Любовь моя, самолеты - Анатолий Маркуша

Разработка проекта Ил-12 началась в 1944 военном году. Машина рассчитывалась для полетов на короткие и средние расстояния. Особое внимание уделялось повышенной надежности этой машины и возможности использования Ил-12 в ЛЮБЫХ климатических условиях. Первый полет прототипа состоялся 7 января 1946 года, пилотировали в тот день машину знаменитые братья Владимир и Константин Коккинаки. После длительных и весьма тщательных испытаний самолет поступил в серийное производство. Уже 22 августа 1947 года Ил-12 впервые вышел на линии Аэрофлота. Машину продолжали совершенствовать — установили, например, антиобледенители на крыльях и винтах, заметно улучшили остекление, модернизировали стабилизатор.

Тем временем Ил-12 неутомимо летал на внутренних и международных линиях, прекрасно зарекомендовал себя в условиях Арктики и Антарктиды.

Боевая машина, бронированный штурмовик Ил-10 ничего общего с Ил-12 не имел, если не считать общего творца — Сергея Владимировича Ильюшина, чей конструкторский ансамбль стоял у истоков и того, и другого популярных самолетов. Впрочем, встречаются машины, непременно несущие в себе, так сказать, фирменные «гены» — садясь впервые в пилотское кресло Ил-12, я испытывал полнейшее доверие к самолету, нисколько не сомневался — этот корабль сам без особого труда обязательно пойдет ко мне в руки, как пошел прежде его старший брат — Ил-10… Так и случилось.

Правда, один памятный конфликт имел место, но к управлению самолетом он никакого отношения не имел. В нашем родном доме всегда и всюду, увы, существовала система приписок. Школа летчиков-испытателей, точнее сказать, мы — ее слушатели, гонясь за налетом, не упускали любого случая приплюсовать в свои лётные книжки лишние минутки. Делалось это весьма примитивно — если на Ил-12 тренировали, скажем, Миненко и Волков, то в пустой пассажирский салон налезало человек пять-шесть, не занятых в других полетах. И пока мы «катались» на Миненко и Волкове, как бы ожидая очереди сменить ребят в пилотских креслах, нам накручивался налет, эти столь желанные минутки. Строго говоря, пассажирам налет начисляться не должен, но… грешили.

В тот день меня с утра познабливало, по опыту я знал — подкрадывается подлый приступ малярии, подхваченной еще на Карельском фронте. И все-таки я на полеты вышел, успел через силу отлетать свое, кажется, на Як-18 и на Ил-10, и уже через силу забрался на Ил-12. Намерение было проще некуда — отогреться и заодно прихватить малую толику дармового «налета». Растянувшись на зимних чехлах, сложенных в хвосте машины, я не заметил, как уснул. Об меня споткнулся собиравшийся слетать проверяющим Марк Галлай, один из испытателей, опекавших нашу школу. Реакция Марка Лазаревича была мгновенной и категорической — вон с борта! Тут тебе не спальня. Если бы меня не знобило, если бы я не чувствовал, что заболеваю, что мне так нужны тепло и покой, едва ли я запомнил бы ту мелкую обиду: салон Ил-12 действительно не место для спанья. Но в том-то и штука — обижаться, перекладывать свою вину или ответственность на другого всегда легче, чем признавать грех за собой.

Из восхождения на борт Ил-12 мне запомнилось, понятно, не только это происшествие. Случались и иные курьезы. Уже в положении экс-пилота я оказался на Кавказе, в метеорологической экспедиции, занимавшейся исследованием грозовых облаков, несущих опасность града. Тема работы была в ту пору модная, на противоборство с градобитием отпустили порядочные средства, так что экспедиция располагала даже собственным самолетом-лабораторией. Командовала парадом дама. Имя ее, к своему стыду, за давностью лет я запамятовал.

Когда подходящих облаков над Кавказом не было, когда вечерами свет еле тлел в убогих лампочках, мы вели бесконечные разговоры на самые разные темы. Шефиня проявляла при этом напористое любопытство к прошлому своих подчиненных. Чем оно — любопытство — диктовалось, судить не берусь. Мне она сочувствовала: был человеком, а кто теперь? Это же бабушка надвое сказала, получится из летчика профессиональный писатель или нет… Как я потом понял, о моем авиационном прошлом милая дама нашептала командиру корабля, опальному пилоту ГВФ, скорее всего, чтобы пробудить в нем сочувствие к бывшему коллеге.

И вот что из этого вышло.

Вылетаем ранним утром на поиск град о несущих облаков. Ползаем на высоте около четырех тысяч метров. Мое время, как всякое бездельное время, тянется и тянется с резиновой бесконечностью. Наконец, звучит команда: «Всем надеть парашюты!» Значит, ребята что-то учуяли. Кружим вокруг здоровеннейшего темно-фиолетового облака. Примерившись, командир входит в эту темную сырую массу. Машину швыряет с крыла на крыло и одновременно — то вверх, то вниз. Через несколько секунд исследователи сбрасывают реагент за борт. К слову сказать, эта ответственная научная процедура выполняется предельно просто — бумажный мешок с… дорожной пылью (на этот раз) выталкивают за дверь… Как наивно выглядит такая атака, но край облака тем не менее медленно, будто неохотно, отваливается и тихо отдаляется от громады облака. Из отсеченного ломтя выпадает на землю совершенно безвредный дождик. Заход, еще заход. Удача нам сопутствует, экспериментаторы счастливы: наконец в графиках совпали какие-то особо капризные точки, и теперь есть чем утереть нос самому… тут называется имя влиятельного противника академика Н.!

Как себя чувствует экипаж, судить не могу, что происходит в пилотской кабине — мне просто не видно. Скажу только: случись мне оказаться на месте командира корабля, перед тем, как браться за такие полеты, я бы хорошенько подумал — а стоит ли игра свеч? С грозовыми облаками шутки плохи. Их разрушительная сила очень трудно поддается оценке. А что может преподнести именно это облако, никогда и никто с уверенностью сказать не может.

Заход, еще заход и еще…

Впечатлениями, признаюсь, я уже вполне сыт. И ничего не имел бы против поспеть к котлу с лапшой и неизменной экспедиционной тушенкой. Сегодня поварскую вахту несет м.н.с. (младший научный сотрудник) Володя, и надо заметить: у котла у него все хорошо получается.

Еще заход…

Еще сброс…

На летающей лаборатории установлены дополнительные баки, наш Ил-12 может болтаться между облаками еще часа четыре. Из пилотской кабины вываливается бортмеханик. На ходу снимает парашют, ясно — облачные режимы закончены, сейчас пойдем домой.

— Кончай ночевать, писатель! — говорит мне бортмеханик. — Командир желает видеть лично.

Поднимаюсь с сиденья, сделав шаг, слышу:

— Парашютик можешь оставить тут. Командир расслабленно сидит в левом кресле и что-то жует. Пилотирует второй. Я не сразу разбираю, что говорит командир, оказывается, он предлагает мне занять место правого пилота и показать, на самом ли деле я из пилотской гильдии. При этом он употребляет неожиданный оборотик: «Как любит ХВАСТАТЬ наша почтенная начальница от науки».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});