Сон и явь. Перепутье (СИ) - Лин Брук

— Каким же бесчеловечным был тот парень! Ты с ним разбираться не пробовал?

— Ох, Марианна. Однажды, между нами завязалась такая драка. Потом Дженни со мной месяц не общалась. Но что толку с ним говорить, если моя сестра постоянно его за всё прощала, а после того, как он её бросил, продолжала обивать порог его дома?

— Какая токсичная любовь.

— Я бы назвал зависимость. Мы будто её от наркотиков лечили.

— Мне жаль, что всё так вышло, — касаюсь его руки. — Надеюсь, сейчас её душа спокойна.

— Я тоже на это надеюсь, — он нежно улыбается мне.

Берёт второй плед, раскрывает его и укрывает меня им.

— Спасибо, что тоже доверился мне, — говорю ему я.

Он улыбается. Так проникновенно смотрит в глаза. То ли от холода, то ли от волнения. тело вновь покрывается мурашками. Я укутываюсь сильнее в одеяло и отвожу от него взгляд. Только сейчас замечаю, что небо уже усыпано звездами.

— Давай оставшийся вечер проведём, не думая о грустном, — Итан протягивает мне бутылку апельсинового сока и ложится на плед, закинув руки за голову.

А я, сделав глоток, утыкаюсь взглядом в мерцающее небо и мыслями ухожу далеко за пределы этой галактики.

Глава 14

На часах пять утра. Я еду на кладбище. Всю ночь меня мучали кошмары. Снились мама с папой, и они были чем-то обеспокоены. Поэтому, так и не сумев крепко уснуть, я встала с постели, собралась и выехала из дома раньше намеченного.

Сегодня у меня запланирована съёмка для дипломной работы со Стейси и миссис Лоран на пляже. «Красота вне времени» — так я решила назвать свой проект. Хочу показать, что женщина красива в любом возрасте и виде. В наше время общество навязывает девушкам идеалы, к которым многие хотят стремиться, совсем забыв о своей индивидуальности. Стейси одна из тех, кто любит себя такой, какая она есть. А миссис Лоран — женщина, которая даже в преклонном возрасте привлекает внимание людей, с достоинством принимая свою старость и морщины. И я хочу передать любовь этих женщин к себе через их совместные фото.

Волнуюсь перед съемкой, боясь, что не смогу реализовать задуманное. Ещё и родители приснились расстроенные. Словно свыше какой-то знак. И это играет на моих нервах. Может, моя идея не настолько хорошая до завершающей работы?

Я мучаюсь в своих догадках и не замечаю, как доезжаю до назначенного места. Несу в руках любимые конфеты мамы и лимонад папы. Надеюсь, это поднимет им настроение.

Иду по узкой тропинке, погружённая в свои мысли, и когда оказываюсь у могил семьи, слегка мешкаю и осматриваюсь, туда ли я пришла. В метре от меня стоит мужчина, склонившись над памятником отца. Я вчитываюсь в имя на камне, убеждаюсь, что ничего не перепутала, и только после этого всматриваюсь в лицо неизвестного. Узнав стоявшего передо мной человека, я впадаю в шок. Это дедушка. Заметив, что кто-то подошёл, он выпрямляется и смотрит на меня. Всматривается, а я надеюсь, что не узнает. Пять утра и кладбище — не лучшее время и место для таких встреч. Но на лице мужчины появляется грустная улыбка.

— Доброе утро, — произносит он, отходя от могилы отца.

— Здравствуйте, — не зная, куда себя деть, спешу положить коробку конфет маме, а лимонад папе.

«Что он тут делает?» — это единственная мысль, которая крутится в моей голове.

Мужчина изучающе наблюдает за мной, и это сводит с ума.

— Я вам не помешаю? — спрашиваю я язвительно.

Удивляюсь своей несдержанности. Но кажется, есть вещи, которые неподвластны моему контролю.

— Я пришёл поговорить с сыном.

— Очень вовремя, — ухмыляюсь себе под нос, опустив взгляд на вазу с засохшим букетом цветов.

— Характер у тебя папин, — его слова заставляют меня резко поднять на него взгляд.

— Вы знаете, кто я?

— Я способен сложить два на два, — его лицо становится всё более доброжелательным.

Чего не скажешь про моё.

— Теперь ваше поведение на барбекю стало объяснимым, миледи, — добавляет он.

— Надеюсь, это сбросило груз переживаний с ваших плеч, — говорю я быстрее, чем успеваю подумать над своими словами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Говорю же, — усмехается он. — Вся в отца. Он тоже не особо любил церемониться.

— Считаю, это было одно из лучших его качеств.

Нависает неловкая тишина. Мы оба не знаем, что сказать, хотя слов накопилось за эти годы достаточно. И я даже не знаю, как правильно сейчас себя повести.

— Я пойду, — говорю первое, что приходит в голову. — Оставлю вас наедине, — указываю рукой на могилу папы.

— Не хочешь остаться? — его голос становится настолько проникновенным и приятным, что на миг я забываю, кто передо мной стоит.

— Вы уже уходите?

— Я только пришёл. Имел ввиду, остаться со мной.

— Буду откровенна с вами. Ваше общество меня смущает и заставляет нервничать.

— Спасибо за откровенность. Поэтому отвечу тем же, — поправляет пиджак, будто решаясь сказать нечто, что противоречит его характеру. — Я бы хотел познакомиться и пообщаться с тобой.

— Здесь? На кладбище?

— Рядом с Дионисом. Думаю, он был бы рад нашему знакомству.

— Вы так думаете? — с усмешкой смотрю на него.

— Я в этом уверен.

Он проходит к скамейке, стоящей чуть дальше, и приглашает меня сесть рядом. Я принимаю его приглашение. Сев рядом, неестественно выпрямляюсь в спине от напряжения и жду, когда он что-нибудь скажет.

— Я долго не мог решиться сюда прийти, — начинает он.

— Я покажусь сейчас очень грубой, — говорю с обидой в голосе и, повернув голову в его сторону, встречаюсь с ним взглядом. — Но вы отреклись от него дважды, поэтому могли уже и не приходить.

— Дважды? — хмурит брови.

— Второй раз, когда к вам пришли домой и сообщили, что он умер. Вы тогда сказали, что у вас нет сына.

Он меняется в лице. Я замечаю, что мои слова ранили его, и это меня удивляет.

— Помню этот день. За двадцать с лишним лет я так привык на все разговоры о Дионисе говорить, что у меня нет сына, что когда ко мне пришли и сообщили ужасную новость, я ответил, не уловив смысла слов. Возможно, это была защитная реакция. Как тебе объяснить? — он задумывается, подбирая слова. — Ты каждый раз собираешься поговорить с сыном, но постоянно откладываешь этот разговор на потом. Проходят годы и решится всё сложнее. А потом тебе стучатся в дверь и сообщают, что сына больше нет в живых. Я до сих пор пребываю в шоке и не могу поверить в случившееся.

— Вы ведь могли прийти хотя бы на похороны.

— Мы с Терезой были на похоронах. Подальше от всех, но были.

Я внимательно смотрю на него, пытаясь понять, врёт он или нет.

— Ты была убита горем. Помню твоё изувеченное лицо в слезах и врача рядом, — будто поняв мой взгляд, рассказывает он, чтобы убедить меня в правдивость своих слов. — Поэтому Терезе твоё лицо показалось знакомым на барбекю.

— Но вы так и не смогли узнать меня.

— Она предположила, что ты и есть дочь Диониса, но я убедил её, что она ошиблась. В тот день на похоронах у тебя была повязка на голове и раны на лице. Ты была не похожа на саму себя, поэтому я решил, что Тереза, увидев рыжие волосы и голубые глаза просто восприняла желаемое за действительное.

— Желаемое? — с уст вырывается смешок. — Или со мной, как с папой? Никак не могли решиться поговорить?

Он молчит. Удивительно, но такой человек не находит слов, чтобы ответить что-то.

— В любом случае, вы и не обязаны были со мной встречаться, — добавляю я. — Мы с вами чужие люди.

— Хотелось бы это исправить.

Теперь отмалчиваюсь я. Не потому, что нечего сказать, просто не хочется больше произносить грубых слов.

— Я рад вашему знакомству с Итаном, — прерывает наше молчание. — Ему в обществе не хватало такой девушки, как ты.

— Вы меня не знаете, чтобы так говорить.

— Знаю твоих родителей. Этого достаточно, чтобы быть уверенным в твоих принципах.

— Мне казалось, наши принципы вам не по нраву.