не видел. Но его чело все же слегка омрачилось, когда он обратился к сидевшему против него брату со следующими словами:

– Так ты действительно хочешь покинуть меня и увезти Джесси в Германию? Я надеялся, что теперь, когда дочь Клиффорда сделается твоей женой, ты исполнишь горячее желание ее отца и станешь его преемником в деле. Тебе вовсе нет нужды совершенно отказываться от своей журналистской деятельности – ведь все дела, как и прежде, лежали бы на моих плечах. Печать тут, в Америке, более сильна и влиятельна, чем в Германии, ты найдешь здесь более свободное и широкое приложение своим способностям, нежели на родине. Подумай об этом!

– Это не требует никаких размышлений, – решительно произнес Густав. – Весь свой интерес и всю свою работоспособность я могу посвятить лишь одному делу, быть же купцом и журналистом одновременно… нет, это невозможно. Как ни велики здесь возможности для духовной деятельности, я все же всем своим существом принадлежу родине и только там могу работать, как нужно. Что же касается нашего сотрудничества, то вряд ли мы могли бы ужиться друг с другом. Я был в силах терпеть в течение нескольких недель свое подчиненное положение и не реагировать ни на что, так как ради Фриды не хотел доводить дело до разрыва. Но теперь, Франц, я считаю себя обязанным сказать тебе откровенно, что вся твоя деловая практика, весь образ твоей коммерческой деятельности никогда не позволили бы мне работать совместно с тобой. Ведь твоя близкая связь с Дженкинсом красноречиво говорит о том, какого рода коммерцию ты ведешь.

Франц Зандов не вспыхнул гневом, как непременно сделал бы раньше при подобном заявлении, но на его лбу появились еще более глубокие морщины.

– Ты смотришь на вещи и обстоятельства со своей точки зрения, а я – со своей. Правда, твоя профессия предоставляет тебе полную свободу действий и взглядов, я же вынужден считаться с самыми разными, порой взаимоисключающими интересами и не всегда могу выбирать. Человек редко бывает господином обстоятельств. Я хотел бы, чтобы между мной и Дженкинсом не существовало общего дела, но это уже произошло, и я не могу ничего изменить.

– Ты действительно не можешь? Неужели нет никакого выхода?

– Да ведь я уже говорил тебе, что ради этой коммерции рискнул сотнями тысяч и могу потерять их, если дело не удастся или если отступлюсь от него.

– Даже рискуя понести подобные потери, ты должен был бы отказаться!

Франц Зандов взглянул на брата, словно не веря своим ушам, и воскликнул:

– Понести подобные потери? Ты говоришь это серьезно? Да представляешь ли ты себе, какие это деньги? Я сделал все, что мог, попытался добром разойтись с Дженкинсом – увы! – это лишь повредило мне: Дженкинс упорно стоит на своем. В последнем письме он с нескрываемым недоверием спросил меня, действительно ли я настолько нуждаюсь в средствах, что так настойчиво, во что бы то ни стало, требую обратно свой капитал? Он, кажется, думает, что я понес потери, быть может, сомневается в моей кредитоспособности, а это самое опасное, что только может выпасть на долю коммерсанта. Чтобы исправить свою неосторожность, я обязан со всей энергией приняться за то дело.