Сфера времени - Алёна Ершова

среднего из князей.

Futurum III

«Неверное толкование термина «Толерантность» от латинского tolerantia — «терпение, терпеливость, способность переносить» — привело к серьезным социальным противоречиям середины ХХI века. «Минорные 60-е» и «Пасхальный бунт» стали логическим завершением необдуманной социальной политики того времени.

На сегодняшний день совершенно бессмысленно и архаично в условиях глобализации и социального шейка говорить о необходимой толерантности по отношению к различным культурам, народам и религиям. В таком определении уже скрыт антагонизм.

В связи с чем предлагаю закрепить за термином толерантность следующее определение: «Толерантность — это понимание, принятие и уважение одним индивидом поведений, суждений равно, как и их внешних проявлений, другого индивида при условии соблюдения последним норм закона и принципов толерантности».

Исходя из этого определения, предлагаю сформировать социальную политику государства на ближайшие пять лет».

Выдержка из речи при вступлении в должность министра социального взаимодействия Золотой сотни Богдана Грезина. 1 созыв, 19 травня 2107 г.

Электронная станция в комнате Ефросиньи разбудила композицией «Ameno» и бодро начала сообщать о погоде и пробках, после чего переключилась на расписание дня: две лекции в гуманитарной академии до обеда и две в университете технической связи и информации после. Вечером встреча в ДНС — Иван прислал код подтверждения.

Ровно в шесть утра началась сводка новостей, предназначенных для первой касты. Отличие от стандартной заключалось в том, что канал выдавал не отредактированную журналистами информацию, а прямые выкладки из заседаний Золотой сотни.

Первым шел доклад министра социального взаимодействия страны. Эвелин Коренёв ратовал за запрет родителям самопроизвольно изменять геном своего ребенка. Называл статистику, из которой было видно, что подавляющее большинство модификаций связано с внешностью, а не со здоровьем или когнитивными функциями. Притом задавались не только «стандартные» параметры, как-то: более длинные ноги или пышная грудь, но и совершенно необоснованные мутации типа клыков, фиолетовых глаз, эльфийских ушей или пепельно-белых волос. «Дети с синдромом анимэ», — назвал таких изменённых министр. Фрося грустно усмехнулась. Вспомнила брошюрочную Акулину и как та, едва поступив в институт, сточила свои клыки, а острые уши прятала под прической.

Какими дебилами надо быть, чтобы вместо здоровья, умственных и физических данных скорректировать ушки?! Тем более, что все эти гены доминантные. Отрезай их, не отрезай, а твой ребенок, к огромному удивлению эволюции, будет тоже «эльф». Однако всё не так однозначно. Кот в ящике был одновременно и жив, и мертв. С одной стороны, принцип толерантности обязывал понимать, принимать и уважать выбор родителей. Со второй — решение это они принимали относительно будущего другого человека. А с третьей — человека этого еще не было как субъекта права. Был плод внутри матери, а женщина имеет право самостоятельно распоряжаться своей жизнью и здоровьем. (И так по кругу).

Ефросинья загрузила на смарт-лист исходные документы по докладу и пошла на кухню, читая на ходу. «Ох, и тяжело придётся ему с этим законом», — отметила она между делом.

Выкладки нового министра социального взаимодействия по озвученной проблеме оказались подробными. Даже доскональными. Нормальный, грамотный, трезвомыслящий человек. Физик, кажется, а это отпечатывается на подкорке. За два года, прошедшие с очередной смены состава Золотой сотни, он четко обозначил всё, что ему не нравится в современном социальном порядке, выделил причины, наметил векторы развития и поэтапно стал решать поставленные задачи. Читать его сайт было одно удовольствие. Наблюдать за работой, впрочем, тоже. К примеру, он запретил насильно забирать незаконно рожденных детей из семей нижних каст. Только если родители писали официальный отказ. Если же пара хотела оставить ребенка себе, то ячейке давали рассрочку на оплату штрафа, а государство внимательно следило за соблюдением ювенальных законов. Будь такой порядок, когда Елисей был ребенком, не пришлось бы ему пережить весь этот ад. А Фросе — давать обещание, выполнить которое она пока не могла…

Кофе, повинуясь заданной программе, уже ожидал на столе. Дом спал. Ефросинья очень любила утреннюю тишину. Через час проснется Марго и, как заправский генерал, начнет раздавать команды бытовой технике. Все зашумит, зажужжит, завертится. Еще через полчаса выползет из своей норы Елисей — сонный, всклокоченный, недовольный, как индюшка, на которую вылили ведро воды. Не снимая смарт-очков, он на ощупь насыплет себе завтрак, нальёт суррогатного какао (настоящий сто лет как не производят) и будет жевать медленно и вдумчиво.

Сын попал к ним в семью уже достаточно взрослым ребёнком. Забирали они его из социального центра для несовершеннолетних. Парень в очередной раз сбежал из «общего дома», взломал охранную систему в магазине и набил рюкзак продуктами. Когда его поймали, грязного, с лишаем, в стоптанных кедах, он дрался. Молча, озлобленно, безжалостно, не желая возвращаться под опеку государства. Известие об усыновителях его тоже не обрадовало.

Ефросинья и Марго несколько дней обдумывали, стоит ли брать ребёнка, определённого им жеребьевкой. С одной стороны, двенадцатилетний пацан с четкими асоциальными наклонностями, скверным характером и отсутствием желания налаживать контакт с кем-либо. С другой — шанс на жеребьевку был только один. Если не этот, то уже никакой другой. Только если они разойдутся и создадут новые семейные ячейки.

Посовещавшись, всё же рискнули.

Положа руку на сердце, Фрося пожалела о своем решении в первые же десять минут общения. Мальчишка вырывался, плевался, кусался, пинался. И ни за что не хотел идти с новыми «мамочками». Его вопли о том, что мама у него одна, а этих тёть он не знает, до сих пор снились родительнице в кошмарах. В какой-то момент Марго не выдержала и пошла «курить». Тогда Ефросинья и дала опрометчиво обещание, которое пыталась выполнить по сей день…

Уставшая от тщетных попыток уговорить ребенка пойти с ней, она села на пол. Елисей забился в угол и тяжело дышал.

— А моя мама улетела на луну, — сказала женщина в надежде протянуть хоть какую-то ниточку между собой и этим волчонком. — Оставила меня, папу и теперь следит за порядком в колонии кратера Кабео. Звонит иногда. Ей хорошо. И мне…неплохо.

— Меня мама не оставила, — сквозь зубы процедил мальчишка. — Меня у нее забрали. Она просила и плакала. Я обещал, что вернусь.

— Ты знаешь, где она живет? — удивленно поинтересовалась Фрося. Насколько она помнила, дети такой информацией не обладали. Их забирали совсем маленькими. Здесь же сплошное исключение.

— Если бы, — зло бросил Елисей, — откорректировали! Никогда не думал, что можно что-то отобрать у человека, у которого и так ничего нет. Оказывается, легко. Забери его память о семье и лепи, что хочешь.

Ничего себе суждения для двенадцатилетнего ребенка!

— Это можно,