Начало пути - Василий Баранов

Мария Петровна с сыном выскочила из подъезда. Она торопилась так, словно от этого зависела жизнь. Зависела! В один миг все рушилось, испанская шаль накрывала руины прежней жизни. Если все, что говорит Даня правда, то к прежней жизни возврата нет. Все что угодно, но она не оставит своего сына одного. Пират или сын, такой дилеммы не стояла. Своего сына она примет любым. Ради него готова на все. Пират ее сын. Тогда она — мать пирата. Она готова принять все. Они сели на троллейбус. Ехали и молчали. Мария Петровна пыталась осознать, что произошло. Она хотела понять причину. Ее душа немного успокоилась. Принимаю все, как есть. Данька смотрел в окно, разглядывал пассажиров в салоне. Они едут на работу. Так они ездят каждый день. И не догадываются, кто едет рядом с ними. Он, Данька, так же как они ходят на работу, идет в другой, иной мир. Для него это такая же работа, как для них. Вот у того парня в клетчатой рубашке, босс может такой бандит, что рядом с ним Свен, пират, агнец господень. Очкарик напротив. Какой скелет в твоем шкафу? Бабулю любимую зарезал, пенсию отнял, десять тысяч рублей. Горе не от ума, горе с умом. А судьи кто? Он не осудит капитана Свена и его ребят. Не судите, и не судимы будете. Аминь.

За окном троллейбуса царило лето. Безмятежное. Девчонки в легких платьицах. Парни в шортах. Им не в домек, пройдет мгновение, по масштабам вселенной, и на устах: мы и не ждали. Но пока ни прохожие, ни птицы на деревьях, ни облака не ждут перемен. Троллейбус урчит, подпрыгивает на неровностях дороги, замирает на остановках. Хлопают двери, входят и выходят пассажиры. По городу шагает повседневность.

Троллейбус остановился, с шумом распахнул двери. Мария и сын вышли. Музей был рядом. Подняться в горку, миновать маленькую площадь, с разбитыми на ней клумбами, с удобными скамейками. Место для отдыха жителей района. На этом пятачке гуляют старики и дети.

— Погоди, Даня, я немного ногу в троллейбусе… — Ей надо собраться с мыслями. Не просто принять то, что обрушилось на них с сыном. И ему тяжело. Она не покинет его. Путь до музея дал ей передышку. Понять, что важно для нее. Она воспринимала рассказ Дани сейчас иначе. Пушечное ядро могло стать роковым. Шторм, утлое парусное суденышко навеки скроется в волнах. Ее мальчик взбирается на мачту. Он сказал, мачта качается. Нет страховки. Неверный шаг… Она, словно в кошмарном сне, увидела, как ее Даня с криком срывается вниз. Она бы бросилась подставить руки. Тихий стон срывается с губ. Как защемило сердце. Ее сын лежит среди цветов и еловых веток. Голоса людей на улице обернулись пустыми скорбными словами сочувствия. От страшных видений Мария очнулась в фойе музея.

— Доброе утро, Мария Петровна, — поздоровался вахтер в музее. — Доброе утро, Даня.

— Доброе утро, Владимир Сергеевич, — сказала мать, пытаясь сфокусировать взгляд на собеседнике.

Данька тоже ответил:

— Доброе утро, дядя Володя. — Вахтером служит пенсионер. Живет рядом. Прибавка к пенсии не помешает. Он часто жалуется на боль в ногах. А здесь сидеть еще может.

Даньку знали в музее все, да и он знал практически всех сотрудников. Часто бывал у матери

— Что, — спросил вахтер, — Мария Петровна, помощника готовите?

— Ах, Владимир Сергеевич, сейчас у молодежи совсем другие интересы Они все менеджерами хотят стать.

— А ты, Даня, — дядя Володя подмигнул Даньке, — то же менеджером?

Пенсионер не прочь перемолвиться словечком с работниками музея.

— Нет, дядя Володя. Космонавтом. Открою на орбите лавку, буду чипсами банчить. Пивом, сигаретами. Орбиту выбираю на бойком месте, — Данька то же подмигнул вахтеру.

— Хорошее дело, Даня, прибыльное. Удачной тебе орбиты.

Мария Петровна и Даня прошли по залам музея, спустились в цокольный этаж. Там кабинет Марии Петровны и Аркадия Аркадьевича. Старший научный сотрудник был на месте. Он, по обыкновению, пришел раньше. Увидев свою помощницу, он встал, что бы поприветствовать.

— Доброе утро, Мария Петровна. — Даня.

— Доброе утро, — поздоровался Данька.

Мать подошла к своему столу, села. Данька присел рядом.

Немного затхлый воздух в комнате, не спасает форточка в маленьком зарешеченном окне. Лампы дневного света под потолком. Стеллажи вдоль стен. Письменные столы с инвентарными бирками на боку с датой учета 1954 год.

— Аркадий Аркадьевич, я хотела у вас проконсультироваться. Потом она посмотрела на сына. — Мы с Даней хотели проконсультироваться.

Аркадий Аркадьевич, мужчина лет сорока пяти, с аккуратной бородкой, черными волосами, в которые вплелись нити ранней седины, сказал:

— Если смогу помочь, буду рад.

Аркадий Аркадьевич ценил тишину и покой. Картины и прикладное искусство были его коньком. Консультировал музеи и частных коллекционеров. Большие деньги его не интересовали. Держался в стороне от коллег, которые сделали предметы культуры источником дохода. И жилось ему легко. Вдали от тревог и приключений. Тех, кто не любит перемен, не хочет и слышать о приключениях, последние любят навещать. Вот и сегодня приключения зашли на чашку кофе.

Данька не заходил в музей пару месяцев. Пытался отметить, изменения. Кажется, ни каких. Столы стоят друг против друга. За спиной каждого стеллажи с книгами, альбомами и экспонатами. Тусклое окно цокольного этажа, через которое виден асфальт, кусочек зелени и ноги прохожих. Света жалкой люстры, что висит под потолком, не хватает. На столах стоят лампы. У сотрудника музея должно быть хорошее зрение и отличная память. Рассмотреть и точно определить детали произведений не просто.

Мария Петровна выложила на стол шаль:

— Посмотрите, настоящая это работа или нет? — Мария Петровна старалась не показывать волнения. От ответа на простой вопрос зависела жизнь.

— Так, так, — Аркадий Аркадьевич подсел рядом и осмотрел шаль. Достал увеличительное стекло, разглядывал каждую ниточку. Отчего-то понял. Как много значит это заключение для Марии. Хотел знать, каких слов ждут от него. Да все рано, не мог покривить душой. И был бы Платон ему другом, от правды не отступил.

— Полной уверенности нет, — голосом мудрого наставника ответил он, — но вероятность процентов восемьдесят, настоящая. Хорошо бы лабораторно исследовать. Но у нас, сами знаете, здесь нет лаборатории. Сомнения вызывает отличное состояние вещи. По признакам, век семнадцатый — восемнадцатый, а сделана, словно вчера. В остальном, настоящая. Об этом говорит не только орнамент, но и ткань, ее структура, способ прядения нити. Испания.

Приговор произнесен. Мария не могла спорить с правдой. Была достаточно разумной для этого. Принять неизбежное, испить его горечь. Плечи поникли под грузом свершившегося. Хватило сил на улыбку. В ней печаль и бессилие. И стойкость.

— И еще, Аркадий Аркадьевич, — Мария достала подарки сына. — Посмотрите вот на этот браслет.

— Интересно, очень интересно, — Аркадий Аркадьевич крутил перед собой серебряный браслет. — Смотрите, характерные детали. Эта, еще эта. Не скажу, что дело рук известного мастера. Период примерно тот же, что у шали. Думаю, мастер средний. Не выдающийся. Крестик? Сразу скажу, эта вещь достойна внимания. Совсем другое дело. Работа художника, талантливого мастера. Не будет ошибкой сказать, в единственном экземпляре мастер делал. Посмотрите, с той стороны клеймо мастера. Хорошая вещь.

Данька вытащил коробочку с монетами и камнями. Еще один сувенир.

— Монеты и камни… Вы, что Мария Петровна, клад нашли? — Аркадий не скрывал удивления.

— Нет, — вмешался Данька, — это я. Шаль и браслет на рынке купил, на Тортуге.

— А где у нас такой рынок? — Аркадий Аркадьевич виновато улыбнулся, — отстал от жизни. Это где новый торговый центр, туда восемнадцатый автобус ходит? Его недавно открыли. Так его Тортугой прозвали?

— Нет, Аркадий Аркадьевич, — Даня сказал раздраженно. Вовсе не из-за того, что дядя Аркадий не знает торговые центы города, а хотел защитить свой остров. — Тортуга — это остров на Карибском море.

— Даня, и когда ты успел слетать на Тортугу? — Рассмеялся Аркадий.

— Я там каждую ночь бываю. Засыпаю здесь, а просыпаюсь на Тортуге. На своем корабле, на паруснике "Скиталец". Корабль пиратов. Я юнга. Там засыпаю, появляюсь здесь. Вот там, на рынке я и купил. Мы захватили испанский корабль. Капитан Свен дал мне мою долю добычи, как юнге. Ты, говорит, наравне со всеми работаешь. Я не хуже любого настоящего матроса справляюсь, — хотелось не много похвалиться. — Получи. У них зарплата такая. Я маме и купил подарки. С первой зарплаты.

Подарок с первой зарплаты не только признание заслуг родителей, но и символ начала самостоятельной жизни. Ты рано повзрослел, мальчишка.

— Это, что, правда? — И Аркадий Аркадьевич перевел взгляд на Марию Петровну.

— Да. К несчастью, да. Он там один среди бандитов, разбойников. Они людей убивают и трупы… трупы за борт выкидывают.