Лила Изуба: Голодные призраки - Филип Гэр

из Библиотеки. Улисс, это Таэль, моя жена.

— Извините меня за вторжение, — произнес Улисс. — Я понятия не имел, куда выйду.

Таэль покачала головой и улыбнулась.

— Здесь мало кто знает, куда идти. Даже мертвые, не то что живые, — она кивнула на тело Алас. — Но никого, похожего на нее, я здесь ещё не видела.

— Наверное, у нее свой мир, куда попадают после смерти. Или его нет вовсе. Такое ведь случается?

— Да, — кивнула Таэль. — Случается.

— Мы с Улиссом хотим похоронить её под ближним деревом, — объяснил ей Фор.

Таэль кивнула.

— Отличная идея. А я как раз успею приготовить ужин.

Дерево, к которому Фор привел Улисса, оказалось огромным. Его ствол, покрытый трещиноватой корой, был не менее трех метров в поперечнике. Верхние ветви исполина терялись на такой высоте, что Улисс не смог их различить, как не пытался.

Земля вокруг подножия дерева оказалась на удивление мягкой. Могилу не получилось выкопать глубокой, из-за мощных корней, переплетавшихся между собой. Но Фор успокоил Улисса, сказав, что никто из хищников не сможет выкопать усопшего.

— Здесь нет тех, кто раскапывает могилы. Видишь ли, кроме нас с тобой здесь нет и тех, кто их копает и хоронит кого-либо.

Улисс вспомнил о голове Рэм, которая все еще лежала в его рюкзаке.

— Мы сможем выкопать ещё одну могилу, поменьше?

— Конечно.

Когда они закончили, Улисс попросил посидеть у могил ещё несколько минут.

Он не знал, что должен чувствовать. Но ощущал в душе грусть и какое-то странное, отстраненное, спокойствие.

Алас умерла в Библиотеке, в чужом для себя пространстве. Но был ли виноват в её смерти Ободранный? Или на самом деле её обрекли на смерть ещё там, в её родном мире?

Рэм Мэйтата умерла в Эйоланде, тоже в чужом для себя месте. Её убил Алекс Багенге. Сейчас, после боя с безумным леопардом, Улисс понимал, что шансов уничтожить Алекса у них почти не было. И что Алекс перебил их отряд, только защищаясь. Увы, в его модели существования не имелось бегства. И кого же тогда винить в смерти Рэм?

В этом и суть. Винить некого. Смерть и Алас, и Рэм, лишь следствие их жизни. К смерти их подтолкнули миры и города, в которых они жили. Персонификация виновника их смерти невозможна.

Наверное, если бы Улисс знал предыстории их смерти, найти истинного виновного стало бы проще. Но Улисс не знал. А потому похоронил вместе с ними и свои сомнения в справедливости жизни.

Нельзя требовать справедливости от окружающего мира, если не стараешься поступать справедливо сам, и не пытаешься хоть как-то изменить этот мир к лучшему.

Возможно, это утверждение и было ложью. Но Улиссу оно понравилось.

Они сполоснули руки в ледяном ручье, и вернулись к избушке. Из-под навеса исходил сладковатый аромат мяса.

— Настоящее мясо? — спросил Улисс у Фора.

— Да, настоящее.

— Но чье?

— Падальщиков. Тех, кто охотится на мертвых. А мы, в свою очередь, охотимся на падальщиков.

— И много… их?

— Много. И мертвых, и падальщиков тоже. Нам всем хватает еды. Не беспокойся, падальщики живые. Ты тоже можешь их есть.

Мясо оказалось вкусным.

— Вы сами построили избушку?

Ему ответила Таэль.

— Нет. Она уже стояла здесь. И очень давно. Никаких следов её хозяина не сохранилось.

— А вы…?

— Мертвые ли мы? Что-то в этом роде. Но мы не призраки, и мы не едим мертвых.

— А до этого? Вы пришли сюда из Эйоланда?

— Мы умерли в Эйоланде. Но приехали туда из Рубежей. Мы пробыли в городе совсем недолго. Мастерская, куда мы устроились работать, взорвалась. Точнее, взорвалось что-то под ней. И мы попали сюда. Здесь обитает много хищников, и они охотятся на мертвецов. На таких, как мы, которые после смерти попадают сюда, а затем идут куда-то дальше. Нас могли бы съесть, не начни мы охоту на хищников сами. А теперь и желание идти вслед за другими мертвыми исчезло. Нас больше не тянет туда. И мы с Фором решили поселиться здесь, в этой хижине.

— У вас кто-нибудь остался из родных в Эйоланде?

Таэль грустно кивнула, и, взяв палку, пошевелила в очаге угли. От палки потянулся тонкий дымок, и барсица оставила её рядом с очагом.

— Да, маленькая дочь. Мы беспокоимся за нее. Но пока она не умерла, и не прошла здесь. Мы бы узнали об этом. Мы попросили вчера Лику Камо найти её.

— Если хотите, я тоже могу её поискать, — предложил Улисс.

Ему изо всех сил хотелось сделать хоть что-нибудь полезное. Совсем не обязательно именно для Фора и Таэль. Но хоть что-нибудь полезное в своей никчемной енотовой жизни. И такой же никчемной енотовой смерти.

Супруги смущенно переглянулись.

— Не уверен, что ты вернешься в Эйоланд, Улисс, — мягко произнес Фор.

— Почему же?

— Видишь ли, дверь в Библиотеку все ещё там, на поляне. Это твоя дверь, и ничья больше. Тебе придется вернуться туда.

Улисс не удивился. Наивным было бы считать, что он сможет так легко избавиться от Библиотеки и от Ободранного.

— Вы знаете, что там?

— Только в общих чертах. Мы никогда не были в Библиотеке, если ты об этом. Нам нечего там делать. Это кладбище историй о прошлом и будущем. Ловушка для тех, кто считает все простым и способным уместиться в одну книгу.

Улисс только вздохнул.

— Мы положим тебе сушеного мяса в дорогу, — сказала Таэль. — И свежей воды.

***

Маленький Джек горевал.

Он горевал по своему неугасимому ведру, которое досталось ему от отца. А тому от его отца.

Его длинные густые усы обгорели. Кожа на лысине зудела от ожогов. Джек машинально достал из рюкзака мазь из целебных книг.

Как он теперь вернется к своей семье?

В Библиотеке нельзя выжить без неугасимого ведра. Ему будет не на чем варить книги. И холодными ночами он не сможет греться у его жара.

Он помнил каждую вмятину, каждую царапину на его корпусе. Теперь оно пропало в пламени пожара.

К нему подползла мелкая брошюра, привлеченная запахом еды из его рюкзака. Джек, вымещая собственное отчаяние, хлопнул её своим крюком.

Брошюра тихо вякнула и затихла. Тонкий бумажный переплет разошелся под тяжестью металла. Она оказалась столь тонкой, что от неё даже не брызнули чернила.

Джек устыдился.

Брошюра была слишком безобидной, чтобы её вот так вот прихлопнуть. Она ещё не вобрала в себя чью-то историю. А сейчас, после пожара, уничтожившего зал DY, перерождение историй представляло собой наибольшую ценность.

Исчезновение чьих-то историй — всегда пустота. А книжные залы никогда не должны стоять пустыми.

Иначе, что тогда